все еще недоволен, что ты пьешь бренди?
– Все еще недоволен.
– Поехали к Бену, пока там нет Харри!
Блокгауз
С той встречи прошло два месяца. Зима все еще упорно удерживала свое владычество над землей.
Около полудня в прерии, в одной из продуваемых ледяным ветром ложбин северо-восточней Найобрэры, стоял буланый мустанг с черной гривой и черным хвостом. Рядом с ним сидела большая собака, худой черный волкодав. Жеребец не был стреножен и время от времени двигался по кругу, щипля старую траву. При каждом звуке и мустанг, и собака замирали, навострив уши, и принюхивались. Услышав топот копыт, они настороженно подняли головы. Вскоре показался их хозяин. Верхом на сивой кобыле, в кожаных штанах, украшенных скальпами, в зимней куртке из бизоньей шкуры и меховых мокасинах, он почти сливался с рыжими проталинами на снегу.
Жеребец и собака радостно приветствовали всадника. Тот спрыгнул на землю и задумчиво погладил мустанга.
В этот день Рогатый Камень должен был встретиться с отцом. Еще утром приехав в условленное место и не найдя там отца, он оставил в ложбине буланого и собаку – своего рода сигнал для Маттотаупы – и на кобыле объехал окрестности. Западнее, в роще на берегу Найобрэры, он заметил наблюдательный пункт дакота и даже узнал сына Старой Антилопы из рода Сыновей Большой Медведицы. В фактории Беззубого Бена, в загоне для лошадей, он увидел мустанга Маттотаупы. Скорее всего, отец находился в блокгаузе.
Но они условились встретиться в прерии. Рогатому Камню нужно было решить, уехать ли, так и не повидавшись с отцом, или все же зайти к нему в блокгауз.
В конце концов он вскочил на буланого, накинув на него попону из бизоньей шкуры, и поехал ложбинами к реке, катившей свои взбухшие от талой воды желтые воды. Чтобы не привлекать внимания разведчиков дакота, он пересек Найобрэру не на перекате, а ниже по течению. Мустанги и собака не боялись бурной реки, а Рогатому Камню к сырости и холоду было не привыкать. Он уже полтора года жил, как дикий зверь, на природе и почти разучился говорить с людьми. Тех, кто попадался ему в горах, он убивал. А больше он никого не видел. Бесшумно – ножом, стрелой или томагавком – он отправил на тот свет уже более сотни золотоискателей. Рыжего Джима среди них не было. Но Рогатый Камень уже около месяца наблюдал за Джимом и Маттотаупой. Он знал, что они снова вместе и что в блокгаузе собралась большая компания, в том числе несколько хорошо знакомых ему бандитов. Сегодня ему придется наконец снова говорить с людьми. Он собирался задать отцу один важный вопрос.
И вот он ехал в факторию, по-прежнему стараясь оставаться незаметным для дакотских разведчиков. Прошло уже много лет с тех пор, как он предостерегал Маттотаупу от дружбы с Рыжим Джимом, с тех пор, как отец здесь, в блокгаузе Беззубого Бена, в первый раз выпил бренди, и с тех пор, как они вместе нанялись к Джо Брауну в службу охраны строительства железной дороги. Все это промелькнуло у Рогатого Камня в голове, когда он привел буланого и собаку в загон для лошадей у блокгауза и поставил жеребца рядом с мустангом Маттотаупы. Сивую кобылу он оставил снаружи.
Из блокгауза еще не доносился шум, который обычно поднимается к вечеру, когда гости успевают захмелеть. Слышны были лишь тихие голоса. Окон в доме не было, их заменяли бойницы, поэтому в помещении было сумрачно. Открыв тяжелую дубовую дверь, Рогатый Камень окинул взглядом зал. В дальнем левом углу сидел Маттотаупа. Один. Гости за другими столами, одетые, как охотники, трапперы и звероловы, пили и беседовали. Рогатый Камень узнал среди них Кровавого Билла, Тома без Шляпы и Сапог и маленького грязного человечка, которого звали Джозеф. Эти трое повернулись в сторону вошедшего и растерянно посмотрели на него, не зная, здороваться ли с ним или нет. Но он так красноречиво повернулся к ним спиной, что они в ту же секунду забыли о нем и снова принялись за бренди. Рогатый Камень, медленно идя к столу Маттотаупы, прислушивался к разговорам за другими столами, но не услышал ничего, кроме пустой хвастливой болтовни. Тем более что все разговоры с появлением молодого индейца стихли, хоть и не так быстро и не так ловко, чтобы он не обратил на это внимания.
Рогатый Камень молча сел напротив отца. Перед Маттотаупой стоял пустой стакан. Подошел Бен, чтобы забрать его и поставить полный. Он поздоровался с Рогатым Камнем, но тот не ответил и даже не взглянул на него. Бен, заботясь прежде всего о своей коммерции, принес стаканчик бренди и ему. Рогатый Камень невозмутимо выплеснул бренди на пол и поставил пустой стакан на стол, словно так и полагалось поступать с этим напитком.
Маттотаупа молча смотрел на сына, сидевшего напротив в свете смоляного факела. От зимы к зиме, от лета к лету черты Рогатого Камня становились все более суровыми и непроницаемыми. Казалось, с ним уже невозможно говорить как с любым другим человеком. Маттотаупа не знал, что сказать.
– Вот мы и увиделись, – произнес он наконец.
– Но ты не пришел в условленное место, – медленно ответил Рогатый Камень после долгой паузы.
– Здесь лучше, и я знал, что ты меня найдешь.
Рогатый Камень опять долго молчал, не то обдумывая ответ, не то ожидая, не скажет ли отец еще что-нибудь. Они не виделись уже год. Говорить, в сущности, было нечего. Они оба живы – это главное. Темы для разговора, конечно, нашлись бы, будь они в другом месте. Но здесь, в трактире, у них было мало времени: приближался вечер, в любой момент могли прийти знакомые Маттотаупы, и им вряд ли удалось бы спокойно поговорить. Запах бренди, которым был пропитан воздух в помещении, и вся обстановка в блокгаузе внушали Рогатому Камню отвращение. Поэтому он решил говорить открыто:
– Здесь, где, по-твоему, лучше, ты снова встречаешься с Рыжим Джимом, я знаю это. Я заметил, что сюда съехалось много белых людей. Кто станет их предводителем?
– Мы с Джимом будем их вождями. Эти люди хотят стать чем-то вроде племени, и я буду их вождем.
Рогатый Камень поймал блуждающий взгляд отца:
– И чем будет заниматься это племя?
– Бороться с Огненным Конем, с дакота и белыми людьми, которые не с нами.
– Банда бродяг, – холодно подытожил Рогатый Камень, даже не пытаясь