Симон Кордонский: Вузы готовят молодых людей к государственной, гражданской, военной службе, к работе в министерствах и ведомствах, контрольных органах. Отраслевые учебные заведения готовят членов своих профессиональных сословий — медиков, агрономов, строителей. Вузы ранжируются в зависимости от того, на какой социальный статус может рассчитывать его выпускник. Выпускник столичного университета может претендовать на получение значимого положения в столичной иерархии. Выпускник провинциального вуза в лучшем случае может рассчитывать на гражданскую региональную службу.
Работодатели недовольны качеством образования, но при этом выясняется, что им безразлично, какими знаниями и умениями обладает выпускник. На практике работодателя интересует, какой вуз вы закончили, ваши личные качества, способность к обучению и установлению контактов, то есть социальная подготовка. Опыт преподавания по различным программам MBA и «президентской», получение второго образования так же показывает, что студенты не заинтересованы в получении регулярных знаний — их интересует диплом и получаемые «связи». Для получения полноценных членов служебного сословия, для внедрения соответствующего мировоззрения власть формирует разнообразные движения (замена комсомолу): «Мы», «Наши», «Местные», «Идущие вместе», — в которых приобретается политическая грамотность.
Массовое насильственное внедрение образования было начато Петром I, поскольку модернизированной армии требовались люди, способные к управлению войсками, имеющие представление о кораблевождении и умеющие наводить артиллерийские орудия. Дворяне были обязаны отправлять своих недорослей либо на службу, либо в учение. Указом императора было запрещено священнослужителям венчать дворян, пока те не докажут, что разбираются в арифметике и началах геометрии.
Ричард Пайпс: Обязательное обучение длилось пять лет. В пятнадцатилетнем возрасте юноши поступали на действительную службу, часто в том же гвардейском полку, в котором они прошли обучение. Проведенная Петром реформа образования привела к тому, что обязательную государственную службу начинали теперь чуть ли не в детские годы. Из всех его реформ эту дворяне ненавидели больше всего.
Массовое образование в стране выросло не из внутренней экономической потребности, оно появилось усилиями государства для создания боеспособной армии. Но массовое образование таит в себе и опасность — волнения и бунты часто начинаются в университетах. Высшее образование прививает молодежи западный стиль жизни, потому что программы основаны на соответствующих методиках и учебниках. А жизнь наша далеко не западная, и это противоречие приводит к ситуации неоправданных ожиданий. Безработные люди с высшим образованием, не востребованные обществом, — это самая взрывоопасная смесь.
Ярослав Кузьминов: Мы имеем сейчас совершенно уникальную ситуацию: у нас 57 процентов людей с высшим образованием в когорте 25–35 лет, хотя есть всего 30 процентов рабочих мест для людей с высшим образованием. У нас огромный нереализованный потенциал, сформированный образованием. Если мы посмотрим на ведущую когорту, люди 15–25 лет, то здесь 87 процентов получают или собираются получать высшее образование. Такого нет вообще нигде. Можно ли себе представить общество, в котором одни инженеры, где никто не подметает, никто не исполняет указания? И у нас количество людей, получающих высшее образование, выросло со 170 тысяч примерно до 620–630. До сих пор проблему удавалось не замечать, потому что растущая экономика городов поглощала бывших студентов — сначала в офисы, потом в магазины. Но последние годы демонстрируют не то что дефицитность таких мест — их безнадежность. Через высшее образование больше не удается сделать карьеру. Вот здесь я вижу источник опасности.
Непримиримая оппозиция
Группа потерявшихся в джунглях
русских туристов была найдена
по матерящимся попугаям
Структура сословного государства очень плотная: вы либо встраиваетесь в нее за счет полного принятия существующего положения вещей и тратя все свои силы на получение своего куска пирога, либо выпадаете из общества. Как лед, возникающий из замерзающей соленой воды, выдавливает из себя соль, так и коснеющая сословная структура выдавливает за пределы «приличного общества» всех, кто в нее не вписывается. Политик, заявивший о себе как об оппозиционере, становится маргиналом и изгоем. Так называемая «системная оппозиция» играет строго по правилам и знает свое место. Реальную «непримиримую оппозицию составляют люди, в принципе не принимающую сословную систему как таковую, аутсайдеры и выпавшие из гнезда политики.
Поэтому нетрудно понять, что реальной оппозиции, которая могла бы завтра прийти к власти и способна более или менее эффективно управлять страной, нет и не предвидится. Ведь потенциальных конкурентов близко не подпускают к реальной деятельности. У нее нет ни понимания механизмов управления, ни привычки к ответственности. Более того, если оппозиционный политик чудом попадает в систему исполнительной власти, то он уже вскоре интегрируется в систему. Людей же, которые раньше занимались реальной политикой, но оказались вне системы, отсекают весьма жестко и не дают работать ни на каких уровнях.
Идеи, которые проповедует «либеральная» оппозиция, не органичны для страны, не вызрели, они привносятся извне и считаются панацеей. Но отдельные элементы целостной системы не работают, а приводят только к внешним изменениям. Так, выборы важны не сами по себе — они механизм включения конкуренции, именно конкуренция благотворна. Выборы в отсутствии реальной конкуренции кандидатов — зло. Россия очевидно не готова к всеобщим, прямым и равным выборам, в ней и сословных выборов никогда не было, нужно искать другие пути включения конкуренции.
Главная идея либералов: Россия должна стать европейским государством. А тот факт, что страна таковой не является, объясняется «просто задержкой в развитии» и ставится в вину начальству. При этом тысячелетний путь развития страны выглядит как цепь случайностей и ошибок.
Симон Кордонский: Строители демократии и капитализма, как и строители «новой империи», сходны в том, что на дух не принимают того, что в стране уже есть.
Андрей Пелипенко: Одним из существенных признаков инфантильности общественного сознания является непонимание того, насколько настоящее и будущее того или иного народа определяется его прошлым. Бодрячки-технократы и выходящие из их рядов эксперты и политики свято убеждены в том, что в каждой исторической точке можно начать жизнь с чистого листа. Вот сейчас мы примем хороший закон, вот этого уберем, вот этого поставим (главное — честного!) — и все заработает. Волюнтаристы и прагматики, как правило, оптимисты. А те, кто видит глубже, если не всегда пессимисты, то, как правило, скептики.
Главным признаком того, что борьба происходит не с отдельными недостатками, а с русской матрицей, является факт, что оппозиция выступает против всех властных структур и всего крупного бизнеса одновременно. Многочисленные опросы общественного мнения показывают, что 70% населения страны эти идеи не поддерживает и за них никогда не проголосует. Так, ограничение гражданских прав, демократических свобод (свобода слова, печати, передвижения и др.) волнует только 3% населения нашей страны, а засилье, произвол чиновников — 16%.
Фактически мы имеем дело с продолжением народовольческой традиции просвещения косного народа, к которому «революционеры» относят людей, проживающих в небольших городах и поселках, пенсионеров, зависимых от начальства бюджетников. России поставлен неверный диагноз, и лечение назначено неправильное. Главное в этом диагнозе то, что он примитивен. Анализ российского опыта показывает, что многие проявления «национальной специфики» устраняются только вместе с государством, а ослабление государства приводит к развалу страны. Так было в 1917 году, так же было и в 1991-м. Двадцать лет «перестроечного» опыта демонстрируют этот факт весьма наглядно.
Юрий Афанасьев: Отрицание европейских либеральных ценностей в качестве универсальных и для России, как правило, воспринимается как русский национализм — или же как отказ в стратегическом целеполагании от западной ориентации вообще (в плане цивилизационных координат) и переориентацию не известно на что: то ли на Восток, то ли в Евразию, то ли в Азиопу. Я пытаюсь показать, что европейские либеральные ценности неприемлемы для России не с той точки зрения, хороши они или плохи сами по себе, а потому, что они внеположны ей и, следовательно, навязываются России как догмы чистой воды.