я просто хочу тебя снова увидеть. Давай встретимся?
– Давай, – пожала я плечами, и сама от себя не ожидая такой смелости.
– Отлично! – Мне показалось, или он правда обрадовался? – Я сейчас в Австрии. Но завтра уже вернусь. Вечером ты будешь свободна?
– Да, – кивнула я.
Мысли путались. Скакали в голове словно мячики. Это что-нибудь значит? Я интересна ему или это просто чувство вины? Но он ведь уже извинился, и это «хочу видеть» тогда зачем? Чёрт, я ведь поверю всему, что он скажет. Я даже по телефону перед ним как кролик перед удавом.
– Тогда я заеду. В семь.
И хотела спросить: откуда ты знаешь где я живу? Но, к счастью, вовремя сообразила, что если он знает номер телефона, который я никому не говорила, то глупо спрашивать про адрес.
– Хорошо, – снова кивнула я. И это тоже было глупо, ведь он меня не видел. Но так уж выходило. И совсем не получалось сказать ему «нет».
– Тогда… до завтра?
– Да, – ответила я привычно коротко, но он словно ещё чего-то ждал и не отключался. И я добавила: – До завтра.
Мы помолчали, каждый со своей стороны трубки. Я не знала должна ли первой закончить разговор, а он словно тянул время.
– Только маме не говори, хорошо?
– Хорошо, Арман, – неожиданно сорвался у меня голос и его имя я скорее прошептала или прохрипела, чем сказала. Испуганно закрыла глаза. И, может быть, мне показалось, но он там словно застонал. Как тогда. И я в смятении отключилась.
У меня тряслись руки. Вспотели ладони. Сердце работало как пламенный мотор.
Для одного дня у меня было слишком много потрясений.
Я только час назад узнала, что на самом деле старше на три месяца. Что мать меня вовсе не бросила. Что она, девочка из далёкого северного города, того самого, где и я выросла, ходила на уроки с токсикозом, блевала в школьном туалете, терпела насмешки одноклассников, осуждение учителей, но не отказалась от меня. Это от неё отказались родители, выгнали из дома. И она беременная поехала в отцовское село.
Да, отец её изнасиловал. Он приехал с товарищем в её город на зимние каникулы, там на какой-то гулянке они на беду и встретились. Но никого и никогда она не любила сильнее, чем его. Его мать, моя бабаня, её приютила. И мать родила меня в их деревне, но школу не бросила, там и доучилась, получила аттестат, выкормила меня.
Но отец не вернулся. И на следующий год она поехала поступать в институт, чтобы быть рядом с ним.
– Только, оказалось, что здесь я ему не нужна. Да и вообще не нужна. Он стал такой чужой, злой, – плакала она. – Велел мне возвращаться, забыть его имя и никогда не вспоминать. Сколько слёз я тогда пролила, но была гордой, навязываться не стала. Потом его посадили. За какую-то глупость. Пьяную драку или подделку документов. А я, дура, всё помнила, как он мне обещал, когда ты родилась, что мы скоро разбогатеем, как будем жить красиво, дружно, счастливо. Только когда он загнул меня в ванной на той вечеринке и рот зажал рукой, чтобы не орала, он тоже много чего обещал. Что женится, например.
– Так и не женился? – уточнила я.
– И даже не предложил. А в институт я всё же поступила. Только кто же знал, – подлила она себе ещё виски, хотя была уже пьяна, – что я вернусь на пепелище, – она выпила одним глотком и налила ещё. – Что, когда я целовала твои крошечные пальчики, отправляясь с чемоданом на вокзал, это был последний раз, и больше я никогда тебя не увижу. Кто же знал, что это будет билет в один конец. Я – нет. И я училась как проклятая, чтобы у нас было это «красиво и счастливо», даже без него. Пахала как одержимая. Хваталась за любую работу, чтобы было на что жить самой и ещё вам отправляла. Голодала, ходила в обносках, но не отступила. Зубрила грёбаную латынь, заучивала наизусть чёртовы законы, долбила ненавистную юриспруденцию, потому что это был мой единственный шанс выбиться в люди. Кто же знал… какой ценой.
– Наш дом сгорел? – глянула я на красивый торт, но так к нему и не притронулась. Не лезло.
– До тла, – снова выпила мать и встала. – Андрея в итоге застрелили. И три свидетельства о смерти – вот всё, что у меня осталось от семьи, от любви и от будущего. Так что не говори мне, какая я мать. Я похоронила тебя. Я научилась с этим жить. А знаешь, как? – наклонилась она. – Это просто. Вырвала из груди сердце. Вот только обратно его уже туда не вложить, не впихнуть, не затолкать. Заросло, засохло, зарубцевалось за восемнадцать лет. И когда твоя бабка позвонила и сказала, что на самом деле вы живы. Я… – развела она руками, – не знала, как мне это принять. Но я приехала. Выслушала её покаянный рассказ, что тогда так было надо. Что так велел Андрей, чтобы спасти всех нас. Тебя, меня. А у неё рак, она умирает. Просила позаботиться о тебе. Только знаешь, меня это ещё больше ожесточило. Потому что больше я ведь забеременеть так и не смогла. Тяжёлые роды, необратимые последствия. Он не просто меня изнасиловал, он мне жизнь сломал. И не говори мне, что ты ни в чём не виновата. Знаю! Как знаю, что сейчас и ты меня не поймёшь, но может быть когда-нибудь, однажды…
Она махнула рукой. Велела убрать торт в холодильник и ушла в свою комнату.
Даже дверь не закрыла. Упала ничком и заснула.
Я сняла с неё туфли, в которых она ходила даже по дому, накрыла одеялом и долго сидела рядом, думая о том, что она сказала. О том, смогу ли её понять. И пусть она меня больше не любит, но смогу ли я не любить, ту, что ждала всю жизнь? Смогу ли я не любить свою родную маму?
Рядом с ней я словно становилась маленькой девочкой и не могла не надеяться, что и она меня всё же однажды полюбит.
Наверное, зря.
Честно говоря, я ждала, что после всех