случай еще раз доказывает, насколько необходимы те рапортички, о которых я говорил и которыми следовало бы уведомлять всех парижских комиссаров полиции не только об арестах, совершенных накануне, но также обо всех разыскиваемых лицах.
Само собой разумеется, что если бы мой коллега знал, что Август, которого он встречал в аптеке господина X., был сообщником Марно, он, конечно, поспешил бы его арестовать. Но каким образом он мог это знать, когда полицейская префектура не считает нужным давать своим чиновникам сведения такой первостепенной важности?
Однако в конце концов Пулен все-таки попался.
Я узнал, что у него есть тетка, честная и очень набожная женщина, служившая кухаркой в одном богатом доме. Несмотря на все проделки своего беспутного племянника, она все еще чувствовала к нему некоторую слабость и продолжала время от времени тайком принимать его.
Понятно, мы учредили тщательный надзор за добрейшей тетушкой Пулена, и в наши руки попало письмо его. Негодный лицемер писал бедной женщине, которая каждое утро ходила к ранней обедне, приблизительно в следующем духе:
«Любезная тетушка!
Нынешний день — самый прекрасный в жизни для моей кающейся души!
Подобно ангельскому мытарю, вчера я бил себя в грудь и плакал о грехах своих у подножия алтаря, а сегодня утром Господь Бог сподобил меня приобщиться Святых Тайн.
В таком состоянии Божьей благодати я хотел бы пребывать всегда, но вы, дорогая тетушка, знаете, что для поддержания моих сил одного небесного хлеба недостаточно. Необходимо питать мое грешное тело, которое только недавно просветил Господь. Вот почему я рассчитываю на вас, милая и дорогая тетушка, что вы дадите мне немножко презренного металла, без которого, к сожалению, невозможно достичь спасения души в этом мире»…
Когда Пулен явился за «презренным металлом» к своей доброй тетушке, то застал там двух агентов, которые схватили раба Божьего и препроводили в мою канцелярию.
Это был совсем вульгарный мошенник, который, увидя себя пойманным, струсил, присмирел и держался самым униженным образом. Видимо, он думал только об одном: как бы отделаться подешевле.
Он первый сообщил нам, что Марно был анархистом, и привел некоторые доказательства, которые при проверке вполне подтвердились. Мы узнали, между прочим, что в августе месяце, почти накануне кражи на улице Шальо, он был задержан за сопротивление полицейским агентам, когда те срывали и уничтожали анархистские прокламации «Рёге Peinard». Но, к сожалению, его тотчас же выпустили на свободу.
Марно также был участником лиги антидомовладельцев и энергично переселял не плативших за квартиру жильцов.
Правда, этот горячий партизан анархии начал с того, что своих же собратьев надул на пятьсот франков. За эту проделку он был исключен из их кружка, но нисколько этим не смутился и примкнул к другим анархистским группам и продолжал усердно посещать их сходки.
По всей вероятности, Пулен надеялся, что, сообщив все подробности о Марно, он заслужит снисходительность присяжных, и дошел до того, что обрисовал его в самых мрачных красках. Он рассказал, что однажды после кражи велосипедов Марно показал ему нож, тот самый, которым он убил Колсона, и сказал:
— Слушай, если ты на меня донесешь, я вспорю тебе брюхо!
— В другой раз, — рассказывал Пулен, — проходя вместе со мной по улице Бельвиль, Марно увидел вдруг господина Антона, комиссара того квартала. Тогда, судорожно сжимая свой нож, он воскликнул:
— Если только он ко мне подойдет, я его убью!
Когда сделалось известно, что Марно анархист, дело приняло еще более серьезный характер. Тотчас же было обращено внимание на записную книжку, отобранную у преступника и на которую сначала никто не обратил внимания. В ней были записаны какие-то химические формулы. Записную книжку передали господину Жирару, директору муниципальной лаборатории, познания которого были столь полезны полиции в этой продолжительной борьбе с анархией. Господин Жирар, разобрав формулы, записанные у Марно, нашел, что это химический состав взрывчатого вещества особенно опасного свойства.
Сначала Марно не отрицал того, что принадлежит к партии анархистов, и, когда судебный следователь спросил его о краже велосипедов, он признал факт и объявил, что действовал по праву, «желая избавить магазины от избытка товара, чтобы дать заработок рабочим».
На суде, когда разбиралось дело Пулена и Марно о краже со взломом, процесс не ознаменовался никаким мало-мальски интересным инцидентом, и Пулен был приговорен к восьмилетней каторге.
Зато на другой день, когда Марно предстал перед присяжными по обвинению в убийстве Колсона, настроение было совершенно иное.
Марно разыгрывал роль невинного агнца и старался убедить присяжных, что хотя он вор, но, избави Боже, вовсе не анархист. Это происходило вскоре после бомбы Эмили Анри, и убийца Колсона отлично знал, как настроено общественное мнение.
Когда господин Жирар подтвердил на суде, что химические формулы, найденные в записной книжке обвиняемого, представляли собой состав очень опасного взрывчатого вещества, Марно прикинулся удивленным и воскликнул:
— Я вовсе не химик и не признаю пропаганды действием! Я никогда не был партизаном бомб!
Своим лицемерным ответом он вызвал председателя, господина Коммуа, на следующее возражение:
— Да, конечно, вы предпочитаете нож!
Все свидетели, показавшие на предварительном следствии, что Марно анархист, на суде отказывались от своих первоначальных показаний.
Между прочим, возлюбленная Марно, бедная, молоденькая модистка, рассказывавшая сначала, что ее друг был очень экзальтированным человеком и часто повторял: «Долой буржуазию! Долой суды! Долой полицию!» — объявила на суде, что она ошиблась: Марно был прекрасный малый, прилежный, работящий, он много учился и говорил ей, что его особенно интересует реформа денежной системы!..
В публике это вызвало смех, хотя на присяжных все-таки произвело некоторое впечатление.
Один товарищ, рассказывавший, что слышал от Марно, как тот уверял, что убьет первого агента, который попытается его задержать, также изменил свои показания:
— Если он и говорил так, то просто из фанфаронства, потому что, в сущности, это был прекраснейший человек в мире.
Наконец, даже Пулен, выдавший анархистские тайны товарища, отказался от всех своих слов.
Когда его между двумя жандармами ввели в зал суда, где накануне он был приговорен к восьмилетней каторге, он с иронической улыбкой окинул взором публику, зная наперед эффект, который произведет, потом он начал говорить:
— Все, что я рассказывал о Марно, было ложно. Он никогда не был анархистом и никогда не хвалился, что убьет первого агента, который осмелится его арестовать.
Тогда между председателем и свидетелем начался следующий курьезный диалог:
Председатель: Итак, это вы сопровождали его в почтовую контору?
Пулен: Не знаю.
Председатель: Кто же убил агента?
Пулен: Какой-то блондин.
Председатель: Какого он бы роста?
Пулен: Кажется, высокого.
Председатель: Вы плохо заучили ваш урок. Марно уверяет, что он был небольшого роста. Но вот взгляните