Додик курил и смотрел на нее внимательно. Она облизнула кровь на губе и усмехнулась.
— Ну, хотя бы так…
А автобус задерживался, потому что в гостинице одного приграничного городка, где они совершили первую остановку, квартировался офицерский состав одной из частей турецкой армии, и потому девочки начали работу. Заработал на полную мощность гостиничный ресторан, началась повальная оргия. В этом бедламе Настя пряталась в номере, который делила с Дианой, и молилась только о том, чтобы та не водила клиентов к себе, Диана вернулась только под утро, пьяная и рыдающая от того, что «падлюга Мишка» отобрал у нее большую часть гонорара. Остаток ночи пришлось ее успокаивать, зато уже утром в гостинице стояла тишина, потому что все спали.
Положение у Насти было отчаянное. Денег не было, паспорт у нее был лишь российский, без всяких виз, и страна вокруг была чужая и неприветливая. Стоило ей выйти за дверь, а выходить приходилось, потому что туалетные комнаты были в конце коридора, как тотчас рядом возникал какой-нибудь местный вояка и начинал хватать и приставать. Утром она начала чувствовать, что ее мутит от голода.
Часов около одиннадцати девушки поднялись на завтрак. Сами путаны выглядели мрачно, но Миша цвел. Началась работа, и потекли деньги.
— Все хорошо, девочки, — объявил он, пока они сидели за столом. — Считаю возможным тормознуться здесь еще на ночь. Как вы?
Дружного ответа он не дождался, но и протестов не последовало. Работа есть работа, и они это понимали. Они за этим сюда ехали.
Вдруг заговорила Матильда, явно перекрашенная девица с мальчишеской стрижкой.
— Я хочу знать, — произнесла она раздраженно. — За чей счет питается эта монашка?
И она ткнула пальцем в Настю.
Настя съежилась, не зная что ответить.
— Тебе жалко? — пробурчала Диана.
— Нет, я хочу разобраться, — заявила Матильда. — С меня отстегивают почти две трети моих кровных заработанных лир, а эта праведница чем зарабатывает?
Поднялся нестройный гомон, и улыбающийся Миша поднял руки.
— Все, все, — сказал он. — Я понимаю ваше возмущение и разделяю его. Я с ней сам поговорю, от вашего лица…
— Только не от моего, — подала голос Изольда.
— После завтрака прогулка по городу, — объявил Миша. — Старайтесь по одиночке не ходить, местное население к нам относится без симпатий.
Он подошел к Насте и положил руку ей на плечо.
— А ты, дорогуша, поднимись ко мне для разговора.
От этих слов Настя просто похолодела.
Конечно, никуда подниматься она не стала, заперлась в номере и принялась читать псалтырь, испуганно прислушиваясь к каждому шороху за дверью. Когда постучали в дверь, она долго не решалась отозваться, но, услышав голос Вени, сказала, что плохо себя чувствует. Веня что-то зашептал ей через дверь, и она открыла. Вместе с Веней вошел и Миша.
— Ну что, голуба, — сказал он, закрывая за собой дверь на ключ. — Я говорил тебе, что накажу?..
Настя не отвечала, склонив голову.
— И я накажу, — заявил Миша. — И тебе будет плохо…
— Что вам угодно? — пролепетала Настя.
— Чтобы ты начинала работать! — рявкнул Миша. — Знаешь, во сколько ты мне обошлась, с проездом, питанием и прочими прибамбасами?
Настя пожала плечами.
— Разумеется, я могу готовить, убирать, стирать… Можете располагать моими услугами.
— А что, — заискивающе произнес Веня. — Может, в самом деле, а, Миша?
— Заткнись, старый пидор, — заорал на него Миша. — Я привез ее не для того, чтобы она стирала и готовила!..
Он шагнул к Насте, остановился напротив нее и спросил:
— Ты что, девственница?
— Это вас не касается, — пробормотала Настя смущенно.
— Сейчас коснется, — хмыкнул Миша и кинулся на нее.
Он повалил ее на кровать, но Настя отчаянно сопротивлялась. Веня Давидович вскочил и отбежал к противоположной стене в страшном возбуждении.
— Помоги же мне! — рявкнул на него Миша.
— Я не могу, — пробормотал тот, чуть не плача.
Настя вырвалась и вскочила.
— Не смейте подходить ко мне, — воскликнула она, подхватив один из стульев. — Учтите, я пойду в местную полицию и все расскажу…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Иди, иди, — кивнул Миша, все еще тяжело дыша после своего первого приступа. — Там тебя оттрахают еще покруче… Не знаешь ты турков, дура!..
— Ну, если у них возникнет возможность арестовать сразу целый автобус проституток, я думаю, они этого не упустят, — сказала Настя насмешливо.
Миша покачал головой и посмотрел на нее с раздражением.
— Зачем ты вообще сюда ехала, а?
— Я не просила везти меня сюда, — заявила Настя.
— Смотри, — сказал Миша. — Ты меня выведешь из себя… Продам тебя туркам, честное слово… Доказывай потом, кто ты такая!..
— Вообще-то он прав, — сказал извиняющимся тоном Веня. — Почему бы вам не попробовать поработать по женской линии? Как я понял, вы уже были замужем, наука это нехитрая…
Настя посмотрела на него с негодованием.
— Я лучше умру, — сказала она.
— И помирай, — согласился Миша.
Он поднялся, ощупывая расцарапанное лицо.
— Эту тварь больше не кормить, — распорядился он. — И бабам скажи, чтобы ничего ей не носили.
— Да, я скажу, — пообещал Веня.
Миша ткнул пальцем в Настю и прошипел:
— На коленях приползешь, сволота недоделанная…
Он в раздражении открыл дверь и вышел. Веня поспешил за ним.
А Настя, закрыв за ними дверь на ключ, села на кровать и горько расплакалась.
Полдня она просидела в одиночестве в своей комнате, читая псалтырь, и только в пятом часу осмелилась выйти в коридор, чтобы дойти до туалета. В коридоре было тихо, и она успокоилась, но около самого туалета рядом неожиданно возник молодой турецкий офицерик и, немедленно затянув ее в свой номер, повалил на кровать. Настя опомниться не успела, как он уже задрал на ней юбку, торопливо расстегивая брюки. Она вскрикнула, оттолкнула его и, вырвавшись, бросилась вон. Офицерик с руганью побежал за нею.
В коридоре, недалеко от лестничной площадки, он догнал ее, прижал к стене и принялся хлестать по щекам, произнося какие-то ругательства на турецком. Настя попыталась выскользнуть, он снова схватил ее и, когда она оттолкнула его, он споткнулся и покатился вниз по лестнице. Настя убежала и заперлась в своей комнате.
Инциндент имел свои последствия. Администрация гостиницы заявила протест Мише Дадиани и сорвала с него приличную сумму в качестве отступной выплаты, заставив их при этом немедленно убираться вон. Миша и сам предпочел уехать, потому что среди турецких военных стали зреть самые агрессивные намерения. Вечером все поспешно собрались, сели в автобус и уехали, сопровождаемые проклятиями местных жителей и ругательствами мальчишек, которые бежали по улицам вслед за автобусом и кидали в него камнями.
— Итак, — объявил Миша в дороге. — Выходка этой суки обошлась нам в пять штук баксов. Что будем делать?
Девушки возмущенно загомонили.
— Выкинуть ее на хрен! — воскликнула одна.
— Выбросить ее на дороге! — поддержали другие. — Пусть сама выбирается!
Настя подавленно склонилась.
— А я предлагаю продать ее, — сказала Магдалина. — В прошлом году мы одну такую дуру продали в тюрьму. За хорошие бабки!..
— Это интересное предложение, — ухмыльнулся Миша.
— Вы что, с ума сошли, — зашептал ему Веня. — Это чревато полным развалом всей организации!..
— Она мне надоела! — воскликнул Миша.
— Если вы ее продадите и об этом узнают, — стал объяснять Веня, — то кто тогда захочет с нами поехать?
Миша вздохнул.
— Ладно, — сказал он. — Пусть убирается, и все!..
— Куда она отсюда уберется? — хмыкнул Веня. — Это верная погибель!
— А мне плевать, — ответил Миша. — Шурик, тормози!
Автобус остановился на пыльной вечерней дороге, и Миша приказал:
— Эй, ты!.. Выматывайся на хрен!..
Настя без слов поднялась, взяла свою сумку и пошла к выходу. Она еще не знала, как она будет выбираться из этого кошмара, но ей почему-то хотелось поскорее покинуть автобус. Одна из девушек подставила ей подножку, другая дала пинка под общий смех.