внутренности после вчерашнего. Я не мог не заметить, как она морщилась сегодня утром, а учитывая, как страстно я ее хочу, я никак не смогу быть с ней нежным и осторожным.
Поскольку основные улицы перекрыты для проведения фестиваля, мы сворачиваем в один из переулков. Я все еще не имею понятия, что собой представляет этот фестиваль, но я вижу большую палатку, стоящую посреди улицы, и множество уличных нагревателей вокруг нее. Я предполагаю, что это как-то связано с пивом, и мысль очень привлекательна.
Когда мы припарковываемся, я выхожу из машины и открываю дверцу Холли раньше, чем она успевает сделать это сама. Она выглядит удивленной, и я захлопываю дверцу и беру ее за руку, переплетая свои пальцы с ее пальцами. И мы направляемся к месту всеобщего паломничества. Когда мы подходим ближе к палатке, освещенной фонарями, я вижу бар, оркестр и площадку для танцев. Половина людей толпится у бара, остальные танцуют. Но когда нас замечают, уровень шума снижается на пару децибелов.
– Похоже, нас заметили, – говорю я.
– Конечно, тебя трудно не заметить, – отвечает Холли, бросая на меня быстрый взгляд.
– Меня? Это не я здесь убийственно сексуальный.
Ее брови взлетают вверх.
– Не соглашусь. Ты видишь, как вон та девица с пухлыми губками пускает слюни при виде тебя?
Не потрудившись даже взглянуть в указанную сторону, я пристально смотрю на Холли, надеясь прояснить одну мысль.
– Я не вижу никого, кроме тебя, Холли. – И когда она краснеет, я сжимаю ее руку. – Хочешь потанцевать?
На этот раз ее брови взлетают еще выше.
– Ты умеешь танцевать деревенские танцы?
– Ни капли, – признаюсь я. – Но я думал, что ты научишь меня.
Она смеется, и я с трудом сдерживаю желание вытащить ее из палатки и увезти домой, чтобы сломать еще один чертов стол.
Холли сжимает мои пальцы.
– Я буду счастлива научить тебя хоть чему-то, мистер Карас, – тянет она.
Я наклоняюсь и говорю ей на ухо:
– Ты уже научила меня. Любить.
Она еще сильнее сжимает мою руку и целует меня в подбородок.
– Это было чертовски здорово, и, к твоему сведению, мне это очень нравилось.
Она тянет меня на площадку, но в этот момент оркестр объявляет, что музыканты делают небольшую передышку.
– Вот черт. Полагаю, с обучением придется подождать.
– Ты на самом деле хочешь вытащить Караса на танцплощадку? – слышу я знакомый голос.
Обернувшись, я вижу Логана Брентли, который подходит к нам, держа в обеих руках по бутылке пива.
Я киваю на бутылки.
– Решил напиться сегодня, Брентли?
Он качает головой.
– Нет. Просто захотел проявить вежливость и взял бутылку для тебя, парень. Но если ты не хочешь пива, я знаю, что твоя жена любит холодный «Бадвейзер».
Холли качает головой.
– О нет, я сегодня не пью. Может быть, я вообще никогда больше не буду пить.
– Такая старая пьяница, как ты? Черт, Холли.
– Не похоже, что она так давно пьет. – Я смотрю на жену. – Если только ты не была малолетней преступницей.
Холли лишь пожимает плечами.
– В здешних местах нечем особенно заняться, полагаю. Я провела много ночей в поле, сидя у костра, слушая радио и потягивая пиво из бутылки. – Она смеется. – Звучит как одна из песен Буна, наверное, потому, что он в них описывает свой собственный опыт, так же, как и я.
Выражение ее лица становится серьезным.
– Этим и прекрасна музыка кантри. В ней есть душа и правда. Мы поем о том, что пережили. О нашей жизни, наших корнях, нашем сердце. – Холли качает головой. – Ну вот, теперь я впала в меланхолию, словно напилась. Лучше возьми эту бутылку у Логана, пока я не схватила ее.
Я беру пиво, и Логан поднимает свою бутылку, произнося тост:
– За молодоженов.
Мы чокаемся бутылками, и я делаю большой глоток. Это не дорогой сорт, который пьет Кэннон, и не мой любимый виски, но напиток холодный и восхитительный. И благодаря улыбке Холли он становится еще лучше.
– Вам лучше встать в очередь за едой, пока там все не съели. Вы и так пришли слишком поздно, – говорит Логан.
– Нам не нужна еда. Мы уже поели в A&W сегодня вечером.
Логан смотрит на нас с Холли с удивлением.
– Ты позволил ей тащить себя в такую даль за бургерами?
– И сырными палочками, – добавляет Холли.
– Ты хороший человек, – объявляет Логан и подносит бутылку к губам.
Холли ежится, и я отпускаю ее руку, обнимаю за плечи и притягиваю к себе, чтобы согреть. Возможно, это лишь предлог, потому что мне хочется чувствовать ее близость.
– Может быть, лучше, чем я заслуживаю, – шепчет Холли.
Я не знаю, что побудило ее сказать это, но мы оба – и я, и Логан – слышим ее слова и быстро реагируем.
– Послушай, – начинает Логан, но я перебиваю его:
– Не настолько хороший, чтобы быть достойным тебя, если тебя интересует мое мнение. Но я работаю над собой.
Когда оркестранты снова занимают свои места и начинает звучать ритмичная музыка, Логан салютует нам своим пивом.
– Оставляю вас, голубки. Я ищу подружку на сегодняшний вечер, а тустеп – лучший способ разогреть даму.
Я не смотрю, как он уходит, потому что все мое внимание сосредоточено на Холли.
– Хочешь научить меня танцевать тустеп, моя сладкая?
Она улыбается.
– А ты этого хочешь?
– Сегодня вечером я готов на все.
Ее улыбка становится озорной.
– Приятно это слышать. Но сначала допей свое пиво.
Мы смотрим, как парочки собираются на танцплощадке, и Холли объясняет мне азы танца, пока я допиваю холодное пиво. Я не пил пива так быстро со времен студенческих вечеринок.
Когда я заканчиваю, песня тоже заканчивается, но оркестр начинает играть следующую, тоже в ритме тустепа. Мы выходим на площадку, и Холли кладет одну руку мне на плечо, а второй сжимает мои пальцы. Я прижимаю ее к себе, возможно, крепче, чем нужно, но я не могу сдержать себя. Мне хочется прижимать ее к себе. Она моя женщина, и это моя привилегия.
Мы оба замечаем вспышки фотокамер вокруг нас, но мне чертовски плевать на то, что завтра, возможно, во всех газетах появятся наши фотографии. Холли смотрит на меня так, словно я дар с небес. Я никогда прежде не понимал значения этого выражения, но кажется, сейчас начинаю понимать.
– Ты счастлива, что вернулась домой? – спрашиваю ее я.
Кивнув, она отвечает:
– Да, счастлива. И я счастлива, что ты тоже приехал сюда. Я рада, что больше не буду испытывать желание скрыть от тебя эту часть моей жизни. Что мне не придется больше