их я пока выкинул их головы. – Люблю, когда тепло. Я с детства всё время мёрзну, – поплотнее запахнула она своё мешковатое пальтишко. И я даже порадовался, что не настоял, чтобы она его сняла. А потом вспомнил город, в котором она жила, и не удивился.
– Даже летом? – ляпнул я лишь бы не молчать.
– Особенно зимой, – кивнула она. – Зимой было просто невыносимо. У нас была угловая квартира и стена лопнула. Да и батареи почти не грели. Дом лет десять как должны были снести, и лет тридцать как не ремонтировали, но кому некуда было деваться, как нам, так в нём и жили. Но я не жалуюсь, – испуганно глянула она на меня.
– У нас в детдоме было то же самое. И вечно сыро ещё. Но сейчас его уже снесли и новое здание отстроили. Зато, говорят, мы закалёнными росли. Болели редко.
– Кстати, да, я ведь тоже почти не болела, – удивлённо посмотрела она на меня.
Что? Да спроси же! Что так тебя удивило? То, что я вырос в детдоме? Так это любая ссылка в интернете про меня скажет. Что мало болел? Что у меня такие глубокие познания в области закаливания? Я усмехнулся почти горько, но она промолчала.
И так же молча вошла в тёмный зал, где свет точечных ламп подсвечивал только картины.
Минут через пять, я уже чувствовал себя не просто лишним, но и в принципе ненужным. Оглянулся в поисках кушетки, лавки, хоть захудалого стула. И удивился, когда она вдруг заговорила, словно сама с собой.
– Это Катя. Здесь везде Катя, – слегка обернулась она ко мне, словно позвала за собой. – Их было четверо, детей у Зинаиды Серебряковой. Счастливый брак. Дружная семья. Любовь, достаток. Восемь поколений аристократов и художников. Но потом война, революция, смерть мужа, нищета, – её голос дрогнул. – Она уезжает ненадолго в Париж в надежде заработать, а в итоге сможет увидеть свою старшую дочь только спустя тридцать шесть лет. А младшая, Катя, – она показала на картину, – будет ей всем. И натурщицей, и помощницей по хозяйству.
– Здесь везде она? – снова удивился я. И вовсе не тому, что мои консультанты умели подбирать коллекции, а тому что Яна это знает.
– Да, да, – оживилась она, и я пошёл за ней как привязанный. – Видишь, здесь она с куклами. Здесь на красном одеяле ей десять.
– А здесь уже наметилась грудь, – заметил я невпопад, но без задних мыслей.
– И уже совсем взрослая, – подошла она к очередной картине, где грудь у этой Кати уже выросла ого-го. – Она ведь так и не вышла замуж. И всю жизнь берегла наследие матери. Какое самопожертвование, – вздохнула она, протянула руку, и я едва успел её схватить.
Но сигнализация всё же сработала. И не просто предупреждающе крякнула, взвыла.
– Я не хотела, простите, – оправдывалась она, когда зажав руками уши, мы выбежали в коридор.
– Ерунда. Забудь, – отмахнулся я. Но, честно говоря, был рад, что пусть так, но мы всё же покинули этот зал. На меня он нагонял тоску. Искренне было жаль и девчонку, и тётку. Даже меня, толстокожего, зацепило. – Может, теперь пойдём к морю? – уже не предоставляя ей выбор, предложил я. – Там точно будет тепло.
А ещё там у меня был приготовлен маленький сюрприз для неё.
И она легко согласилась.
Глава 13. Яна
– Признаться, я ни черта не понимаю в искусстве, – Арман пригласил меня в зал, но словно вывел в другую реальность, дыру в пространстве, и мы оказались на берегу моря. – А вот такие глупости мне нравятся, – махал он руками, показывая, – пиратский корабль, по которому можно полазить. Шум волн, что можно послушать. Крики чаек. Песок. По нему можно пройтись босыми ногами. Разувайся, разувайся, не бойся, – скинул он свои туфли и носки, подавая пример.
– Холодный, – встала я босыми ступнями на песок.
– А здесь какой-то специальный агрегат распыляет морскую воду. Кажется, словно дует солёный ветер, – восторгался он как мальчишка, потянул и поставил меня перед собой. – Не очень похоже, конечно, но, если закрыть глаза…
– Не знаю, мне не с чем сравнить, – прикрыла я веки, подставив лицо мелким брызгам. – Но это классно.
– Точно классно? – развернул он меня к себе. – По тебе и не скажешь. Почему ты никогда не улыбаешься?
– А ты пытался меня рассмешить?
– Нет, этого я, увы, не умею, – хмуро сошлись его брови. – Я и сам, признаться, тот ещё весельчак. Но ведь был в твоей жизни хоть один счастливый момент?
– Был, – кивнула я. – Даже ноги подкашивались от счастья.
– Но ты, конечно, не расскажешь?
– Нет, – качнула я головой.
«Потому что он связан с тобой, Арман. Всё счастливое в моей жизни почему-то связано с тобой. А про тебя нельзя».
Он тяжело выдохнул, словно и не ждал ответа.
Странно, но он стоял так близко, а я ведь чувствовала себя уютно. Нет, хуже, я именно и чувствовала себя счастливой, хоть и не улыбалась. Вдыхала запах его тела, ощущала тепло, что от него исходило и хотела к нему прижаться. Но не к этому дорогому костюму. А к атласной коже, упругим мышцам, скользнуть рукой по красивому животу. Чёрт, я помнила его тело. Его обнажённое тело так, словно он и сейчас стоял предо мной голый.
Его руки, срывающие с меня одежду. Дрожь, что его сотрясала, когда он навалился на меня. И мне было не противно и не страшно это вспоминать. Наоборот.
Мне было приятно, когда он касался меня пальцами. Там. Этому невозможно было противиться. И невозможно об этом не думать, когда он стоял рядом.
– Ян, почему? Почему ты мне ничего не сказала, когда пришла? – похоже, он думал о том же самом. – Что ты просто принесла подарок? Что ты не девочка по вызову, которой заплатили, и которую я, между прочим, ждал. Я даже не понял, понимаешь, не понял, что нельзя.
– Прости, – опустила я голову. Как всегда, оказалась не в то время не в том месте.
– Да нет же, господи! – выдохнул он. –