Операция Госкомитета России по чрезвычайным ситуациям по доставке гуманитарной помощи в блокадный шахтерский город Ткварчели шла четыре месяца. Первый зампред ГКЧС Юрий Леонидович Воробьев говорил мне потом, что из множества проведенных операций эта запомнилась больше всех:
— Тогда мы спасли пять тысяч человек — и вы бы видели, какие это были несчастные люди! После я получил письмо от сухумской общины Церкви евангельских христиан-баптистов: «Да благословит Вас Бог, да благословит Бог Россию, всех живущих в ней, и да даст Он Вам силу и желание и впредь не оставлять нас в беде…»
* * *
Анатолий из Очамчиры, 54 года, закончил Московский инженерно-строительный институт:
— Что с моей семьей — не знаю. Сам чудом уцелел: поставили к стенке, стреляли вокруг головы, прострелили ноги. Раньше строил жилые дома, общественные здания, после войны, если выживу, будет нужна моя профессия. А сейчас приходится только разрушать. Вы этого не испытали, понять не можете…
* * *
Пицундские пацаны, превратившие сувенирный магазин на территории древнего Храма в свой детский штаб, объяснили: «А над входом мы повесим наш флаг». «Какой „ваш“ — абхазский?» — «Нет, флаг Бога — белый с красным крестом. Это нас так один солдат научил…»
Гудаутский госпиталь. Министр здравоохранения республики Отар Владимирович Осия печально изучает длиннющий список самого необходимого:
— Вот взгляни — ампула этого лекарства стоит 10 тысяч. А знаешь, сколько их нужно на курс лечения только одного раненого? Тридцать четыре…
В дверях появляется Вячеслав Абухба — теперь он работает здесь хирургом:
— У нас сейчас много коллег из всего бывшего Союза трудится. Все бесплатно — добровольцы, кто в очередном отпуске, кто «за свой счет». Из Саратова приехали Андрей Тусеев и супруги Лепихины — Наталья и Владимир, из Нальчика — Аслан Шаов, из Еревана — Артур Сепян. А вот, видите, в окне второго этажа: врачи чай пьют? Это наши сибиряки из Сургута: Михаил Отроков и Николай Васильевич Иванов, заслуженный врач РСФСР, главный хирург своего города. Хотите познакомиться?
Поднимаемся, знакомимся. Михаил наливает нам чаю.
— Вы здесь по линии Красного Креста?
— Нет, ко мне в конце июня друзья из Ткварчели приехали, я у них в доме не раз отдыхал, — рассказывает Николай Васильевич. — Страшно слушать было, что здесь творится! Не помочь — просто нельзя, мы решили ехать и правильно сделали. Уладили все вопросы с администрацией и нас отпустили без проблем. Кстати, были и еще желающие помочь.
— Нам никто не предлагал, — подхватывает Михаил, — мы добровольцы. Ведь раньше здесь люди со всего Союза здоровье поправляли: сам я на юге впервые, но, работая в Сургуте, постоянно в медицинских картах встречал названия абхазских курортных городов. И вот сейчас — как будто в знакомые места приехал…
Сибиряки оперируют в одном из самых сложных отделений — реанимации: «Время летит очень быстро, как один бесконечный день». Последнее время 90 процентов ранений — осколочные и взрывные, пулевых практически нет:
— Ребята говорят — если бы лицом к лицу, в честном бою — не так обидно. Ранения все нестандартные, тяжелые, причем, как говорится, не «образца сорок первого года». С тех пор вооружение значительно усовершенствовалось — раны большие, с поражением нескольких органов. А мы ведь вообще-то «мирные» хирурги.
— С другой стороны, — замечает Николай Иванович, — сориентировались довольно быстро. Я работаю хирургом тридцать лет, приходилось оказывать помощь и за пределами Сургута, вылетал на места крупных катастроф в Тарко-Сале, Нижневартовск. Охотников в Сибири много, так что нас ни огнестрельными, ни дробовыми, ни ножевыми ранами не удивишь. Правда, вот осколочных, действительно, не попадалось.
— Тут на днях привезли ребенка — сильно покусан собственной собакой. Наверное, состояние человеческого страдания, ожесточение — то, что мы иногда не можем выразить словами — передается даже домашним животным.
По госпиталю летают стайки юных практикантов, студентов Нальчикского мединститута. Старшие товарищи отзываются о них с уважением: «Если на практику сюда, а не куда поспокойней приехали — значит, не случайные в нашем деле люди»:
— Один практикант на днях ассистировал нам на операции: хороший парень, интересуется хирургией — чувствуется, что из него толк выйдет. Сейчас ведь идти в медицину особого рвения у молодых нет — тяжелая, низкооплачиваемая работа. Но нас жвачкой торговать не заставишь, хоть миллионы давай! Это не бизнес, а спекуляция кругом идет, и в Сургуте и в Москве, только вам материально тяжелее живется, у нас все-таки заработки повыше.
— Семьи не боялись вас сюда отпускать?
Михаил пожимает плечами:
— Нормально поняли — на войне как на войне. Вы правильно отметили — мы вечно чего-то боимся. Но ведь именно мы — сами! — должны определять жизнь своей страны. А то в российском руководстве сейчас находятся люди, которые, как чеховский человек в футляре, всегда боятся — как бы чего не вышло. Но Россия же имеет громадное влияние на судьбы народов нашей бывшей страны, она должна, просто обязана помочь Абхазии: горстка народа бьется с такой махиной…
Прощаемся — врачам пора на очередную операцию. Уже за дверями Вячеслав тихонько говорит:
— Вам они еще многое из скромности не сказали. Ведь, как и мы, работают круглые сутки, живут прямо тут, в госпитале, Николай Васильевич своим огромным опытом делится. Кстати, привезли с собой на 60 миллионов гуманитарной помощи — около тонны медикаментов, перевязочный материал, инструменты — собрали подарок сибирские коллеги. Когда такие люди приезжают, тверже веришь: справедливость — на нашей стороне. И усталость уже не так чувствуется…
* * *
— Знаешь, есть такой карточный пасьянс, по преданию, его придумала сама Мария Стюарт. Он вообще-то простой, вот только складывается очень редко, и есть поверье, что это происходит перед какими-то значительными событиями: у самой Марии он сложился единственный раз — накануне дня ее казни. И вот 13 августа я вечером вдруг решила его раскинуть — получилось! Я подумала — ошибка, раскинула еще раз. Опять сложилось. Я, дурочка, обрадовалась — не иначе как замуж выйду! А на следующий день война началась…
Мы с Макой сидим на лавочке в госпитальном дворе — надеялись спастись от духоты ординаторской. Но и здесь полуденный воздух густой от зноя и скороговорки кузнечиков. Несколько разномастных собак, млеющих поодаль, ленятся даже хвостом вильнуть.
— У нас уже целый собачий приют при госпитале образовался: хозяева уезжают, а своих дворовых псов бросают на произвол судьбы. А вот этот, Черныш, — он вообще беженец из Шромы, прибыл вместе с ранеными на санитарной машине. Парень-шофер рассказал: пока раненых заносили, песик забился под носилки и ни в какую вылезать не хотел. Не было времени с ним под обстрелом возиться, да и жалко. Так вот и спасли Божью тварь…
Идиллию нарушают протопавшие мимо нашей лавочки мужики с автоматами. Беженец Черныш недовольно косится вслед.
— А знаешь, какой у меня был первый раненый на этой войне? Когда в Сухуме началась стрельба, я с перепугу побежала к подруге в соседний дом. Смотрю — дверь квартиры настежь раскрыта, в комнатах все вверх дном и тут истошный вопль: «Сто-о-й!» И вижу: на кровати в позе роженицы лежит здоровенный окровавленный детина с автоматом. «Опустите автомат, я врач, окажу вам помощь». Подхожу, осматриваю: ого! — пулевое ранение прямо между ног, мошонка вдребезги! Я рву халат подруги на бинты, спрашиваю: «Откуда ты сам?» — «Из Телави». — «Ага-а, — думаю, — ты сюда из Телави пришел порядок наводить… Метко стреляют абхазские воины!» Перевязала, подошла к окну — там как раз напротив стоит Первая городская больница, кричу по-русски: «Помогите, раненый!» Никого и ничего. Понятно — там почти одни грузины работали. Тогда я то же самое — по-грузински, я от соседей немножко научилась. Тут, смотрю, зашевелились, выбегают с носилками, значит, пора мне исчезать. И, пока я бежала домой, я всеми силами души молилась, чтобы не встретить никого из знакомых! Потому что платье мое белое все в крови и сперме, и запах совершенно недвусмысленный, попадись я кому-нибудь на глаза, уже никогда в жизни бы не доказала, что не утратила чести! И, видно, Бог на меня посмотрел — ни одной живой души по дороге не встретила.
Но самое интересное — на днях соседи мои сухумские эвакуировались и рассказали, что меня недавно искал какой-то громила с ящиком тушенки. Вот ты представляешь, как они вычисляют! А соседка по площадке, грузинка, на него погнала: «Ты ей тушенку принес, а она фашистка, она сейчас в Гудауте, против нас воюет!» — «Ну и пусть воюет, она доктор, она мне жизнь спасла! Тогда бери хоть ты этот ящик — не обратно же тащить!» И ведь не постеснялась эта змея, взяла и даже ни с кем из соседей голодных «гонораром» моим не поделилась…