Читать интересную книгу Как слеза в океане - Манес Шпербер

— Все в порядке, — сообщил Марьян, вернувшись назад. — Они говорят, что снизу слышен шум тяжелых моторов. Одни считают — из Зеленой бухты, а другие утверждают, что из гавани.

Джура отправился порасспросить мужчин. Нет, после смены постов уже никто ничего не слышал. А до того, говорят, был слышен шум моторов. Они затаили дыхание, прислушались. Тихий, размеренный шум. Скорее всего моря, волны так и бились о скалы.

Всегда любил только таких женщин, которые никогда не испытывали любовного влечения. Воля к насилию. Однако он ни одну ни разу не взял силой. Послушные риторические ляжки. Лица меня никогда не привлекали, во всяком случае лица этих женщин. Я никогда и не описывал их лиц.

— Это не правда, — сказал кто-то энергично. — За последнее лето у нас, в Крелаце, град шел чаще, чем у вас, в Ябнице. А что ты хочешь? У нас, в Крелаце, когда град идет…

Тысячи Ябниц, но если бы я сейчас захотел встать и пойти, я бы не знал куда. Я мог бы взять глобус, поискать на нем точку — нет, ее нет нигде. Мне сорок восемь лет, с тридцати четырех я хочу вырваться и уйти. Только когда пишешь, забываешь, что у тебя нет своего места на земле. Лучше всего пишется в тюрьме, самая проясненная ситуация. А сейчас я сам стал хореографом войны для этих храпящих крестьян. Пальнут зелено-оранжевую ракету, и я брошусь вместе с храпунами вправо, пальнут сначала оранжевую, а потом оранжево-зеленую, я брошусь влево. Если до утра не будет никакого сигнала, то крестьяне пойдут наверх к ключу; вымоют лица и спокойно разойдутся по домам. Я покину свое здешнее «нигде» и отправлюсь в другое, такое же «нигде». Генерал Джура предложил противнику бой, но противник его не принял. Противная сторона, говорил отец, les effroyables chenapans[166], говорит баронесса. Если с ней что случится, Путци покончит с собой. Геро и Леандр, Ромео и Джульетта. Баронессу невозможно использовать в качестве персонажа. Эпизодическая фигура, имеющая склонность выдвигаться на передний план. Я ей отвел бы не больше десяти страниц. Все для меня только эпизодические фигуры, все, кроме крестьян. Я совершаю попытку выбраться из своего «нигде» и незаметно проскользнуть за ними назад, домой, в деревню, — вот и весь смысл всего написанного мною. Или насовсем рассчитаться с деревней, раз и навсегда. Теперь и здесь слышен шум мотора. Самолет. Возможно, английский пилот. Прямо над нашими головами. Скорее всего сбился с пути. Но не стал блудным сыном, не оказался в таком одиночестве, как мы здесь, с нашей маленькой войной. Он, если захочет, повернет ручку и включит радио, услышит танцевальную музыку откуда-нибудь из отеля на углу Гайд-парка. А завтра вечером сам будет танцевать там. Золотая молодежь, один из тех, кто даже и не подозревает, что ему ничего неизвестно про Ябницу и Крелац.

Из «куба» последовал сигнал. Он ответил. Да, все в порядке. Маре, должно быть, теперь уже известно, что случилось с ее тетей. Но они не договаривались о сигнале по данному поводу. Во всяком случае, на сей раз Мария-Тереза не имела успеха. У герцога Брауншвейгского можно было откупить победу, у мошенника Гркича нет. А если бы ей удалось купить ее, он, Джура, спал бы сейчас в постели, а все эти люди лежали бы со своими женами вместо того, чтобы, прислонившись к деревьям, жевать в два часа ночи хлеб с салом да пить водку.

— Довольно холодно, — сказал связной из Крелаца. — Еда согревает да и ракия тоже, мы взяли с собой бочонок, правда, он маловат, но все лучше, чем ничего. Мы сразу поняли, что эта ночь покажется нам длинной, даже если тепло одеться, хорошо еще, что мы здесь укрыты от ветра.

— Да ветра-то вообще нет, нам повезло, — сказал кто-то еще.

— Ветер всегда есть. Все зависит от того, понимаешь…

Джура опять пошел проверить посты. Нет, кроме шума самолета они пока ничего больше не слышали. Но среди них тут есть один, у него глаза как у ястреба, а в темноте видит, как кошка.

— Да, — подтвердил человек, — это у нас в роду. Даже мой дед, хотя и потерял один глаз, это было, когда страховая компания отказалась возместить нам убытки за пожар, и тогда заявилась целая комиссия, и эти гады…

— Так что ты видишь теперь? — прервал его Джура.

— Ничего, — ответил маленький толстый человек. — Ничего. Только внизу, в самом углу бухты, там я кое-что вижу. Что-то вроде машины, а может, и нет. Или все же машина, а на ней пушка. Диковина эта и не черная, и не синяя, а вроде как зеленая или серая. А рядом, поверишь или нет, я опять вижу что-то зеленое или серое, может, еще одна машина, только совсем другая. Ну как грузовик, например. Так вот, когда комиссия приехала, понимаешь, ведь горело, потому что загорелось, так всегда и бывает…

Он подробно рассказал свою историю. Потом Джура велел ему опять повернуться к бухте и сказать, что он видит сейчас. Теперь он видел три машины, но вскоре вообще ничего больше не стало видно, только слышен был шум моторов.

Джура поспешил добраться до Мары. Его несколько раз задерживали, люди в окопах пропускали его, лишь когда он давал опознать себя.

Он нашел Мару в маленькой комнатке на первом этаже. Она сидела у стола перед окном и писала. Сарайак лежал на диване, слишком коротком для его длинных ног.

— Ты все очень хорошо сделал, Джура, — сказала Мара. Она едва взглянула на него, не отрываясь от записей. — Но ты не должен был приходить сюда. Сейчас четыре часа двадцать пять минут. В пять часов сорок минут ты отправишься в путь. Рыбаки ждут тебя в шесть тридцать у Черной скалы. Драги отправился в три часа, Владко больше часа назад, оба должны быть уже на том берегу.

— Сарайак, — крикнул Джура, — проснись!

— Я не сплю, говори!

Джура доложил обо всем, что они видели.

— Это конец, — спокойно сказал Сарайак. Он сел, провел не спеша обеими ладонями по густым курчавым волосам. — Они доставили танки из Сплита, возможно, только легкие, и бронемашины. Этого вполне достаточно, хватит даже для слабого игрока.

Сидя, он зашнуровал ботинки, потом завязал галстук, вытащив его из-под подушки. Наконец он встал, подошел к столу и развернул план местности.

— Даже новичок выиграет эту игру. У них по меньшей мере два танка и две бронемашины. Танки они пустят через лесок, а бронемашины пойдут со стороны оливковой долины. Мышеловка захлопнулась.

— Мы могли бы напасть на них, бросая связки ручных гранат, — сказала Мара. Она занесла карандаш над планом, словно хотела сделать на нем пометку, но ее рука так и повисла в воздухе.

— Стрелки, что пойдут за танками, и пулеметы с бронемашин помешают нам сделать это.

— А окопы?

— Танки пройдут по ним, и все будут уничтожены. Но у нас есть еще немного времени, им торопиться некуда, они нападут на нас только на рассвете. Крестьяне нам в любом случае сейчас больше не нужны. Пусть они немедленно отправляются по домам и зароют пулеметы. А мы потом последуем за ними и рассеемся в лесу, что позади деревень.

— Сдаться без боя? — спросила Мара. Она так двинула стулом, словно хотела вскочить и бросить в большое непроницаемое лицо Сарайака слова: «Будем драться!» Но она осталась сидеть и сказала: — Драться или не драться — вопрос чисто политический. Ты порой забываешь об этом; особенно с тех пор, как вернулся из Испании.

— Отправить людей на бессмысленное самоубийство — это и с военной и с политической точки зрения глупость, — резко возразил Сарайак. Он уже застегнул на все пуговицы элегантную куртку из мягкой кожи. А потом сказал несколько изменившимся тоном: — Впрочем, мне безразлично. Решайте сами.

— Отправить крестьян по домам — согласна, — объявила Мара. Она наконец встала из-за стола. — И Джура пусть отправляется в Загреб. А все остальные останутся здесь. Мы разделимся на две группы: одна под моим руководством будет дожидаться танков в леске. Тот, кто останется в живых, укроется потом в деревнях наверху. Вторая группа останется здесь наверху и будет стрелять только по живым целям. До последнего патрона, чтобы не даться им в руки живыми! Если же мы без боя отойдем в деревни, то через несколько часов они схватят нас и перебьют, как скот. Но тогда наша смерть не будет иметь никакой цены. А так…

— Что так? — спросил Сарайак, не вынимая сигареты изо рта. Он смотрел на маленькую женщину сверху вниз и думал: ее сознание в настоящий момент затуманено. Она думает только об одном: какое впечатление это произведет на других, на народ, на грядущие поколения. А эти другие, этот народ только пописают сегодня на два часа раньше обычного, потому что шум, производимый теми, кто уничтожит нас, разбудит их.

— Я все сказала, — произнесла Мара. — Джура, твое мнение!

— Отправить крестьян по домам, а самим тотчас же попробовать перебраться на другой берег.

— Невозможно, — возразил Сарайак. — Благодаря их игрушкам на колесиках им потребуется для атаки самое большее пятьдесят человек. Почти наверняка можно предположить, что у них с подкреплением больше сотни людей, и они держат бухты под Контролем, чтобы отрезать нам отступление по воде. И тебе нужно немедленно уходить, иначе и ты не прорвешься.