Но самое интересное — на днях соседи мои сухумские эвакуировались и рассказали, что меня недавно искал какой-то громила с ящиком тушенки. Вот ты представляешь, как они вычисляют! А соседка по площадке, грузинка, на него погнала: «Ты ей тушенку принес, а она фашистка, она сейчас в Гудауте, против нас воюет!» — «Ну и пусть воюет, она доктор, она мне жизнь спасла! Тогда бери хоть ты этот ящик — не обратно же тащить!» И ведь не постеснялась эта змея, взяла и даже ни с кем из соседей голодных «гонораром» моим не поделилась…
А теперь я раненым, что через мои руки прошли, уже и счет потеряла — круглые сутки работаем. И еще за маму очень беспокоюсь, она в оккупации, в селении застряла. Я сначала представляла, как здорово будет: мы село освобождаем, а мама меня ждет, встречает. Кто ж думал, что это все так всерьез затянется! Теперь вот дни и ночи думаю, как бы только мне ее вызволить…
* * *
На дверях кабинета, где живут офтальмологи Лепихины, самодельный плакатик: «Здесь живут врачи» — и большой Глаз. Наташа чистит картошку для супчика:
— Хуже всего то, что нет микроскопа и другой необходимой аппаратуры для микрохирургии. По сути дела, работаем топором, а ведь это все-таки глаза… Я двадцать лет оперирую, с такими повреждениями до сих пор сталкиваться не приходилось, но ничего, делаем, что можем. Ведь в сочинских больницах одно содержание раненого в пять тысяч в день обходится! Так представляешь, сколько мы с Володей денег Абхазии сэкономили?
Саратовскую больницу, где работают супруги, на два месяца закрыли на ремонт, а тут приехал врач-абхаз, знакомый их главного: очень нужна помощь хирургов-окулистов. Володя тут же согласился.
— Я, как узнала, сразу: «Тоже хочу!» Володя рассердился — нечего, мол, там бабам делать! А когда поехала в аэропорт провожать, тихонько у Джамала спросила: «Второй хирург вам не нужен?» — «Конечно, очень нужен!» И ты знаешь, за эти три дня, пока сама не прилетела, я за мужа вся извелась, от телевизора не отходила! А теперь — вместе, и мне спокойно.
Отпуск у супругов без содержания, да и он уже кончился. Денег здесь не получают, спасибо, главврач саратовский — порядочный человек, рабочие дни ставит. Зато абхазы щедро платят любовью и благодарностью, зовут и в гости в село, и на рыбалку.
— Мы тоже здешний народ полюбили. Обидно только, что наши возможности не до конца использовались: могли бы за это время и профилактические осмотры провести, и консультации дать. Теперь вот уговаривают остаться насовсем. В этой больнице раньше работал хирург — кстати, очень неплохой, я одну бабушку смотрела, он ее десять лет назад оперировал — красиво сделано! Но он грузин, кто знает, вернется ли. И я уже Володе говорю: «Может, правда, останемся? Ну что у нас в Саратове — двадцать человек хирургов! А здесь на самом деле нужны будем людям…»
* * *
Сформирован батальон старейшин (от 55 и старше) для несения внутренней службы под командованием шестидесятилетнего Хасана Ходжаева из Грозного, отца погибшего в Абхазии добровольца. Самый старший в батальоне — дедушка Расим из Очамчиры, 84 года: «Вообще я шофер, только один глаз у меня плохой, водить не могу, но из автомата стрелять сумею». Воевал в Отечественную и еще в 89-м, когда были грузино-абхазские столкновения на Галидзгинском мосту. Дочь Этери тоже сражается: «Нет, не медсестра, а сама фронтовичка». Двадцатидвухлетний внук Тенгиз поправляется после ранения. «А ты, дочка, замужем? А то смотри, в невестки возьму!»
* * *
Гудаутское кладбище. Похороны добровольца — донского казака Володи Лукашина:
— Сынок, здесь стоят абхазы, чеченцы, кабардинцы — тебя хоронит весь Кавказ. Ты пришел, когда мы оказались в беде, погиб за нашу свободу. И если, не дай Бог, горе посетит твою Родину, Абхазия обязательно придет на помощь…
* * *
Вид у меня по-прежнему «не местный», поэтому для поездок ближе к фронту приходится накидывать пятнистую куртку, а то в штатском принимают за привидение отдыхающей и провожают дикими взглядами.
В Новом Афоне у начмедслужбы Льва Аргун прибавилось забот. За прошедшие месяцы с той стороны неплохо пристрелялись: многострадальную Дорогу Грешников раздолбали вконец, снаряды ложатся уже у самых госпитальных стен.
Пришлось вскрыть знаменитые монастырские подвалы. Кладов там, увы, не обнаружилось, зато удалось оборудовать «бункер»: операционную и палаты, где в случае беды можно срочно разместить всех пациентов. К счастью, до этого пока не дошло, но оперировать стали все-таки под землей — там потише.
В соседнем помещении — пункт переливания крови.
— Ну, показывайте гостье свое хозяйство. Только, чур, кровь не брать — а то знаю я вас! — с шутливой строгостью предупреждает Лев.
Женщины в белых халатах весело смеются. Особенно старшая: маленькая, кругленькая, задорная украинка. Когда тетя Валя потом сказала, что ей шестьдесят четыре — я ушам своим не поверила.
В Новый Афон терапевт Валентина Николаевна Ревина переехала в 79-м — климат для приболевшего сына полезный: «Приехала, посмотрела вокруг и почувствовала — моя земля, мои люди. Отныне нам друг без друга никуда».
— А что такое грузинский национализм, я еще несколько лет назад поняла, когда съездила в Тбилиси на курсы повышения квалификации. Курсы — всесоюзные, были врачи и с Белоруссии, и из Средней Азии, и из России, а документацию нам показывают только на грузинском языке! И когда мы возмутились, они так уж были недовольны. Лекцию по сексологии нам читал такой пожилой, матерый красавец. И вот он начал сокрушаться: мол, со времен царицы Тамары трудно найти чистокровных грузин, я очень боюсь, что мой сын не найдет себе чистокровную жену… Я не стерпела и выступила: мол, я женщина старая, в сексологии, может быть, не очень, а вот в генетике кое-что понимаю. Есть у меня собачка с длиннющей родословной. Решили мы ее с таким же породистым кобельком свести, нашли жениха аж в Новороссийске. Приехали мы с ней, а из собачьего клуба интересуются: она у вас девочка? Нет, отвечаю, согрешила раз с черным армянским кобелем — замечательные щеночки получились! Мне в ответ: ну и забирайте ее обратно к нему — она всю свою родословную из-за этого потеряла. Так вот, вы все так русских женщин любите, что о грузинской чистокровности и говорить смешно! А ваша царица Тамара и вовсе вроде нашей Катерины была — клейма ставить негде! Он весь покраснел, от злобы затрясся — вылетел, дверью хлопнул! И как они меня там не прибили — а ведь грозились!
Когда началась война, тетя Валя стала начальницей службы переливания крови. Теперь все афонцы, рискнувшие остаться жить в городе, где ежедневно идет артобстрел, у нее «под колпаком». В большой амбарной книге переписаны все прифронтовые жители — с адресами и группами крови:
— Если для кого-нибудь из раненых нужна кровь, выезжаем прямо к донорам на дом. Система отлажена, проблемы возникают, только если требуется редкая группа крови. Вот Женя Бондаренко — единственная в городе с третьей группой, резус отрицательный — молодец, опять 500 миллилитров сдала. Так и зовем себя: «вампирши» да «кровопийцы». Коллектив у нас весь женский, дружный. Вчера был праздник, день рождения у Маши, лаборантки, так мы дома всяких лакомств — кто что наскреб — наготовили. И стихи ей на открытку сочинили — как в студенческие годы:
Ты — чудесный человек! Не забыть тебя вовек!Прикоснутся твои руки — и солдаты вновь в строю.Вот с Победою вернутся и на радостях напьются,Нарожают нам ребят, босоногих абхазят!Вспомним мы, как их встречали,Как мы кровушку их брали —Не забыть нам год войны!
Конечно, такого не забыть… Вчера ночью у нас в госпитале парень умер. Его мать — молодая женщина, сорок с небольшим, пятеро сыновей у нее было, старшему всего двадцать три. Так эта война уже четвертого сына отняла, остался последний, десятилетний. И она в уме повредилась: сидит — и то закричит, то засмеется страшно…
На всякий случай я решила проверить свою группу крови. Оказалось — вторая, резус отрицательный.
— Ах, какая кровь редкая, королевская, — мечтательно качает головой тетя Валя. — Жаль, что ты больше в Гудауте находишься. Но, знаешь, если не против, оставь свой тамошний адрес: вдруг кому-то из раненых понадобится…
* * *
В госпитальный двор заезжает министерская красная «Нива». Отар Осия знакомит: «Это француз, доктор Морис Негрэ из международной организации „Врачи без границ“. А это корреспондент из Москвы». Морис скептически разглядывает мой боевой наряд. Я напрягаюсь и гордо выдаю: «А ля герр ком а ля герр!». Полный восторг.
Госпитальный шеф-повар Роза угощает нас обедом. Между делом Морис объясняет, что его организации уже 22 года, она объединяет более тысячи врачей-добровольцев из разных стран. Ее представители работают в 76 государствах, там, где разразились крупные стихийные бедствия или идет война: