в сарае рядом с обнаженной девицей, он, как истинный аристократ будет обязан на ней жениться. Будь она хоть дочкой графа, хоть дочкой свинопаса.
Раньше ему мастерски удавалось избегать подобных ситуаций, исчезая очень вовремя. Он не оставлял ни свидетелей, ни свидетельств своего пребывания. Поэтому никто из девиц не мог похвастаться маленьким летающим ирлингом.
В этот тревожный момент герцог решил не издавать ни звука, дожидаясь, пока все слуги разбредутся по замку.
Глава одиннадцатая
А то начнется! Бедная, несчастная девочка! А герцог — подлец! Огулял ее, а ее замуж никто не возьмет! Ай–я–яй! И все это за его спиной. У герцога и так репутация была подмочена женскими слезами и соплями.
— Вряд ли кто–то в замке выжил, — плакались слуги, чем–то гремя.
— Апхи! — послышался громкий чих, и шмыганье носом. Пять Мешков звонко чихнула, утирая нос. В этот момент Бертран понял, что сейчас остатки репутации подохнут в ужасных муках. При мысли о том, что ему придется прожить жизнь вместе с Пять Мешков, и, добрые слуги, в отместку за все его издевательства, похоронят их вместе в семейном склепе, Бертран предпринял попытку разорвать сначала веревку, а потом превентивно овдоветь.
— Здесь есть кто–то живой! — оживились слуги, распахивая двери.
— Ииии! — пискнула Пять Мешков, пытаясь прикрыть свою наготу юбкой.
— Какой ужас! — опешил старенький Гиос, глядя на злющего Бертрана и на Пять мешков, которая зарылась в солому. — Бедняжка, кто же такое с тобой сотворил?
«Началось!», — пронеслось в голове у Бертрана, а он от досады скрипнул зубами, с ненавистью глядя на столпившихся слуг, целиком и полностью разделяющих мнение старика одобрительными возгласами.
— Это же немыслимо! — ужасались слуги, прижимая руку ко рту и глядя на Пять Мешков. — Это ж надо так было! Бедняжечка! Ни в какие ворота!
«Это она — бедняжечка?», — снова скрипнул зубами герцог, полоснув ненавистным взглядом всех, кто бесцеремонно вломился в амбар.
— Это ж надо так! Как не стыдно! — покачал головой старенький Гиос. — Такое бесчинство сотворить!
«Ненавижу, сволочи!», — шумно втянул воздух герцог, сжимая кулаки.
— А ну развяжите его! — строго произнес старик, а Бертрану попытались развязать руки, но узлы были такие, что никто не мог с ними справится! Пришлось разрезать из ножом.
— Бедняжечка, — подлетел старый Гиос к … Бертрану, обнял его и прижал к себе. И слуги бросились утешать герцога.
Опешивший Бертран стоял, чувствуя, что что–то не то. Обычно в такие моменты все бегут утешать девушку и сочувствовать ей, но сейчас, слуги утешали и сочувствовали ему.
— И почему он раздетый? — ужаснулся старик.
И вот тут герцог вспомнил про помои и стирку. Это было куда страшнее «испорченной» девушки. И такого позора он бы не пережил! В этот момент он готов был даже на ней жениться, лишь бы она не вспомнила про помои!
— Я… — начала Пять Мешков, но Бертран тут же опередил ее, надевая на себя рубаху. — Я, между прочим, жизнь спасла! А вы… Эх! Даже не поблагодарили. Правильно говорят, не делай людям добро!
«Так это было добро?», — дернулся глаз герцога. Он представил масштабы «зла» и понял, что только что заглянул в глаза своей смерти.
— Спасибо, — заметил Бертран, скрипя зубами. Это звучало так, словно он выносит приговор. — Что бы я без тебя делал!
Последние слова прозвучали с легким оттенком мечтаний, словно прошлое уже не воротишь.
— Да ладно, не стоит благодарности! — вдруг зарделась Пять Мешков, махнув рукой.
«От нее нужно избавляться!», — мелькнуло в голове Бетрана, когда он зыркнул на Пять Мешков. Совесть сдохла. Но воняла так нестепимо, что позволить себе сбросить девчонку в пропасть, герцог не решился. Вонь совести заставила герцога быть не таким поспешным. «Выдам замуж!», — решил он, поглядывая на слуг.
— Сегодня в полдень всем холостым слугам мужского пола собраться во дворе замка. Это приказ! Женить буду! — прошипел герцог, сбрасывая с себя заботливые руки и выходя на свежий воздух.
Через два часа все обитатели замка, для которых удар между ног был равносилен смерти, собрались огромной толпой. Поначалу они переглядывались, пожимали плечами, удивленно чесались и вздыхали. Здесь были и те, кто работал в кузнях, на полях, в мастерских. От совсем юного до дряхлого старичка, которого принесли двое крепких ребят.
Такого не было уже довольно давно, чтобы герцог лично женил слуг.
— И приданное богатое дает! — перешептывались слуги. — Интересно, сколько даст?
— Итак, — герцог прошелестел крыльями и приземлился на землю. Он уже был отмыт, почищен и выглядел сурово. Его черный камзол, приводящий в ужас всех слуг, был щедро украшен россыпью драгоценных камней. — Есть невеста!
Может, другой бы герцог сделал это как–то поизящней. Но Бертрану были чужды все эти пафосные расшаркивания.
— Даю за нее приданное в триста золотых! — произнес герцог. — Кто согласен?
Для крестьянина эта сумма была огромной настолько, что несколько женихов сразу упали в обморок.
— А невесту посмотреть можно? — где–то чуяли подвох слуги.
— Хорошо, — согласился Бертран, считая свое предложение верхом хозяйской щедрости. — Вот она! Молодая, красивая, работящая, хозяйственная!
Ему ужасно хотелось добавить «рыжая» и «уберите ее от меня подальше!», но герцог решил не спугнуть свой единственный шанс.
Пять Мешков стояла и мялась, смущенно наматывая платье на палец.
— Это что? Исабо из Мэртона? — спросил кто–то из толпы. В этот момент герцог понял, что допустил самую большую ошибку во всем гениальном плане. Невесту опознали! И это весьма осложняло дело.
— Исабо из Мэртона? — по толпе женихов пробежал тревожный шепот.
— Триста пятьдесят! — Бертран исправлял ошибку, как мог. — Есть желающие?
Кто–то из женихов встал на колени и горько заплакал. И герцог не мог его осуждать.
— Четыреста! — давил Бертан, глядя на женихов, которые хранили солидарное молчание. Где–то в глубине дружного стада слышалось: «Простите боги, все грехи мои!».
Глава двенадцатая
Ну и дурак же он! Когда я сказала поблагодарить, это не значит, что нужно мне денег насыпать и мечты осуществлять. Но, зря я плохо думала про герцога! Он вон какой благодарный оказался.
Столько женихов собрал! И такие деньжищи обещает! Я стояла и смотрела, на женихов, которые смотрели на меня. Ну и жадные же