Впрочем, после этого капитан утешил всех — или думал, что утешил. Он объявил, что команда и пассажиры — пассажирами числились ученые — могут заниматься личными делами. Затем он сел за столик и стал бриться.
Итак, капитан Лобов бреется — второй раз за эти сутки, и, по-видимому, последний на ближайшие месяцы: бритва потребляет энергию. Пилоты садятся доигрывать партию. Они играют очень внимательно и сосредоточенно, и лишь впоследствии обнаружится, что белый король шесть ходов подряд стоял под шахом и никто этого не заметил.
Ученые, видя, что экипаж как будто бы успокоился и жизнь стала входить в нормальную колею, возобновили работу. В данном случае работа заключается в выяснении причин аварии. Это нелегко, потому что не с чего начать, не за что зацепиться. Корабль споткнулся на совершенно ровном месте. До самого последнего момента все механизмы и устройства действовали нормально. Очевидно, в первую очередь отказали механизмы реактора. В них и следует искать вину… Инженер Риекст прислушивается к рассуждениям ученых столь же внимательно, как раньше ловил шум двигателя. Инженер вообще предпочитает слушать, но тут он не выдерживает.
— Прошу извинения, — сурово говорит он, — но искать причину аварии в механизмах реактора бесполезно. В случае, если блокирующие автоматы в порядке, но заклинило стержни, автоматы подают сигнал тревоги. А сигнала-то не было, не так ли?
— Иными словами, — начинает контратаку один из гернистов, — вы предполагаете, что неисправность следует искать в автоматах? Но, мне кажется, вы упустили из виду, что о любой неисправности в системах автоматов немедленно сообщает контрольный блок. Не находите ли вы, что ваше утверждение звучит несколько рискованно?
Второй гернист думает, что утверждение звучит крайне рискованно. Виноваты, конечно, стержни.
Инженер продолжает настаивать на своей точке зрения.
Оба антигерниста считают, что инженер неправ: автоматы, разумеется, не могли отказать все сразу. Такое явление наблюдалось бы, пожалуй, лишь в том случае, если бы, скажем, во Вселенной сразу исчезли и электрическое, и магнитное поля. А это, как известно, было бы равносильно исчезновению Вселенной вообще.
В чем же дело? Это будет ясно после тщательного изучения фактов. Пока можно с уверенностью утверждать одно: авария действительно произошла, двигатель, реактор и автоматы непосредственного контроля и управления отброшены и уничтожились. Что касается причин несчастья, то о них пока нельзя с уверенностью сказать ничего определенного.
По зрелом размышлении гернисты присоединились к этой точке зрения, присовокупив лишь мнение относительно того, что, возможно, налицо было проявление возмущающего влияния Трансцербера.
— Тела, ошибочно именуемого Трансцербером, — поправляют антигернисты. И старый спор вспыхивает снова.
Инженер выключается из дискуссии и вместе с капитаном начинает долгое путешествие по схемам автоматов и киберустройств корабля. А некое тело, именуемое Трансцербером, находится еще очень далеко. До него — по орбите — полмиллиарда километров. Но оно догоняет, и рано или поздно догонит. В глубине души все побаиваются, что это произойдет несколько преждевременно. Хотя — об этом трудно судить до получения ответа с Земли. Пока же один капитан Лобов знает, что успеть к ним может лишь звездолет — «длинный корабль», в приземельской терминологии. А их сейчас нет в Солнечной системе. Да и то — корабли строятся не для того, чтобы висеть в портах. Они далеко, они ищут инфракрасные звезды, самые близкие к нам, и связь с кораблями пока установить нельзя.
Велигай стремительно прошагал к выходу, за ним торопились остальные. Ирэн оглянулась на Кедрина, но не сказала ни слова, только улыбнулась. Это была улыбка человека, вернувшегося домой.
Кедрин покинул салон последним. За входным люком оказалась маленькая площадка, от нее, шурша, убегала бесконечная лента — род движущегося тротуара. Впереди на ленте виднелись удаляющиеся фигуры спутников по кораблю.
Держась за поручни площадки, Кедрин огляделся. Пилот стоял неподалеку, напевая. Голос Семы доносился откуда-то — снизу или сверху, сказать было трудно. Кедрин взглянул себе под ноги, и у него закружилась голова, как если бы он стоял на краю бездны. Так оно, впрочем, и было.
Он крепче вцепился в поручни. Правда, тяжесть почти отсутствовала, но голова все равно кружилась. Кедрину почудилось, что он стоит вверх ногами, потом — что лежит. Он заслонил глаза ладонью, потом медленно отвел ее.
Свет клубился в громадном цилиндре, как теплая метель; все так же шуршала дорожка. Командир глайнера похлопал Кедрина по плечу. Внутренне содрогаясь, невольный самозванец ступил на дорожку и, ужасаясь, поплыл над бездной. Верха и низа все не было. Дорожка привела Кедрина еще на одну площадку, и вдруг низ определился и лег под ноги, верх оказался над головой. Эскалатор повез Кедрина вниз. Очутившись на полу, незадачливый путешественник облегченно вздохнул и порадовался обретенной нормальной тяжести, потом поднял голову. Метрах в пятидесяти над ним, стиснутый могучими захватами, висел глайнер, а еще выше, на потолке, головой вниз ходили, кажется, люди.
Несколько человек остановились неподалеку — все в таких же отблескивающих комбинезонах, как и знакомые монтажники. Глядя на них, Кедрин вдруг вспомнил о продранных коленях: до сих пор было не до туалета. Пришедшие, задрав головы, полюбовались на глайнер, потом один из них, ослепительно рыжий, сказал:
— Вот назидательное зрелище из той романтической эпохи, когда летали со шлейфовыми двигателями. Спорю, что на нем стоят «Винды». Как ты думаешь, романтик?
— Думаю, — ответил черноглазый романтик, — что на Трансцербере скоро начнут строить постоянную станцию. Окраина системы, без станции не обойтись. Надо бы туда попасть.
— Фантазируешь…
— Это что! Я вот встречал одного. Представляете — сидит, читает. Глаза горят, ерошит волосы, топает ногами — аж сбивает курс. Я заглянул — ну, конечно, роман об автофиксации в пятом линейном измерении, фантастика, подвиги… Читает и воображает себя героем. А шли-то всего регулярным рейсом к Марсу, пилот от тоски спал вторые сутки подряд и будить не велел, пока живы автоматы.
— А у Лобова автоматы полетели. Там теперь не до сна.
Наступило молчание, потом кто-то сказал:
— Ладно. Заправим это чудо техники.
— Заправим… А посадил он его классно.
— Да. Искусство посадки исчезает.
— Давайте заправлять. Скоро смена.
— Подключай… Я ходил с Лобовым. Чем хуже, тем он веселее. Но строгий капитан. От и до. По инструкции.
— Дай давление. Ты там открыл горловины?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});