где проживают наши соплеменники. И вы получите ту ужасную картину, которую ни в коем случае нельзя допустить.
Первосвященник сделал паузу. Члены Синедриона посмотрели друг на друга.
– От кого исходит весть о Мешиахе? – спросил очень влиятельный рабби Акабия бен Махалал-Эл.
Рабби Акабия бен Махалал-Эл для многих был образцом честности и неподкупности. «Я предпочту прослыть глупцом на всю жизнь, чем стать грешником на один миг», – сказал он как-то тем, кто хотел его подкупить.
– От достопочтенного Сегана, – ответил Симон бен Боэтий.
Взоры обратились к Второсвященнику. Он встал.
– Это правда. И это все, что я могу сказать в данную минуту.
– Нет, достопочтенный рабби Иссаххар, – возразил тут же Первосвященник, – этого недостаточно. Синедриону хорошо известно, что Вы единственный человек, кто посвящен в Великое Тайное Предсказание. И теперь настало время раскрыть его Синедриону.
Второсвященник ожидал подобный поворот событий. Симон бен Боэтий явно решил воспользоваться удобным моментом, чтобы подвести черту в борьбе за единоличную власть в Храме. Без знания Великого Тайного Предсказания и без его символа, Зиза Аарона, его первосвященство лишалось полноты легитимности в глазах многих храмовых священнослужителей. По сути, он ничем не отличался от простых священников, разве только тем, что облачался в Бигдей Захав[32].
– К сожалению, это исключено, поскольку запрещено самим Предсказанием.
– И как тогда нам быть? – переспросил Первосвященник. – Без Предсказания мы как бы впотьмах. Ловим черного кота в темной комнате.
– Синедрион не впотьмах, если хотя бы один из его членов владеет Предсказанием, – вставил рабби Гилл-Эл.
– Почему бы Коген Гадолу не признаться прямо, что его больше тревожит собственная власть или власть зятя, Ирода, чем химерические предположения о смутах и неурядицах, – сказал Йешуа бен Фабий, предшественник Первосвященника, отстраненный от должности царем как раз из-за Симона бен Боэтия.
– Любого любящего отца тревожит будущее его дочери. Это естественно. И я не исключение. Но это не означает, что я во всем поддерживаю своего зятя. Как левит, я предпочел бы иметь зятем иудея, а не идумея, пусть даже он царь. Но “Ha-kol hi-yede Shamayim”[33]. Мои предположения не химеричны, как их назвал достопочтенный рабби Йешуа.
– Надежда на пришествие Мешиаха давно живет в народе, – сказал Менахем Эссеянин. – Многие великие пророки – Исайя, Илия, Иеремия, Дани-Эл – предсказывали, что Мешиах принесет спасение, любовь и мир.
– Весть о Мешиахе не ординарная весть. И она не может пройти как обыкновенный городской слух. Или я не прав? – спросил Первосвященник.
– Его Преосвященство прав, – сказал Эл-Иезер бен Гирканий, влиятельный шаммаитский фарисей и обратился к Второсвященнику: – Рабби Иссаххар, могли бы вы открыть нам Предсказание. Или же, по крайней мере, могли бы сообщить, где и когда ожидается Мешиах?
– Это мне не известно, – ответил Второсвященник.
– Вот видите, уважаемые члены Синедриона!? – подхватил Первосвященник. – Все окутано тайной. Как нам тогда действовать? Прикажете кормить народ тайной!?
– Нет, лучше скгхыть весть от нагхода, – предложил рабби Шаммай.
– Боюсь уже поздно, – ответил Симон бен Боэтий. – Она известна кое-кому вне Синедриона. А город полон доносчиками. Она скоро дойдет и до ушей Ирода. Кстати, он возвращается в Иерусалим уже завтра.
– Пророк Михей предрекал, что Мешиах выйдет из рода Давида, – сказал Маттафий бен Теофилий. – Брак Элохима бесплоден, и, насколько мне известно, Иосиф, его брат, еще не женат. Стало быть, Мешиах родится не скоро.
– Кстати, рабби Иссаххар, куда пропал Элохим? – спросил рабби Гилл-Эл.
– Понятия не имею.
– Уже утгхо наступило, – предупредил рабби Шаммай. – Погха закгхугляться.
– Что же мы решили? – неуверенно спросил Первосвященник.
– Предлагаю поручить Коген Гадолу переговорить с Иродом и убедить его в том, что весть о Мешиахе ничем не грозит его власти, – сказал Йешуа бен Фабий.
– Верно! Верно! – раздались одобрительные голоса.
– Также поручить всем священнослужителям Храма настроить народ на мирный лад, – добавил Маттафий бен Теофилий. – Проповедовать, что Мешиах придет не скоро и когда Он придет, то принесет с собой мир и любовь.
Рабби Гилл-Эл окинул взглядом собравшихся. Никто не возражал. Первосвященник явно не достиг своей цели.
– Ну что ж? – заключил рабби Гилл-Эл. – На том и закроем Синедрион.
16
– Элохим, пора вставать. Уже утро.
– Азаз-Эл?
– Нет, Габри-Эл. Азаз-Эл сейчас далеко в будущем.
– Не верю. Ты и есть Азаз-Эл. Докажи, что это не так.
– Мы неразличимы. Близнецы. Но заклятые враги. Отец знает это и разделил время для нас, чтобы нам не встречаться. Время Азаз-Эла наступает под вечер. А мое – под утро. Вспомни, вчера я явился к тебе утром, а он пришел вечером. Разве не так? Теперь-то убедился?
Исчез фамильярно-фривольный тон. Но Элохим все еще сомневался.
– Не совсем.
– Хорошо. Открою тебе тайну, как различить нас. Азаз-Элу запрещено произносить Его имя, а мне – нет.
– И как Его зовут?
יהוה –
– Но эта гора принадлежит Азаз-Элу.
– Совершенно верно. Она его вотчина. Ему не дозволено вступать ногой на гору Мориа. Но мне разрешено приходить сюда, когда его нет. Люди здесь подвергаются искушению и соблазну. Мне Отцом поручено помочь им.
– Еще никому не удавалось преодолеть искушение на горе Соблазна.
– Ты станешь первым. Ты уже прошел испытание.
– Какое?
– Азаз-Элу не удалось заколдовать тебя.
– Что из этого следует?
– Свобода. Ты свободен делать все, что тебе заблагорассудится.
– И идти домой?
– Это решать тебе.
– А как же Анна?
– Она будет только рада. Кстати, она уже почувствовала шевеление в животе.
– Да!? Так скоро?
– Кажется, не веришь. Но имей в виду. Нет ничего невозможного для Него.
– Стало быть, бессмысленно ждать здесь тридцать дней?
– Почему бессмысленно? Свежий воздух. Уединение. Никто не мешает. Можно собраться с мыслями. Отдохнуть от городской суеты.
– Значит, теперь хочешь, чтобы я остался здесь?
– Мне все равно. Поступай, как подскажет тебе сердце. Наслаждайся свободой. А я пошел. Пока.
Элохим запутался. «Если бы они стояли рядом, точно сумел бы их различить». У него когда-то служили близнецы. Они одевались одинаково, говорили одинаково и были почти неразличимы и неразлучны. Приходили к нему всегда вместе. Говорили одновременно, иногда перебивая, иногда дополняя друг друга. Один начинал, а другой заканчивал предложение. И всегда уходили, оставив его с головной болью. Он скоро избавился от них. И с тех пор ему близнецы не нравились: «Какая-то непонятная ошибка природы».
«Кому верить?». Быть может, к нему трижды являлся один и тот же юноша. Быть может, нет никаких близнецов? А ведется какая-то непонятная, коварная игра? Какие у него основания предполагать, что он имеет дело с близнецами, кроме слов самого юноши? Видел он их рядом, вместе? Нет. При первых встречах вообще речь не шла о близнецах. Лишь теперь юноша заговорил