Варюша дает медведю ржаной корж. Он с наслаждением его жует.
Водицей бы этот корж запить, в самый раз. Подружка твоя, выходит, обманула. Никак не идет.
Варюша. Она придет, дедушка.
Страходер. Поглядим.
Варюша. Ну, давай лапу. (Осторожно вытаскивает занозу.)
Медведь рычит. Вороны подымают неистовый крик.
Страходер. И чего пугаются, дуры!
Варюша. Ну, вот и все! Погляди, какую ты щепку себе под коготь загнал.
Страходер. И глядеть не желаю. Ох! Сейчас… Чуть полегчало. Снегом мне лапу протри.
Варюша трет ему лапу снегом.
Ой, хорошо! Вот спасибо так спасибо! (Начинает зализывать рану.) Ты чья? Деда Никиты, что ли, внучка?
Варюша. Ага.
Страходер. Старик он хороший.
Варюша отворачивается, украдкой вытирает слезы.
Ты, дурочка, не пугайся. Я тебя не трону. Я теперь тебе первый друг.
Варюша. Да я не об том…
Страходер. А об чем? Ты подружку свою не жалей. Все равно я ее задеру. Не за воду – волк с ней, с водой! – а за подлость. Меня обманула и тебя одну бросила. Небось бежит домой, радуется. Думает: «Страходер Варюшу уже задрал, за мной не погонится». Ишь какая! Тобой откупиться решила. Вот за это я ее задеру. Обязательно.
Варюша. Я сейчас не об ней плачу. Дедушка у меня помирает.
Страходер. Что поделаешь! Раз родились, все равно помрем.
Варюша. Колечко бы его вылечило. Это колечко чудесное: оно от всех болезней спасает. Мне его прохожий, солдат подарил. Да вот… обронила я его в снег. А в таком снегу разве найдешь!
Страходер (чешет в затылке). Да-а… задача! А надо бы его найти. Для тебя. Уж больно ты ласковая.
В лесу темнеет. Солнце уже зашло. Небо залито последним багровым светом заката.
Я злом за добро не плачу. Всю ночь буду снег разгребать. Может, найду перстенек. А тебе надо домой бежать. Темнеет, дорога дальняя. Дед небось тревожится.
Варюша. Я ему махорку несу. Он второй день не курил. Может, хоть от махорки ему полегчает.
Страходер. Ну, беги. Не боишься?
Варюша (неуверенно). Нет, не очень…
Страходер. А чего тут бояться? В этом лесу никого страшнее меня нету. Дай только напоследок закурить, побаловаться.
Варюша свертывает медведю цигарку, достает из кошелки коробок спичек, дает закурить.
Ну, счастливо! Деду поклон. Найду колечко, принесу.
Варюша убегает.
(Садится, смотрит ей вслед, курит, дымит.) Разные бывают люди. Ох, и терпеть я не мог до сей поры этих девчонок! Как идут в лес по малину или грибы, каждая пустой бидон с собой тащит. Чтобы меня, значит, пугать. Как завидят меня, как грохнут палками по бидонам, у меня сердце обрывается. Слышать этого не могу. Как дам ходу – один треск от кустов стоит. Потом сутки не могу отдышаться. А эта – душевная девочка. Рука у нее как былинка, а занозу вытащила. Да-а… Вот так и выходит: век живи – век учись. (Затягивается, кашляет, машет лапой.) До чего махорка забористая! Должно, государственная. Не самосад.
Картина четвертая
Изба деда Никиты. Сумерки. За окнами – мохнатый от снега лес. Никита сидит на печке, свесив ноги, и тяжело дышит. Слышно, как в сенях хрипло поет петух.
Никита. Куда ж она убегла, господи! Ума не приложу. День прошел, смеркается, а ее нету. Неужто так вот и помру один, без ласкового ее слова. Ноги у меня отказали, не слухают, а то бы идти сейчас надо в лес, покликать ее, поискать. Мало ли что! Волки нынче голодные. (С трудом слезает с печи.) Эх, Варюша, Варюша! Неслух ты у меня. Маленькая девчоночка, вроде как зяблик, а без тебя трудно. (Прислушивается. За стеной слышны голоса.) Никак идет кто-то! Кому это быть? Зимой да в такой глухомани. (Добредает до оконца; загородившись ладонями, всматривается.) Будто никто по дорогам не шалит, разбою нету. А люди с ружьями.
Стук в стену.
Что надо?
Леденцов (за окном). Отомкни, Никита Егорыч.
Никита. Никак Кузьма? Да там открыто, милок. Щеколду подыми. Мне до дверей не добраться.
В избу входят Леденцов и Кутыркин. Оба с ружьями. За ними семенит закутанная в теплый платок Анисья. Она низко кланяется Никите, с любопытством осматривается.
Леденцов. Варюши нету?
Никита. Нету. Уснул я малость от слабости, проснулся, а ее нету. Цельный день. Уж не знаю, что и думать.
Леденцов (переглядывается с Кутыркиным). Та-ак!
Анисья (сразу же начинает голосить, подперев подбородок рукой). И на что ты ее, болезную, отпустил одну-одинешеньку через темный, дремучий лес! Там лютый Страходер бродит, никому проходу не дает. И где теперь ее ясны глазыньки, белы рученьки!
Никита (испуганно). Чего заголосила! Ровно по покойнику!
Кутыркин (Анисье). Тихо! Театра здесь не представляй. Ничего еще не известно.
Никита. Кузьма… говори… что сталось с Варю-шей.
Анисья (вытирает рот рукой, начинает трещать). Я, значит, забегла в лавку, в сельпо к Кузьме Леонтьичу. Ядрицы надумала купить. Два кила. Да… А тут как раз и Варюша взошла. Такая приветная, такая приятная – ну, чисто цветок полевой…
Леденцов (Анисье). Дай дело сказать. (Никите.) Прибежала Варюша, купила махорки. На семьдесят пять копеек. И побежала домой. Моя Нюрка за ней увязалась. Днем я, значит, магазин запираю на обед, гляжу – Нюрка несется обратно. Глаза белые, и губы трясутся. Что такое? Шли мы, говорит, с Варей вместе через лес, и встрелся нам Страходер. Я убегла, а Варя там и осталась.
Никита (с трудом встает, шарит по стене рукой). Шапка здесь где-то… Треух мой. В лес я пойду. Милые, как же это допустить можно? Он же ее задерет.
Кутыркин. Мы сразу кинулись в лес. С вооружением. Всем колхозом. По разным дорогам. Однако ничего не нашли. Бабка нас вызвалась вести, да у нее от страху память отбило. Заплуталась.
Анисья. Бессовестный!
Никита (шарит по стенке). Идти надо. Выручать. Кабы уже не поздно… (Бредет к двери, придерживаясь за стенку.)
Анисья. Да не пущайте вы его! Он помрет на пороге.
Кутыркин и Леденцов хотят остановить Никиту, но он успевает добраться до двери, распахивает ее. В сенцах стоит потупившаяся, плачущая Варюша.
Никита. Варюша! Воротилась! (Шатается, вот-вот упадет.)
Кутыркин подхватывает его и усаживает на скамью.
Варюша (бросается к деду, гладит его косматые седые волосы). Дедынька! Милый! Тут я. Кто же это тебя так напугал?
Анисья. Кто ж, как не Нюрка. Бесстыдница. Небось все наврала. Прибегла как оглашенная, трясется, бормочет, что Страходер тебя ухватил и задрал.
Леденцов. Ну и будет же ей выволочка!
Варюша. Страходер меня отпустил, не тронул.
Никита. Кто ж такую тронет… Медвежье сердце – и то растаяло.
Анисья. Это он добряком только прикидывается.
Варюша (гладит деда по лицу). Я тебе табачку принесла. Сейчас чайку согрею, покормлю.
Никита (оживляется). Покурить сейчас, что ли? От болезни?
Кутыркин. Это можно! (Свертывают цигарки, дымят. Кутыркин хитро смотрит на Варюшу.) Я так понимаю, девонька, что мое колечко тебе помогло от медведя.
Варюша (потупившись). Нету у меня колечка.
Кутыркин. Как так – нету?
Варюша. Я как медведя увидела, обронила его в снег. Со страху.
Анисья. Батюшки! Дареное потеряла.
Кутыркин. А ты не горюй.
Варюша (тихо). Я из-за дедушки плачу. Как он теперь выздоровеет – без колечка.
Леденцов. Чем только люди в мыслях питаются! Вот ты, сержант, с медалями, а побаски выдумываешь. Несообразность!
Кутыркин. За что купил, за то и продал. Мне колечко один автоматчик подарил, костромской. Я с его слов говорю.
Леденцов. Ну что ж. Слава те господи, все обошлось. Пора и по домам.
Никита (слабым голосом). Что ж вы сразу и уходить! Варюша чай соберет. Только у нас небогато.
Анисья. Чувствительно благодарим, Никита Егорыч. Я бы и попила чайку, да сердце у меня не на месте: коза одна в избе замкнута. Боюсь, расколотит избу. В щепки. У нее развлечения такая: разгонится – хлоп в стенку рогами. Постоит, пожует чегой-то, подумает, разгонится и опять – хлоп в стенку рогами. Вся изба ходуном ходит. Конопатка с потолка сыплется.