Себастьян (учтиво). Четвертый, мисс Джейн?
Джейкоб. Вот это как раз и не давало мне спать всю ночь.
Джейн. Кто сотворил это чудовище? (Она показывает пальцем на мольберт).
Себастьян. Ваша прямота делает вам честь, мисс Джейн.
Джейн. Неужели вы?
Себастьян. Я предполагал, что такая мысль может у вас появиться, мисс Джейн.
Джейкоб. Перестаньте ходить вокруг да около, Себастьян. Вы или не вы?
Себастьян. Не я, месье.
Джейкоб. Если не вы, так кто же? Скажите ради бога!
Себастьян. Извините, месье.
Одна из двойных дверей медленно открывается, и показывается голова Лодердаля.
Лодердаль (входит и, пересекая сцену, приближается к картине). Значит, это правда?
Себастьян. Лодердаль, почему ты не в школе?
Лодердаль. А ты почему так нехорошо, так бессовестно поступил? Почему ты не сдержал своего слова?
Себастьян. Успокойся, Лодердаль. (Подводит его к Изобэл). Простите за это внезапное вторжение, мадам. Мой сын.
Джейн, Ваш сын?
Себастьян. Dis bonjour gentillement, Lauderdale.[30]
Лодердаль. He хочу!
Изобэл. Какой милый мальчуган!
Лодердаль (начиная плакать). Я тебе этого никогда не прощу — никогда, никогда, никогда!
Изобэл. Почему ты плачешь, мальчик?
Лодердаль. Потому что мой отец обманщик.
Себастьян (спокойно). В сущности, это почти единственное, что у нас с тобой общего.
Изобэл. Ну, право, я… я не думаю… (Она растерянно умолкает).
Себастьян. Иди отсюда, Лодердаль, будь хорошим мальчиком. Я тебе потом все объясню.
Лодердаль. Ты дал честное слово, что не покажешь ее никому, пока она не закончена.
Джейн. О! Я начинаю понимать!
Джейкоб. Боже правый! Вы хотите сказать… (Лодердалю). Ты написал эту картину?
Лодердаль. Конечно, я. Это моя самая лучшая картина. Мне очень много пришлось рисовать, стоя на лестнице. О, папа, как ты мог, как ты мог? (Громко рыдает).
Себастьян. Мой сын рисует с семи лет. Три раза его картины экспонировались на выставках детского творчества. Репродукция одной из них была помещена в журнале «Иллюстрасьон».
Лодердаль (всхлипывая). Vilain! Goujat! Tu m’as trahi! Tu m’as trahi![31]
Себастьян. Tais-toi. Je vais tout t’expliquer un peu plus tard, mais tais-toi maintenant[32].
Джейкоб. Вы говорите, что репродукция одной из его картин была помещена в журнале «Иллюстрасьон»?
Себастьян. Да, месье, но вы не беспокойтесь. Это всего-навсего небольшая акварель — «Пастораль», изображающая вола, тянущего-воз, и к тому же она была подписана псевдонимом.
Джейкоб. Какая, черт возьми, разница, как она была подписана? Это опасно!
Себастьян. Не тревожьтесь, месье. Никто ничего не заподозрит: этот шедевр — и маленькая жиденькая акварель!
Лодердаль (перестав плакать). Как это жиденькая? Ей присудили премию!
Себастьян. Послушай, Лодердаль. Эта картина принадлежит мне — законченная или незаконченная. Тебе было хорошо уплачено за нее.
Лодердаль (презрительно). Хорошо уплачено! Двести франков и коробка слив.
Себастьян. И билет на утренник в «Комическую оперу».
Лодердаль. А там шли только «Сказки Гофмана».
Себастьян. Если ты сейчас не уйдешь к себе в комнату и не подождешь меня там, я завтра же отправлю тебя к маме в Челтенхэм. Ты этого хочешь?..
Лодердаль. Но, папа…
Себастьян. Сейчас же делай то, что тебе говорят. Va t’en![33]
Лодердаль. Но ведь картина еще не закончена. Разреши мне, пожалуйста, поправить ее. (Показывая пальцем). Правая грудь совсем неверно нарисована.
Себастьян. Обе груди совсем неверно нарисованы. Уходи!
Лодердаль (опять начинает плакать). Я никогда больше не нарисую для тебя ни одной картины, никогда в жизни!
Себастьян. Не будь так уверен в этом. Иди. (Подталкивает его к двери).
Лодердаль. Не прикасайся ко мне! Я тебя ненавижу! Ты бессердечный человек! (Вырывается из рук Себастьяна и убегает, хлопнув дверью).
Изобэл. Бедный мальчик!
Джейн (изнемогая от смеха). Боже мой, боже мой, это уж действительно слишком!
Джейкоб. Вы хотите сказать, что этот ребенок написал картину без посторонней помощи?
Себастьян. Да, месье. Под моим руководством. Чувство колорита в нем еще не вполне развито и мастерство рисунка тоже оставляет желать лучшего, но он прилежный мальчик; когда он вырастет и возмужает, то далеко пойдет.
Колин. Еще бы!
Себастьян. Остальные картины, конечно, носят более абстрактный характер.
Джейкоб. Остальные картины?
Себастьян. Да. Около тридцати в общей сложности. Мистер Сородэн их все подписал.
Джейкоб. Это какой-то бред!
Себастьян. Он назвал этот период своего творчества — «Неоинфантилизм». Мистер Сородэн обожал хорошую шутку. (Смеется).
Джейкоб. Где они?
Себастьян. На складе в Пасси, месье.
Колин. Их надо немедленно уничтожить.
Себастьян (подходит к Колину). Я не согласен, месье. Такой варварский жест совсем ни к чему. Если их с умом продать на протяжении ближайших нескольких-лет, — да-за-них, во всяком случае, можно получить сто тысяч фунтов. Я их уже застраховал в восемьдесят тысяч.
Джейкоб. Вы их застраховали?
Себастьян. Да, месье. Эти картины — моя собственность. Ведь их написал мой сын. Мистер Сородэн передал их мне, чтобы я ими распорядился, как найду нужным. Он считал это справедливым и полагал, что мы с вами сможем прийти к какому-нибудь соглашению.
Джейкоб. Этого вам не дождаться! Я раскрою весь этот мерзкий обман!
Себастьян (учтиво). Не будет ли такой поступок несколько непоследовательным, особенно теперь, когда вы уже откупились от княжны Павликовой, мисс Уотертон и мистера Левеллина? Я, право, очень советую вам хорошенько подумать, мистер Фридлэнд. Если вы раскроете весь этот мерзкий обман, как вы выразились, то этим самым сделаете себя посмешищем в глазах всего света.
Колин (вставая). От имени моей матери и моей семьи я заявляю, что всецело согласен с мистером Фридлэндом. Этот скандал должен быть раскрыт, чем бы это нам ни грозило. Так ведь, мама?
Изобэл. Да… Я полагаю, так… но…
Колин (снова садясь). Но что?
Изобэл. Я подумала об этом милом мальчике. Ведь он столько трудился — и будет страшно огорчен.
Себастьян. Не только мальчик будет огорчен — вся современная живопись будет унижена и обеднена. Один только Голливуд сколько потеряет! Картины перестанут покупать, и тысячи подающих надежды молодых художников начнут умирать с голоду. Это будет катастрофа! О многих настоящих великих мастерах тоже пойдет дурная молва, на их лучшие творения станут смотреть с недоверием и подозрением. Если просочится слух, что великие шедевры Сородэна написаны бывшей русской княжной, ставшей в эмиграции проституткой, девушкой из варьете, помешанным на религии сектантом и четырнадцатилетним мальчиком, то разлагающее влияние этого факта начнет распространяться со сверхъестественной быстротой. Современная скульптура, музыка, драматургия — все подвергнется переоценке. Десятки тысяч трудолюбивых людей, которые сейчас зарабатывают на уютную жизнь тем, что пишут книги, не зная грамматики, сочиняют музыку, не обладая чувством гармонии, и малюют картины, не имея представления о живописи, будут ввергнуты в крайнюю нищету или окажутся вынужденными обучаться своему делу. Громкие имена за одну только ночь превратятся в ничто. Пощады не будет никому. Так что хорошенько взвесьте все, мистер Фридлэнд, прежде чем создать этот хаос. Мало того, что вас сделают посмешищем, вас постараются распять на кресте! И раньше всего об этом позаботятся ваши же коллеги. (Звонок у парадной двери). Вот двое из них.
Джейн. Что вы собираетесь делать, Джейкоб?
Себастьян (Джейкобу). Да, что мы решаем; месье? Оставить наш маленький секрет нераскрытым или предать его широкой огласке?
Джейкоб. Зайдите ко мне в контору сегодня. Там мы договоримся.