Никита. Благодари, Варюша, людей. Из-за тебя старались.
Варюша кланяется в пояс Анисье, Леденцову и Кутыркину.
Кутыркин. Эх ты, василек синеглазый! Косицами пол подметаешь.
Варюша (Кутыркину). А вы бы остались, дяденька. Вы ведь нездешний. Куда вам идти?
Кутыркин (колеблется). Что ж, остаться можно. Все равно шесты для парома в лесу надо срубить.
Леденцов и Анисья прощаются и уходят.
(Садится на скамью.) Как это Страходер тебя помиловал?
Варюша. Я ему занозу из лапы вытащила. Обещался колечко найти. Говорит, ежели найду, принесу беспременно.
Никита. Все вы про какое-то колечко… А мне невдомек.
Кутыркин. Да так. Пустое дело. Девчонка твоя угостила меня махоркой, а я ей колечко в ответ подарил. Ходил такой слух промеж бойцов нашей части, что то колечко волшебное. Да вот, потеряла она его.
Варюша (ставит самовар). Страходер обещал поискать.
Никита. Где найдешь! Снег глубокий, под самые стрехи. Вот весной снег сойдет, тогда, может, найдется. (Кашляет.) Да… Не дожить мне до весны. Во мне дыхания осталось, как в огарке – огня. А жалко. Жизнь, милая, дана для процветания. Вот я весь день один в избе пролежал. Будто скучать нужно, болезнью своей томиться. Так нет! Сижу, все примечаю. Скажем, сидит в сенцах петух. Прохор по имени. Спать-то он спит, а время чует. Лучше ходиков.
Кутыркин. Только часы с заводом. А он без завода.
Никита. Вот, вот! Птица прямо волшебная.
Кутыркин, Зря, значит, петухов дураками считают.
Никита. Вовсе зря… Или, скажем, лес шумит. Ну, шумит себе и шумит. А ежели ты человек приметливый, так он для тебя шумит по-разному. Сейчас шум уже предвесенний, сырой. А летом шум веселый, продувной. Летом не поймешь, что и шумит, – то ли сосна, то ли лист осиновый играет, то ли тучи над головой несутся. Может, от них тоже шум. Иное облако летит и высматривает, где хлеб плохо всходит или огурцы повяли. Ну и прольется, конечно, дождем. А летний дождь, сам знаешь, – дело богатое. Каждая капля полный вес имеет. Да… Жить бы и жить. Да вот – привязалась болезнь. Сейчас только вот от махорки мне чуть-чуть полегчало.
Варюша (сидит на корточках перед самоваром). Дуреха! Испугалась. Нюрку не могла одолеть. Закинула колечко. Вот тебе за это! Вот тебе! (Бьет себя кулаком по темени.)
Петух в сенях неожиданно сильно хлопает крыльями и оглушительно кричит.
Что это? Поет без времени.
Кутыркин. Беспокоится.
Петух снова хрипло и протяжно кричит. Как только крик его затихает, становится слышно, что кто-то возится со щеколдой у двери.
Кутыркин (подходит к двери). Кто там?
Голос за дверью. Страходеров Михайло.
Кутыркин (испуганно). Кажись, медведь. Что делать?
Варюша (подбегает к двери, распахивает ее). Заходи. Тут все свои.
Входит Страходер.
Страходер. Почтение!
Никита. Почтение, Михайло Власьевич.
Кутыркин. Здравия желаю.
Варюша (радостно). Нашел колечко? (Медведь смущенно молчит. Варюша теребит его за лапу.) Покажи, где оно?
Страходер (машет лапой). Весь снег я перерыл. И вороны мне помогали, тоже рылись кругом. Да без пользы. Всю поляну я обнюхал – нет ли где от него запаха. Так нет! Чем хочешь пахнет: и мерзлым корешком, и лисьими шкурами, и муравьиным шпиртом. А от перстенька запаха нигде нету. Не унюхал. (Замолкает.)
Все молчат.
Вот… Зашел, значит, про это рассказать. На огонек… Дай, думаю, зайду; может, вместе чего-нибудь сообразим. Опять же, скучно мне чего-то… одному. (Никите.) Растревожила она мне сердце, внучка твоя. Такая ласковая.
Никита. Спасибо на добром слове. Садись к столу, чайку попей с нами.
Варюша зажигает лампу, ставит на стол самовар.
Страходер (протискивается за стол, садится). Давненько я чаю не пил. Давненько! На дворе погода сыроватая. Шкурой своей я вам тут наслежу.
Варюша. Ничего, я подотру. (Наливает всем чай. Страходеру.) Ты что ж вприкуску пьешь? Сахар у нас есть.
Страходер. Мне внакладку нельзя. Я внакладку должен вот в эту баночку (показывает на чашку) кусков десять кинуть. Невыгодно. (Никите.) Ты что ж это сплоховал, Егорыч?
Никита. Годы немалые.
Страходер. Да… Старость, конечно. А я не жалуюсь. Когти, слава те господи, не затупились. (Показывает когти.)
Никита. Озоруешь помалу?
Страходер. Зачем озоровать! Озоровать – это я ни-ни! Я когти только употребляю для добычи пропитания. (Сосет с блюдечка чай.) Ох, хорошо-о! (Смотрит на Кутыркина, отставляет блюдечко, строго.) А это что за человек?
Кутыркин (встает, держит руки по швам). Сержант Кутыркин, сто двадцать шестого саперного батальона. Демобилизованный.
Страходер. Видать, службу знаешь. Ты передо мной не тянись. Я мужик простой. Здесь будешь жить.
Кутыркин. Определился паромщиком. Временно. (Садится.)
Страходер. Иду я сторонкой по лесу и вижу, Кузьма из сельпо с какой-то старушкой в Переборы торопятся. Старуху эту я где-то видал.
Варюша. Это Анисья.
Страходер. Та, что с козой?
Варюша. Ага!
Страходер. Задрать бы ту козу следовало! Больно шкодливая. И еще есть у меня на примете одна девчонка. Я ее беспременно задеру.
Никита. Неужто на человека лапу подымешь?
Страходер. Человек в справедливости должен себя соблюдать, в правде. А она – обманщица, пустельга. Хулиганка такая – мочи нету!
Никита. Это чья же девочка?
Страходер. Этого я не скажу. Хоть и хороший ты человек, а выдашь. Вы, люди, друг за дружку держитесь.
Кутыркин. Так и следует. Страходер. Будто?
Кутыркин. Это товариществом называется.
Страходер. Я с каждым медведем приятельствовать не стану. А ежели он вор? Или безобразник? Какой же он мне товарищ?! Я его сам первый проучу.
Кутыркин. У вас, у медведей, понятия неосновательные.
Страходер. А у тебя основательные! Спорщик нашелся.
Кутыркин. Я не спорю. Только я против этого – чуть что, сейчас же задирать. Что за мода! А может, она исправится.
Страходер. Попробуй исправь, волк те заешь!
Кутыркин. Исправлю.
Страходер. Пороть будешь?
Кутыркин. Зачем пороть! Я добром. А вы когтями.
Страходер. Ты когтей моих не касайся. То все будто робел, а сейчас расхрабрился.
Кутыркин. А вы что ж? Полагали, что я вас очень страшусь?
Страходер. Ишь какой храбрый! Когда с ружьем. Вот возьму твое ружьецо – да в щепки! (Тянет лапу к ружью.)
Кутыркин (отталкивая лапу). Не хватай! Не твое! Затвор испортишь!
Страходер. А ты не толкайся. Смотри, как бы я не толкнул тебя по-медвежьему! (Рычит.)
Петух в сенях вскрикивает от испуга.
Варюша. Будет вам ссориться! Страходер. Ну ладно! В чужом дому ссориться – последнее дело. (Хлопает Кутыркина по плечу.)
Кутыркин ежится, отсаживается подальше.
Да… Кузьма тоже с ружьецом шел. Хорош человек, а торговать не умеет.
Кутыркин. Это почему же?
Страходер. Настоящего товара у него нету. Скажем, меду маловато. И расчесок железных нету. Нечем шкуру вычесывать. И пластыря нету. Обдерешься о ветки, а заклеить-то рану и нечем. А ненужного товару невпроворот! Пороху, бидонов, пугачей для ребят…
Варюша. А я как в лавку зайду – все любуюсь. Книжки там есть. С картинками. И ленты. Всякие. Зеленые, синие, алые, желтые…
Страходер. А ну, тише! (Прислушивается, повернувшись к окну. Приставляет лапу к уху.)
Кутыркин. Чего слыхать?
Страходер замахивается на Кутыркина, делает зверские глаза. Все прислушиваются.
Страходер (таинственно). Идет! Я ее шаг далече слышу.
Варюша (шепотом). Кто идет?
Страходер. Хозяйка! (Начинает торопливо вылезать из-за стола.) Спасибо вам. Напился я и наговорился за целый год.
Никита. Месяц, что ли, взошел. Посветлело будто.