— ловлю просящий взгляд Фурсова и добавляю:
— И вполовину меньше для СевЗапфронта. Вы всё равно к концу зимы на полный состав не выйдете.
Потом, где-то через полмесяца Фурсов дозвонился до меня по ВЧ. После доклада о состоянии дел рассказал один случая, давясь от смеха. Тоже поржал…
Начало декабря, одно из подразделений СевЗапфронта.
— Это чо за херня⁈ — выпучивает глаза майор Осташко, осматривая оружие вверенного ему батальона.
Невозмутимо глядя на начальство честными глазами, стоит весь батальон. Рядовые, взводные, ротные. Ох, уж эти молодые ротные! Взрослые ж люди, а всё что-то в заднем месте играет.
— Как это понимать⁈ — майор аж глаза прикрывает, уж больно в них рябит от беленьких загогулистых полосок на винтовке. Чисто зебра. Или тигр, если такие бывают. А вот у этого в горошек, как у весёленького женского платья. О, мать-перемать! А у этого грибы какие-то…
В полном бессилии и в затруднениях подобрать цензурные слова майор тычет пальцем в особенно весёленькие ромашки у одного из… вот, бля, ещё и сержанта. Командир же, хоть и младший!
— Товарищ майор, — выступает вперёд ротный-1, — всё по приложенной инструкции. Сказано закрыть не менее сорока процентов тела оружия белыми пятнами, можно газетной бумагой, неправильной геометрической формы. Лично я одного красноармейца заставил переделать шахматный рисунок…
— Вы точно издеваетесь… — стонет майор и щёлкает пальцами. — Инструкцию мне, бегом!
Инструкцию подают. Бегом. Не веря глазам своим, читает майор текст. Ротный процитировал с дословной точностью.
— … — майор выражает то ли несогласие, то ли оторопь. Полностью нецензурная фраза передаёт только степень экспрессии, но не её направление.
Через полчаса ему удаётся соединиться со штабом фронта. Благо, часть недалеко стоит. Осташко излагает майору Фурсову проблему.
— Как вы говорите? Полоски, грибочки, горошек? Что-что? Пулемётчик на щите максима двух зайчиков нарисовал? Ничего себе… — Фурсов засыпает майора уточняющими вопросами. — Хорошо нарисовал? Нет, я не смеюсь, товарищ майор! И прошу вас отвечать по существу! Значит, хорошо нарисовал зайчиков… так радуйтесь, товарищ майор! У вас в батальоне выявлен художник. Его и тех, чьи раскраски вам больше всего понравились, в редакцию «Боевого листка». Пусть не просто так рисуют, а поднимают настроение всего батальона. Про того, кто ромашками винтовку украсил, не забудьте. Думаю, не помешает объявить им благодарность. Пока устную, да.
По мере изложения своего видения ситуации Фурсовым майор Осташко светлеет лицом. Как же он забыл важный закон об интимных отношениях инициативы и инициативника?
— И ещё одно, — немного подумав, добавляет Фурсов. — Того, кто нарисовал горошек, заставьте приделать к каждому кружочку хвостик. Так как круг это правильная геометрическая фигура. А так, пусть будут головастики. Что, таких несколько? Вот и помогут друг другу. В наряде по кухне за неточное исполнение инструкции.
Наряды по кухне⁈ Осташко окончательно расцветает и в мыслях своих превозносит зама по боевой подготовке фронта до небес.
А упомянутый зам едва успевает положить трубку, прежде чем полностью отдаться приступу хохота.
Затем Фурсов передаёт эстафету веселья мне. Я — своему штабу, а потом и по всему фронту неожиданно распространяется мода не просто так пятнать белым оружие и технику, а с подвывертом.
Но это будет позже, а пока гляжу, как Фурсов с Нефёдовым показывают на примере партии командиров разного уровня СевЗапфронта, чему их научили. После того, как отпустил отсюда всех непричастных.
Здесь не поле, поэтому передвижение перебежками демонстрируют по двое. К обеду прогнали весь сводный взвод по несколько раз.
— Ну, что вам сказать… — оглядываю строй командиров самых разных званий до майора включительно и перехожу на немецкий, — на четыре с минусом. Или на три с плюсом. Общая оценка. Ты, ты и ты, — бесцеремонно тычу пальцем, — близко к пятёрке. Можете обучать личный состав, только держите в голове идеал, который вам показали товарищи лейтенант и майор.
Вглядываюсь в лица и глаза. Понимает меньшинство. Смотрю с презрительным осуждением и перевожу на русский. Затем отпускаю всех обедать. Ну, и сам иду. В ту же столовую. Это тоже неявная инспекция. Но перед этим:
— А вы, товарищи, — обращаюсь к Нефёдову и Фурсову, — помните, что у вас есть право подавать мне докладные на командиров любого уровня в случае даже не саботажа боевой подготовки, а недостаточно рьяного её проведения. А я уж приму меры. Вплоть до трибунала. И плотнее организуйте изучение немецкого языка.
Это я больше для присутствующей публики сказал. Изучение немецкой техники тоже необходимо, но знаю, оно уже идёт. Есть у них трофейные танки и прочее.
31 октября, пятница, время 13:50
Барановичи, ремонтно-монтажный цех-депо.
— Дело вот такое, — Васильев водит карандашом по простенькому рисунку чуть ли не в детском стиле. — Масштабирование одного банного вагона при невозможности объединения двух и более вагонов в один блок по-другому организовать невозможно.
Лёгкий вариант мы уже посмотрели. В металле. Мои замечания были обсуждены, приняты и тут же сварщики и прочие железных дел мастера принимаются за исправления. К примеру, отопительные трубы в раздевалке-сушилке Васильев накрыл сеткой из толстой проволоки. С этим я согласился, но уточнил:
— Бойцы или обслуживающий персонал тут же закидают мокрым бельём и гимнастёрками. Появится у них такой соблазн. Поэтому сетку надо сделать под острым углом к стенке…
— Ну, сапоги-то пусть ставят, — по размышлению решаем делать сетку в форме стула с наклонной спинкой. На обувь места хватит, на обмундирование нет.
— И сделай две перекладины, одной маловато будет.
С этим Васильев соглашается.
Вообще на бумаге выглядит всё пристойно. Если представить обычный плацкартный вагон, то за туалетом вместо купе проводников компактная котельная. Впрочем, лежанка для главного по вагону предусмотрена. Всё остальное пространство разделено вдоль. Перед двумя рядами железных пронумерованных шкафчиков деревянные скамейки. Открывай узкие двустворчатые дверки и раздевайся. Личные вещи, срезанные петлицы, награды, если таковые есть на гимнастёрке, всё складывается на верхнюю полочку.
— Полочку надо сделать с дверцей. Мало ли что, — нахожу ещё мелочь, к которой можно придраться. — Кто-то может деньги положить, другие ценности. А то и личное оружие. Штатное или трофейное.
— А трофейное оружие разве разрешено? — удивляется Васильев.
— Формально не разрешается, но лично я смотрю сквозь пальцы. Во-первых, знание немецкого вооружения поощряется. Во-вторых, диверсантов это вообще не касается. В вопросы их экипировки не вмешиваюсь и никому не позволяю. В-третьих, старших командиров и генералов кто прижучит?