Себастьян. Ничего. Ровным счетом ничего.
Джейкоб. Надо было мне заняться им.
Себастьян. Боюсь, что даже при вашей исключительной способности убеждать людей вы не добились бы лучших результатов, месье.
Джейкоб. Вы получили документ?
Себастьян. Увы, нет! Не получил.
Джейн. А читали его?
Себастьян. Да. (К Джейн). Он приблизительно такой же, как остальные.
Колин. Сколько вы ему предложили?
Себастьян. Деньги его не интересуют. Он принадлежит к религиозной секте адвентистов седьмого дня.
Изобэл. Господи, какое несчастье!
Себастьян. Этот человек очень религиозный, а такие люди, как известно, весьма несговорчивы. Вспомните, к примеру, архиепископа Томаса Бекета.
Изобэл. Я бы не сказала, что Томас Бекет был несговорчив, он просто был…
Джейкоб. Изобэл! Проблемы архиепископа Бекета были решены еще сотни лет назад. Наши проблемы более современны. Может быть, вы разрешите сосредоточиться именно на них?
Изобэл. К чему все эти колкости? Я просто не понимаю, что сегодня со всеми вами делается!
Колин. Зачем он явился с документом, если не собирается заработать на нем?
Себастьян. Он намерен опубликовать его.
Джейн. Опубликовать? Ну нет!.
Себастьян. Да, да. Он говорит, что его уже давно мучает совесть, а когда газеты сообщили о смерти Сородэна, он был так поражен этой новостью, что голый выбежал на банановую плантацию, и там у него было видение.
Колин. Он читал газету, сидя в ванне?
Себастьян. Этого он мне не сообщил.
Изобэл. Какое видение?
Себастьян. Он увидел вашего покойного мужа в аду, мадам. Его поджаривали на горячих угольях.
Изобэл. Боже милостивый!
Себастьян. Он чрезвычайно ярко описал всю картину. Я вас избавлю от подробностей, но это, видимо, произвело на него сильное впечатление.
Изобэл. Бедняга! Представляю себе!
Себастьян. Настолько сильное, что он сел в первый же самолет и прилетел сюда.
Колин. Зачем?
Себастьян. Он хочет спасти душу вашего отца, месье.
Колин. Поздновато спохватился!
Себастьян. Он считает, что в первую очередь виноват сам, раз его уговорили писать эти картины.
Джейкоб. И он действительно писал их?
Себастьян. Конечно. Весь «Ямайский» период принадлежит ему.
Джейкоб (подавлен). Чем я-то провинился? За что такие испытания?
Себастьян. Ему самому больше всего нравится «Добыча копры на закате», теперь эта картина в Королевской галерее в Копенгагене.
Изобэл. Копра — это то, что добывается из морских чаек?
Себастьян. Нет, мадам. Копра добывается из кокосовых орехов.
Изобэл. Ах, я перепутала с гуано.
Джейкоб. Умоляю вас, Изобэл, в столь критический момент отвлеките свои мысли от гуано!
Себастьян. Мистер Левеллин твердо убежден, что… э… незавидное положение мистера Сородэна, в котором он тогда предстал перед ним, — прямой результат обмана, совместно ими сотворенного. Он также убежден, что душа мистера Сородэна, к которой он, мне кажется, питает чрезмерный интерес, только тогда обретет покой, когда обман будет раскрыт и грех отпущен.
Колин. Ясно — бедняга помешался на религиозной почве.
Себастьян. Возможно. (Направляясь к двери библиотеки). Во всяком случае, он совершенно непоколебим.
Колин. Что он делает сейчас?
Себастьян (заглядывая в библиотеку): Молится, чтобы бог вразумил его. В любой момент он может запеть.
Колин. Надеюсь, до этого не дойдет.
Изобэл. У негров бывают очень красивые-голоса.
Джейкоб. Он отказался от денег?
Себастьян. Наотрез.
Джейкоб. У него, я полагаю, копия документа.
Себастьян. Представьте, подлинник. Копию он оставил в «Новошотландском банке, порт Мария, Ямайка.
Джейкоб. Значит, вы держали в руках настоящий документ?
Себастьян. Нет. Он очень хитро придумал. Дал мне только взглянуть на бумагу, чтобы я узнал почерк, потом заставил меня отойти в другой конец комнаты и сам прочитал все вслух. Но кое-чего мне все же удалось добиться — я знаю теперь, что он хранит письмо в бумажнике.
Джейн. Что вы этим хотите сказать, Себастьян?
Себастьян. Я хочу сказать, что, может быть, удастся извлечь его оттуда, если уж ничего другого нельзя будет сделать. (Заглядывает в записную книжку). У меня тут в Париже есть друг, специалист по этой части.
Джейн. Это совершенно исключено, Себастьян.
Себастьян (пожимая плечами). Необходимость заставит, мисс,
Джейкоб. Вы говорите, друг ваш здесь, в» Париже?
Джейн. Джейкоб!
Себастьян. Да, месье. Он был большим приятелем и мистера Сородэна. Они вместе ездили на скачки.
Колин. Обыкновенный карманник?
Себастьян. О нет, сэр. Пианист по профессии, а ворует он просто из любви к искусству — своеобразный способ сохранения гибкости пальцев.
Колин. И он тоже ваш друг по тюремной камере в Конго?
Себастьян. Нет, сэр, в Иоганнесбурге. (Звонок у парадной двери). Простите. (Уходит).
Колин. Этот человек совершенно лишен чувства стыда.
Джейн. Завидую ему.
Колин. Признаться, не ожидал, что в Париже я так близко столкнусь с подонками.
Джейн. А мне всегда казалось, что для среднего англичанина это и есть главная цель поездки в Париж.
Входят Черри-Мэй и Фабрис, сопровождаемые Себастьяном, который становится у двери. Джейкоб встает.
Черри-Мэй (Джейкобу). Я вернулась, потому что не умею долго сердиться, да к тому же здесь осталась эта чертова шляпа. (Берет шляпу). Вот она!
Джейкоб идет к дивану и садится, а Джейн подходит к Изобэл.
Черри-Мэй. Я погорячилась, конечно, ничего не скажешь. (Колину). Надеюсь, вы примете мои извинения, приношу их от души.
Колин (крайне смущенный). О… э… пожалуйста, не беспокойтесь.
Черри-Мэй (замечает липкий пластырь на лбу у Колина и подходит к нему). Ой, досталось вашей голове! (Подводит Фабриса). Fabrice, regards ce que tu as fait. Le pauvre garçon est gravement blessé, tu ne sais pas la force de toi-même![23] И Фабриса тоже простите.
Колин. Пожалуйста, не стоит больше об этом…
Черри-Мэй. Можно ему пожать вашу руку? Иначе он не успокоится. Он так волновался за обедом, даже не притронулся к еде. Фабрис, знаете ли, очень нервный, хоть и такой силач. Можете поверить, он всю ночь глаз не сомкнет, если не убедится, что все прощено и забыто.
Колин. Я все же думаю, что он мог бы предупредить, прежде чем обрушиться на меня, словно из засады.
Черри-Мэй. Ну, простите его, будьте умницей! Я одна во всем виновата — разволновалась и ударила вас. У меня еще с младенческих лет эта привычка — давать волю рукам.
Джейн. Будь великодушен, Колин, произошло явное недоразумение.
Колин. Ну, ладно… ладно… Забудем об этом! (Протягивает руку.)
Черри-Мэй. Viens serrer la main avec chaleur, Fabrice![24] (Фабрис бросается к Колину и восторженно трясет его руку). Ну вот. (Садится в кресло.) Теперь здесь все снова друзья, не правда ли?
Себастьян. Полагаю, что после столь трогательного примирения необходимо выпить. Можно вам предложить что-нибудь, мисс Уотертон?
Черри-Мэй. Спасибо. Не возражаю.
Себастьян. Шампанского?
Черри-Мэй. О нет, от шампанского у меня отрыжка. Обыкновенного виски, если можно, а Фабрису лимонада, он сейчас тренируется.
Себастьян вопросительно смотрит на остальных. Они отрицательно качают головами. Тогда он идет к столу.
Черри-Мэй (Фабрису). Tout va s’arranger, chéri[25].
Фабрис что-то угрюмо мычит себе под нос.
Черри-Мэй (хлопая Изобэл зонтиком по ноге). Вы не думайте, что он дуется. Он просто уходит в себя, прячется, как улитка, когда чем-либо расстроен. Вы, надеюсь, весело проводите время в Париже, миссис Сородэн?
Изобэл (застигнутая врасплох). Ну, я… э… боюсь, что при данных обстоятельствах…