Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты вотъ расклалъ по пальцамъ лучше всякаго кудесника, что будетъ съ нашимъ старичкомъ, если оставить его одного въ тюрьмѣ,- сказалъ Самуэль.- A не знаешь-ли ты, какъ бы этакъ намъ съ тобой помочь этому горю?
— Нѣтъ, другъ мой, не возьму въ толкъ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ послѣ минутнаго размышленія.
— И не видишь ты никакого средства?
— Средства, то есть, какъ бы выручить честнаго мужа изъ несчастія! Нѣтъ, Самми, не вижу… a вотъ развѣ попробовать…
Необыкновенный свѣтъ премудрости озарилъ чело почтеннаго старца, когда онъ приложился къ уху своего возлюбленнаго сына и шопотомъ сказалъ:
— Принесемъ-ка, любезный, складную кровать, впихнемъ его туда, да и вынесемъ такъ, чтобъ не пронюхалъ ни одинъ тюремщикъ. — Или еще лучше: нарядимъ его старухой и прикроемъ его фатой.
Но Самуэль объявилъ, что оба эти плана никуда не годятся и снова предложилъ свой вопросъ.
— Нѣтъ, — сказалъ старый джентльменъ, — если онъ не хочетъ сохранить тебя при своей особѣ, такъ я ужъ рѣшительно не вижу никакого средства. Не проѣдешь, Самми, будь ты тутъ хоть семи пядей во лбу.
— Проѣхать можно, да только осторожно, — возразилъ Самуэль. — Послушай, старичина: ссудика ты мнѣ фунтиковъ двадцать пять.
— A на что тебѣ? — спросилъ м-ръ Уэллеръ.
— Это ужъ мое дѣло, — отвѣчалъ Самуэль. — Можетъ, тебѣ вздумается потребовать отъ меня эти денежки минутъ черезъ пять, a я, можетъ статься, не заплачу и заартачусь. Не придетъ ли, этакъ, тебѣ охота задержать своего сынка и отправить его въ тюрьму за долги?
При этой остроумной выдумкѣ отецъ и сынъ обмѣнялись полнымъ кодексомъ телеграфическихъ взглядовъ и жестовъ, послѣ чего м-ръ Уэллеръ старшій сѣлъ на каменную ступень и расхохотался до того, что лицо его покрылось багровой краской.
— Что это за старый истуканъ! — воскликнулъ Самуэль, негодуя на безполезную трату дорогого времени. — Какъ тебѣ не стыдно разсиживаться, какъ пѣтуху на на шестѣ, когда тутъ не оберешься хлопотъ на цѣлый день? Гдѣ y тебя деньги?
— Въ сапогѣ, Самми, въ сапогѣ,- отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ, подавляя въ себѣ этотъ припадокъ необыкновеннаго веселья. — Подержи-ка мою шляпу, Самми.
Освободившись отъ этого груза, м-ръ Уэллерь внезапно перегнулся на одинъ бокъ, засунувъ свою правую руку за голенище, и черезъ минуту вытащилъ изъ этого оригинальнаго влагалища бумажникъ огромнаго формата въ осьмушку, перевязанный толстымъ ремнемъ. Отдохнувъ, сколько было нужно послѣ этой трудной операціи, онъ вынулъ изъ бумажника двѣ нахлестки, три или четыре пряжки, мѣшочекъ овса, взятаго на пробу, и наконецъ небольшой свертокъ запачканныхъ ассигнацій, изъ которыхъ тотчасъ же отдѣлилъ требуемую сумму для своего возлюбленнаго сына.
— Вотъ тебѣ, другъ мой Самми, — сказалъ старый джентльменъ, когда нахлестки, пряжки и пробный овесъ были вновь уложены на свое мѣсто въ неизмѣримомъ карманѣ за голенищемъ, — теперь надо тебѣ доложитъ, Самми, что я знаю тутъ одного джентльмена, который мигомъ подсмолитъ намъ всю эту механику… Сорвиголова, Самми, собаку съѣлъ въ законахъ: мозгъ y него, какъ y лягушки, разсѣянъ по всему тѣлу, и каждый палецъ прошпигованъ такимъ умомъ, что просто ротъ разинешь. Онъ другъ самого лорда-канцлера, Самми, и стоитъ ему пикнуть одно только словечко, такъ тебя упрячутъ, пожалуй, на всю жизнь въ какую угодно тюрьму.
— Ну, нѣтъ, старичина, — возразилъ м-ръ Уэллеръ, — авось мы обойдемся безъ этой механики.
— Какъ же это?
— Слыхалъ-ли ты, что тутъ называется y нихъ по судейской части Habeas corpus?
— Нѣтъ. A что?
— A это, сударь мой, такое изобрѣтеніе, лучше котораго человѣку ничего не придумать до скончанія вѣковъ. Объ этомъ читалъ я и въ книгахъ.
— Да ты-то что станешь съ нимъ дѣлать?
— Войду черезъ него въ тюрьму къ своему старшинѣ и больше ничего, — отвѣчалъ Самуэль. — Только ужъ лорду-канцлеру про это ни гугу, — иначе, пожалуй, пойти-то пойдешь этой дорогой, да тамъ и застрянешь навсегда, какъ ракъ на мели.
Соглашаясь съ мнѣніемъ своего сына, м-ръ Уэллеръ старшій, не теряя драгоцѣннаго времени, отправился еще разъ къ ученому Соломону Пеллю и познакомилъ его со своимъ желаніемъ подать немедленно бумагу ко взысканію двадцати пяти фунтовъ, со включеніемъ судебныхъ издержекъ, съ нѣкоего Самуэля Уэллера, отказавшагося выплатить этотъ долгъ. Благодарность за труды по этому дѣлу перейдетъ въ карманъ Соломона Пелля, и онъ получитъ впередъ за свои хлопоты.
Стряпчій былъ въ самомъ веселомъ расположеніи духа, такъ какъ несостоятельный кліентъ его былъ въ эту минуту благополучно освобожденъ изъ коммерческаго суда. Онъ отозвался въ лестныхъ выраженіяхъ относительно удивительной привязанности Самуэля къ его господину и объявилъ, что этотъ случай напоминаетъ ему его собственную безкорыстную преданность къ лорду-канцлеру, почтившему его своимъ вниманіемъ и дружбой. Окончивъ предварительные переговоры, они оба отправились въ Темпль, и м-ръ Соломонъ Пелль, съ помощью своего письмоводителя, изготовилъ въ нѣсколько минутъ, по всей юридической формѣ, просьбу о взысканіи вышеозначенной суммы за собственноручнымъ подписаніемъ заимодавца.
Самуэль, между тѣмъ, отрекомендованный почтеннымъ представителямъ кучерского сословія, сопровождавшимъ несостоятельнаго джентльмена, освобожденнаго изъ суда, былъ принятъ ими со всѣми признаками искренняго радушія, какого могъ заслуживать единственный сынъ и наслѣдникъ м-ра Уэллера. Они пригласили его принять участіе въ ихъ пиршествѣ, и Самуэль съ великой охотой послѣдовалъ за ними въ общую залу трактира.
Веселость этихъ джентльменовъ имѣетъ обыкновенно спокойный и серьезный характеръ; но по поводу настоящаго радостнаго событія, каждый изъ нихъ, оставляя обычное глубокомысліе, рѣшился вести себя нараспашку, предаваясь, безъ всякаго ограниченія, душевному разгулу. Пиршество началось громогласными и торжественными тостами въ честь главнаго комиссіонера въ коммерческомъ судѣ,м-ра Соломона Пелля, удивившаго въ тотъ день извозчичью компанію своими эксцентрическими талантами по юридическому крючкотворству. Наконецъ, послѣ обильныхъ возліяній, одинъ пестролицый джентльменъ въ голубой шали сдѣлалъ предложеніе, чтобы кто-нибудь изъ почтенной компаніи пропѣлъ какую-нибудь пѣсню для общей потѣхи. На это отвѣчали единодушнымъ требованіемъ, чтобы пестролицый джентльменъ самъ принялъ на себя трудъ развеселить компанію вокальной музыкой, и когда тотъ отказался наотрѣзъ отъ этого неучтиваго требованія, послѣдовалъ разговоръ весьма шумный и крупный, воспламенившій извозчичьи сердца.
— Господа! — сказалъ президентъ пиршества, владѣлецъ многихъ кабріолетовъ и каретъ, — вмѣсто того, чтобы разстраивать общую дружбу, не лучше-ли попросить намъ м-ра Самуэля Уэллера сдѣлать одолженіе всей компаніи?
Единодушный говоръ одобренія утвердилъ предложеніе президента.
— Право, господа, я не привыкъ пѣтъ въ большой компаніи безъ аккомпанемента, — сказалъ Самуэль, — но ужъ если вы требуете и приказываете, мое горло будетъ къ вашимъ услугамъ. Просимъ прислушать.
И послѣ этого предисловія Самуэль, постепенно возвышая голосъ, затянулъ странный романсъ о томъ, какъ нѣкогда разбойникъ Торпинъ, герой народныхъ англійскихъ преданій, остановилъ на большой дорогѣ карету одного епископа, какъ завладѣлъ его кошелькомъ и какъ, наконецъ, всадилъ пулю въ лобъ неосторожному кучеру, который, спасаясь отъ разбойника, погналъ своихъ лошадей въ галопъ. Пѣсня отзывалась съ большимъ неуваженіемъ объ этомъ возницѣ.
— Утверждаю, господа, что здѣсь скрывается личная обида кучерскому сословію, — сказалъ пестролицый джентльменъ, прерывая Самуэля на послѣдней строфѣ. — Я хочу знать, какъ звали этого кучера.
— Имя его осталось въ неизвѣстности для потомства, — отвѣчалъ Самуэль, — въ его карманѣ не отыскалось визитной карточки.
— A я утверждаю, что такого кучера никогда не было и не могло быть на свѣтѣ и что эта пѣсня клевета на нашего брата! — возразилъ пестролицый джентльменъ.
Это мнѣніе, нашедшее отголосокъ во всей компаніи, произвело сильный и жаркій споръ, который, къ счастью, окончился безъ дальнѣйшихъ послѣдствій прибытіемъ м-ра Уэллера и м-ра Пелля.
— Все обстоитъ благополучно, Самми, — сказалъ м-ръ Уэллеръ.
— Констэбль будетъ здѣсь въ четыре часа, — сказалъ м-ръ Пелль. — Этимъ временемъ, надѣюсь, вы не убѣжите, сэръ, — э? Ха, ха, ха!
— Подожду, авось къ той порѣ умилостивится мой родитель, — отвѣчалъ Самуэль.
— Ну, нѣтъ, отъ меня ужъ нечего ждать никакой пощады, — сказалъ м-ръ Уэллерь старшій, — я не потатчикъ расточительному сыну.
— Взмилуйся, старичина: впередъ не буду.
— Ни-ни, ни подъ какимъ видомъ! — отвѣчалъ неумолимый кредиторъ.
— Дай отсрочку хоть мѣсяца на два: заплачу съ процентами, — продолжалъ Самуэль.
- Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Блюмсберийские крестины - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Посмертные записки Пиквикского клуба - Чарльз Диккенс - Классическая проза