броню прожгёт.
— Придумают в ответ забортный огнетушитель ли ещё что-то, — замечает Маленков.
— Придумают. Но потом, когда мы уже сколько-то танков сожжём…
Вспоминаю, думаю и постепенно засыпаю под убаюкивающий стук колёс. Предложение о создании нового Украинского фронта под командованием Рокоссовского было принято без особых замечаний. Если уж сам генерал Павлов доверяет Рокоссовскому свою 24-ую ударную, то Ставке сам бог велел.
Всё-таки забыл кое-что сказать на ГКО. Надо увеличить призыв из среднеазиатских республик. Пусть тоже погеройствуют. У них там в семьях по восемь-десять детей, не обезлюдят республики, как наши западные области в той истории. Заодно слегка нивелируем будущий перекос в соотношении русских-нерусских. Ничего, не последний раз в Москве побывал…
18 октября, суббота, время 19:25.
Колхоз «Красный Октябрь», Вилейская область.
Карл Финк.
— Камрады! — к нам в предбанник врывается Вальтер, где мы, разморенные и светящиеся чистыми лицами, одеваемся и отдыхаем после помывки.
В руках у камрада Вальтера бутыль с тёмно-золотистой жидкостью и несколько кружек. Характерный манящий запах окончательно выдаёт тайну содержимого бутыли. И вызывает взрыв восторга. Мгновенно разбираются кружки и подставляются под струю почти забытого и такого любимого напитка.
Блаженство затапливает лица счастливцев, которые первые ухватили кружки. Камрады не трясутся над кружками, — арийцы не чета жидам, — щедро делятся с соседями. Вот и до него очередь доходит.
Напиток втягивается в рот, омывает нёбо, шибая в нос изумительным духом. Зер гут!
Счастливый от всеобщего внимания Вальтер неустанно подливает и подливает радостным камрадам. Это у нас Зигфрид Хайдеманн постарался. Знаком с пивоварением, но не решался начать, не знал всех тонкостей. Но выяснилось, что чех Густав, — у нас несколько человек из числа западных славян, — тоже пивовар. И вот тогда они пошли к оберхаупту, который обещал подумать.
Пообещал и, забыл. Так все подумали. И вдруг полтора месяца назад всё завертелось. Сбор урожая к тому времени закончился, так что пивоварню они соорудили быстро. Русские, что удивительно, без промедления привезли требуемую тару, пару десятков бочек, снабдили солодом и хмелем. Густав помял хмель в руках, понюхал, скептически скривившись, но принял.
— Густав говорит, что такого же, как у него в Вельке-Поповищь, не получается. Но пить можно, — рассказывает Вальтер. — А Зигфриду нравится. Говорит, что похоже на баварское.
— Я, я, — раздаётся со всех сторон одобрительные возгласы.
Допиваю предложенную кружку, отдаю и откидываюсь головой к стенке. Удивительно, но мне нравится в плену всё больше и больше. Хотя чему тут удивляться? Даже скудная мирная жизнь лучше войны. Но их рацион совсем не назовёшь скудным. Заработала маслобойка, которую тоже их рота поставила. Там же работает несколько камрадов, и теперь все они имеют на завтрак пятнадцать грамм свежайшего сливочного масла. Каждый день! Зер гут!
Оберхаупт к нам со всем уважением и если бы не герр майор, грозящий экзаменом по основам марксизма-ленинизма ближе к Новому году, жизнь стала бы совсем зер гут.
На крыльце закуриваю вместе с Фридрихом. Русские папиросы… как их? Каз-бек! Конвой утверждает, что наш батальон, как и всех пленных, снабжают так же, как русские части, находящиеся в тылу. Только водки не дают, консерв и чего-то по мелочи. Своих консерв у русских нет, зато наших полно. Отвратительно весёлый русский конвой радостно утверждает, что их армия частично перешла на снабжение из Дойчланда. Не хочется верить, но сам вижу, как они иногда курят наши сигареты, пользуясь нашими походными спичками.
23 октября, четверг, время 13:05.
п. Гусиная Пристань, школа.
Борис.
Добрались до меня всё-таки местные. Притащили в школу. Ну, как же! Какой-никакой, а фронтовик, с ранением и при медали. Они в своём захолустье и такого не видели. Приходится соответствовать. Гимнастёрка выстирана и отглажена, пуговицы, бляха и медаль начищены, весь такой блестящий, как новенькая монетка, стою под прицелом полутора сотен пар глаз. С взрослыми, впрочем, под двести человек набирается. Актового зала отдельного нет, спортзал его функцию на себя берёт.
Школа-семилетка, малокомплектная, сельский вариант.
Кратко рассказываю, как пробился в ополчение. Про работу воздушного КП умалчиваю. Не уточнял у отца, просто на воду дую, вдруг это секретные сведения. Яшка точно засекречен. Отец как-то упоминал, что эффективность яшкиной работы можно приравнять хорошо обученной и обстрелянной дивизии. Если так, то он лакомая цель для абвера. Одним выстрелом лишить армию целой дивизии очень соблазнительно. Поэтому про него точно ни слова. Всё остальное уместилось в несколько предложений.
— Дорогие друзья! — обращение «товарищи» к детям не подходит. — Как обстоят дела на фронте, вы из сводок Совинформбюро знаете. Там только про какие-то подробности не рассказывают. Поэтому вы задавайте вопросы. На какие-то из них я смогу ответить.
Из гула голосов выкрик:
— Почему не на все⁈
— Потому что есть такое понятие, как военная тайна.
— За что вам медаль дали⁈ А сколько фрицев вы убили⁈ Как вас ранило⁈ — вопросы посыпались, как горох из ведра. Учителя принялись наводить порядок среди возбудившейся детворы. А я принимаюсь отвечать по порядку.
— За что медаль дали, написано на ней: «За боевые заслуги». Моя военная специальность — корректировщик артиллерийского огня. По штату на каждую батарею положен один корректировщик. Я управлял огнём трёх миномётных батарей. Часто накрывал цель с первого же залпа. Это считается у нас высшим пилотажем. Вот за это медаль и дали.
— Сколько я убил врагов, этого я знать не могу. Как считать? Кому приписывать? Мне, командиру батареи или тому парню, который стреляет или мину в миномёт закидывает? Современная война это коллективная работа. Мне только один раз удалось пострелять из личного оружия, но опять не могу сказать, попал или нет. Двое после моих выстрелов упали, но я не один стрелял. Может, не я попал, а другой красноармеец. Или немец сам залёг и никто в него не попал. Может, не убит был, а ранен. Как тут определишь?
Улавливаю некое разочарование в зале. Вроде, мы-то думали ты — герой, а ты вон, сам ничего не знаешь.
— Могу вас утешить, — улыбаюсь, — или похвастаться. Мне приходилось принимать участие в контрбатарейной борьбе. Знаете, что это такое? Это когда наши артиллеристы стараются поразить немецкие артиллерийские батареи, а они — наши. Ну, так вот, за всё время боевых действий мне удалось накрыть, — мы это так называем, — двадцать батарей противника. Это десятки пушек и миномётов и десятки убитых и раненых немецких артиллеристов.
Мгновенно настроение зала