не понял. Это не я, ты – этот сломанный цветок. Но я не могу тебе этого сказать: насколько ты для меня на самом деле дорог.
– Тогда ты лучше, чем я, – сделала я шаг к нему. – Знаешь, зачем я пришла сюда? – Уверенно посмотрела в его жёсткое лицо. – Хотела тебя по… – и вдруг запнулась, увидев его губы. Его упрямо сжатые, тысячу раз нарисованные, такие знакомые, такие любимые губы. – По…
– Поцеловать?!
Глава 14. Арман
Сердце ухнуло куда-то к чертям собачьим. Даже в такой малости. Глупости. Мелочи. И то я вынужден ей отказать.
– Ян, прости. Но я… я никого не целую, – закрыл я глаза. Провёл рукой по лицу. Выдохнул. Да что же за проклятье такое. Ну почему, я не хочу, а всё время делаю ей больно. – Это не из-за тебя. С того дня как погибла моя жена, я никого не целую.
– У тебя была жена? – удивилась она так, как будто всё обо мне знала, кроме этого.
– Очень давно. Восемнадцать лет назад.
– Ты её любил?
– Очень.
– А что с ней случилось? – не унималась она.
– Её убили. Застрелили. Из-за меня. Видишь, я всем приношу одни несчастья, не только тебе, – горько усмехнулся я.
Но она глянула как-то странно.
– А ты за неё отомстил?
– Да, – скупо кивнул я. Нет, нет, сейчас я не готов это вспоминать.
– Я тоже однажды отомщу за отца.
– За отца? – удивился я.
Но теперь она покачала головой, давая понять, что не будет об этом говорить.
Как два истукана мы стояли напротив друг друга. Шумело море. Кричали чайки. Нашу одежду увлажняли солёные брызги. Под ногами хрустел песок. Но что-то не ладилось. А точнее сказать, в этой идеальной для свидания картинке мы с каждым словом только становились друг от друга дальше. Хотя она так на меня смотрела, когда хотела поцеловать, что на одну сумасшедшую секунду я вдруг подумал, что всё это не просто так. Я не просто хочу с ней замутить. Это что-то большее, намного большее.
Но она вывела меня из оцепенения.
– Спасибо, что привёл меня сюда. Для меня это было очень важно.
– Что? Почему? – тряс я головой, не понимая.
– Потому что я приняла решение. Очень важное для меня. Когда смотрела на те картины с Катей.
– Правда? И о чём же ты думала, когда на них смотрела?
– О том, что ради матери она отказалась от всего. А ведь, наверно, тоже любила, хотела чего-то для себя, семью, детей. Но всю жизнь заботилась о маме. А я… ведь это всего каких-то несколько месяцев, – она вскинула голову. – Арман, я тебе соврала.
– А, да? Ну это херня, – отмахнулся я. – Мне можно врать. Иногда даже нужно.
Хотя меня очень заинтересовало что значит это «тоже любила». Но я не спросил. Намного больше напрягла её мысль о самопожертвовании.
Она покачала головой.
– Я не хочу тебе врать. Поэтому признаюсь, что согласилась на эту встречу не просто так.
– Серьёзно? – хмыкнул я.
– Я пришла попросить у тебя денег. В долг. Чтобы сделать новый паспорт.
– Ты потеряла паспорт? – выпучил я глаза, ожидая чего угодно, но только не этого.
– Нет, его забрала ма… – она осеклась, – Татьяна Владимировна.
– Что значит забрала? – реально не вмыкал я.
– Закрыла в сейфе. Я просила вернуть, когда она покупала мне новый телефон и сим-карту, но она не отдала. А за восстановление паспорта надо заплатить пошлину.
– И сколько надо заплатить?
– Полторы тысячи. Но мне надо две, – поспешно добавила она. – Ещё триста рублей штраф и двести – фотографии.
– И ты хотела попросить у меня две тысячи рублей? – поперхнулся я.
Она кивнула. А у меня было странное чувство, словно я её теряю. Вот только что она говорила про нас: «возьми», «я не буду сожалеть», «это не значит, что я ничего не чувствую». Но вдруг и правда что-то решила. Что-то такое, чего ей делать никак нельзя. И что нас… разлучает. А мы ведь даже не были вместе. Ну, один раз не считается.
И у меня было стойкое ощущение, что это я опять всё испортил.
– Но я верну. Просто денег у меня нет совсем. А без паспорта мне не устроиться на работу. Всё равно куда. А потом, если удастся восстановить диплом, уже можно будет попробовать по специальности.
И где её диплом я даже спрашивать не стал. Видимо, там же, где и паспорт.
– Я смотрю, у тебя целый план, – усмехнулся я, но она даже не поняла иронии. – Решила сбежать?
Она снова кивнула.
– А жить? Где ты собиралась жить?
– Я надеялась что-нибудь придумаю, – потупилась она и окончательно закрылась. – Но это уже неважно.
– Передумала? – приподнял я бровь. – Из-за тех картин?
– Не только. Я об этом думала до этого. Но благодаря им решила, что должна. Потому что я могу ей помочь. Потому что, какая бы она не была, а она моя мама.
– Чем же ты ей можешь помочь? – вот прямо задницей чувствовал я неладное.
– Могу выносить её ребёнка.
Я сел на злополучный ящик. Потом встал. Потом снова сел. Задница чувствовала, но не понимала.
– Прости, я, конечно, плохо во всём этот разбираюсь, а суррогатную мать Татьяне Владимировне найти не судьба?
– Я и буду суррогатной матерью. Я на всякий случай позвонила врачу, всё узнала. Сама она действительно не может ни забеременеть, ни родить. А ещё… это очень дорого. Целых восемьсот тысяч. Плюс расходы на лекарства, питание, одежду. Потом на роды, уход.
– А ты значит ей ребёночка выносишь за «спасибо»? – и я уже не иронизировал, язвил. Но девчонке, для которой две тысячи рублей – деньги, восемьсот тысяч – наверное, всё равно что восемьсот миллионов. Ей поди и невдомёк, что для адвоката уровня Воскресенской – это так, семечки, месячная зарплата, а то и меньше.