Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почтенный человѣкъ, — пробормоталъ Джингль, закидывая свою голову и съ чувствомъ пожимая руку м-ра Пикквика. — Неблагодарный песъ… стыдно плакать… не ребенокъ… не выдержалъ… лихорадочный пароксизмъ… слабость… болѣзнь… голоденъ. Заслужилъ по дѣламъ… сильно страдалъ… очень… баста!
И, не чувствуя болѣе силъ притворяться хладнокровнымъ, несчастный человѣкъ сѣлъ на лѣстничной ступени, закрылъ лицо обѣими руками и зарыдалъ, какъ дитя.
— Ну, полно, полно, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, растроганный до глубины души. — Вотъ я посмотрю, что можно для васъ сдѣлать, когда будутъ приведены въ извѣстность всѣ обстоятельства нашего дѣла. Надобно поговорить съ Іовомъ. Да гдѣ онъ?
— Здѣсь я, сэръ, — откликнулся Іовъ, выступая на лѣстничную ступень.
Описывая въ свое время наружность этого молодца, мы сказали, кажется, что глаза y него заплыли жиромъ; но теперь, въ эпоху нищеты и скорби, они, повидимому, хотѣли выкатиться изъ своихъ орбитъ.
— Здѣсь я, сэръ, — сказалъ Іовъ.
— Подойдите сюда, любезный, сказалъ м-ръ Пикквикъ, стараясь принять суровый видъ, между тѣмъ, какъ четыре крупныя слезы скатились на его жилетъ.
Іовъ подошелъ.
— Вотъ вамъ, любезный, вотъ вамъ!
Что! пощечину? Когда говорятъ: "вотъ вамъ!" такъ обыкновенно разумѣютъ пощечину на вседневномъ языкѣ. И м-ръ Пикквикъ, разсуждая эгоистически, могъ бы при этомъ удобномъ случаѣ разразиться самою звонкою пощечиной: онъ былъ обманутъ, одураченъ и жестоко оскорбленъ этимъ жалкимъ негодяемъ, который теперь совершенно былъ въ его рукахъ. Но должны-ли мы сказать всю правду? Въ карманѣ м-ра Пикквика произошелъ внезапный звонъ, и когда, вслѣдъ за тѣмъ, онъ протянулъ свою руку горемычному Іову, глаза его заискрились живѣйшимъ удовольствіемъ, и сердце переполнилось восторгомъ. Совершивъ этотъ филантропическій подвигъ, онъ, не говоря ни слова, оставилъ обоихъ друзей, пораженныхъ превеликимъ изумленіемъ.
По возвращеніи въ свою комнату, м-ръ Пикквикъ уже нашелъ тамъ своего вѣрнаго слугу. Самуэль обозрѣвалъ устройство и мебель новаго жилища съ чувствомъ какого-то угрюмаго удовольствія, весьма интереснаго и забавнаго для постороннихъ глазъ. Протестуя энергически противъ мысли о постоянномъ пребываніи своего господина въ тюремномъ замкѣ, м-ръ Уэллеръ считалъ своею нравственною обязанностью не приходить въ восторгъ отъ чего бы то ни было, что могло быть сдѣлано, сказано, внушено или предложено въ этомъ мѣстѣ.
— Ну, что, Самуэль? — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Ничего, сэръ, — отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ.
— Помѣщеніе довольно удобное, Самуэль?
— Да, такъ себѣ,- отвѣчалъ Самуэль, озираясь вокругъ себя съ недовольнымъ видомъ.
— Видѣли-ли вы м-ра Топмана и другихъ нашихъ друзей?
— Видѣлъ всѣхъ. Завтра будутъ здѣсь, и мнѣ показалось очень страннымъ, что никто изъ нихъ не захотѣлъ придти сегодня, — отвѣчалъ Самуэль.
— Привезли вы мои вещи?
Въ отвѣтъ на это м-ръ Уэллеръ указалъ на различные пачки и узлы, симметрически расположенные въ углу комнаты.
— Очень хорошо, Самуэль, — сказалъ м-ръ Пикквикъ послѣ нѣкотораго колебанія, — теперь выслушайте, мой другъ, что я намѣренъ сказать вамъ.
— Слушаю. Извольте говорить.
— Я думалъ съ самаго начала и совершенно убѣдился, Самуэль, — началъ м-ръ Пикквикъ съ великою торжественностью, — что здѣсь не мѣсто быть молодому человѣку.
— Да и старому тоже, — замѣтилъ м-ръ Уэллеръ.
— Правда ваша, Самуэль, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, — но старики иногда заходятъ сюда, вслѣдствіе своего собственнаго упрямства, a молодые люди могутъ быть приведены въ это мѣсто неизвинительнымъ эгоизмомъ, т. е. самолюбіемъ тѣхъ, кому они служатъ. Этимъ-то молодымъ людямъ, думаю я, неприлично оставаться здѣсь. Понимаете-ли вы меня, Самуэль.
— Нѣтъ, сэръ, не могу взять въ толкъ, — отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ.
— Попробуйте понять.
— Мудреная задача, сэръ, — сказалъ Самуэль послѣ кратковременной паузы, — но если я смекаю малую толику, на что вы мѣтите, то, по моему разсужденію, сэръ, вы мѣтите не въ бровь, a въ самый глазъ, какъ ворчалъ однажды извозчикъ, когда снѣгомъ залѣпило ему всю рожу.
— Я вижу, вы понимаете меня, мой другъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — во-первыхъ, вамъ никакъ не слѣдуетъ проводить въ праздности свои лучшіе годы; а, во-вторыхъ, должнику, посаженному въ тюрьму, было бы до крайности нелѣпо держать при себѣ слугу. — Самуэль, — заключилъ м-ръ Пикквикъ, — на время вы должны оставить меня.
— На время, сэръ? такъ-съ, смекаемъ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ довольно саркастическимъ тономъ.
— Да, на то время, какъ я останусь здѣсь, — продолжалъ м-ръ Пикквикъ. — Жалованье вы будете получать отъ меня по прежнему. Кто-нибудь изъ моихъ друзей, вѣроятно, съ удовольствіемъ возьметъ васъ, хоть бы изъ уваженія ко мнѣ. И если я когда-либо отсюда выйду, Самуэль, — добавилъ м-ръ Пикквикъ съ притворною веселостью, — даю вамъ честное слово, что вы немедленно опять воротитесь ко мнѣ.
— Насчетъ этой матеріи, сэръ, y меня имѣется въ виду одно единственное разсужденіе, — сказалъ м-ръ Уэллеръ важнымъ и торжественнымъ тономъ. — Не вамъ бы объ этомъ говорить, и не мнѣ бы слушать. Перестанемъ объ этомъ толковать, и дѣло въ шляпѣ.
— Нѣтъ, Самуэль, я не шучу, и намѣреніе мое неизмѣнно, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Такъ вы не шутите сэръ? Не шутите? — спросилъ м-ръ Уэллеръ твердымъ и рѣшительнымъ тономъ.
— Нѣтъ, Самуэль.
— Очень хорошо-съ: и я не стану шутить. Счастливо оставаться.
Съ этими словами м-ръ Уэллеръ надѣлъ шляпу и поспѣшно вышелъ изъ комнаты своего господина.
— Самуэль! — закричалъ вдогонку м-ръ Пикквикъ. — Самуэль!
Но въ длинной галлереѣ уже не раздавалось эхо отъ шаговъ, и Самуэль Уэллеръ исчезъ.
Глава XLIII. Объясняющая, какимъ образомъ мистеръ Самуэль Уэллеръ попалъ въ затруднительное положеніе
Въ Линкольнской палатѣ, что на Португальской улицѣ, есть высокая комната, дурно освѣщенная и еще хуже провѣтренная, и въ этой комнатѣ почти круглый годъ засѣдаютъ одинъ, два, три или, смотря по обстоятельствамъ, четыре джентльмена въ парикахъ, и передъ каждымъ изъ этихъ джентльменовъ стоитъ письменная конторка, сооруженная по образцу и подобію тѣхъ, которыя обыкновенно употребляются въ англійскихъ присутственныхъ мѣстахъ, за исключеніемъ развѣ французской полировки. По правую сторону отъ этихъ господъ находится ложа для адвокатовъ: по лѣвую сторону — отгороженное мѣсто для несостоятельныхъ должниковъ, и прямо передъ ихъ конторками стоитъ обыкновенно болѣе или менѣе значительная коллекція неумытыхъ физіономій и нечесаныхъ головъ. Эти джентльмены — коммиссіонеры Коммерческаго банкротскаго суда, и мѣсто, гдѣ они засѣдаютъ, есть самъ Коммерческій банкротскій судъ.
По волѣ прихотливой судьбы, этотъ знаменитый судъ съ незапамятныхъ временъ былъ, есть и, вѣроятно, будетъ общимъ притономъ праздношатающагося лондонскаго оборваннаго люда, который каждый день находитъ здѣсь свое утѣшеніе и отраду, Онъ всегда полонъ. Пары пива и спиртуозныхъ напитковъ возносятся къ потолку отъ ранняго утра до поздняго вечера, и, сгущаясь отъ жара, скатываются дождеобразно на всѣ четыре стѣны. Въ одинъ приходъ вы увидите здѣсь больше штукъ стараго платья, чѣмъ въ цѣлый годъ въ Толкучемъ рынкѣ, и ни одна цирюльня столицы не въ состояніи представитъ такой богатой коллекціи щетинистыхъ бородъ, какую встрѣтите въ этой оригинальной ассамблеѣ.
И никакъ не должно думать, чтобъ всѣ эти господа имѣли какую-нибудь тѣнь занятій или дѣла въ этомъ присутственномъ мѣстѣ, которое съ такимъ неутомимымъ усердіемъ и соревнованіемъ посѣщаютъ они каждый день отъ восхода солнечнаго до заката. При существованіи дѣловыхъ отношеній, странность такого явленія могла бы уничтожиться сама собою. Нѣкоторые изъ нихъ обыкновенно спятъ въ продолженіе засѣданій; другіе переходятъ съ одного мѣста на другое съ колбасами или сосисками въ карманахъ или носовыхъ платкахъ и чавкаютъ, и слушаютъ съ одинаковымъ аппетитомъ; но рѣшительно никто въ цѣлой толпѣ не принимаетъ личнаго участія въ производствѣ судебнаго дѣла. И не пропускаютъ они ни одного засѣданія. Въ бурную и дождливую погоду они приходятъ сюда промоченные до костей, и въ эти времена Банкротскій судъ наполняется испареніями, какъ изъ навозной ямы.
Можно подумать, что здѣсь усиліями смертныхъ воздвигнутъ храмъ генію старыхъ лохмотьевъ и лоскутнаго мастерства. Круглый годъ ни на комъ не увидите новаго платья и не встрѣтите человѣка съ свѣжимъ и здоровымъ лицомъ. Одинъ только типстафъ выглядываетъ молодымъ человѣкомъ, да и y того красныя одутлыя щеки похожи на вымоченную вишню, приготовленную для настойки. Разсыльный, отправляемый къ разнымъ лицамъ съ формальнымъ требованіемъ ихъ въ судъ, щеголяетъ иногда въ новомъ фракѣ; но фасонъ этого фрака, имѣющаго подобіе мѣшка, набитаго картофелемъ, напоминаетъ моду старыхъ временъ, давно исчезнувшихъ изъ памяти людей. Самые парики y судей напудрены прескверно, и локоны ихъ, повидимому, давно утратили свою упругость.
- Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Блюмсберийские крестины - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Посмертные записки Пиквикского клуба - Чарльз Диккенс - Классическая проза