Мелвилл записал имя и посмотрел на полковника, словно ожидая продолжения. Не дождавшись его, он продолжил:
– И вы готовы, надеюсь, выполнять мои распоряжения?
– Ваши распоряжения? Слушайте, не объясните ли вы мне сначала, что все это значит? Этот человек мертв?
– Вы же не слепой. Посмотрите сами. А значит это то, что произошел несчастный случай.
– Несчастный случай? Как просто! Всего лишь несчастный случай! – саркастически бросил комендант. Из-за его плеча выглянуло круглое, побледневшее от испуга лицо хозяина гостиницы.
– Ну, может быть, не совсем просто и не «всего лишь» несчастный случай… – уточнил Мелвилл.
Полковник подошел к камину и наклонился над телом.
– Ах, не совсем просто и не «всего лишь»? – проговорил он и, выпрямившись, добавил: – Похоже, этим должна заниматься полиция. Этот человек убит. Может быть, вы объясните мне все-таки, что здесь произошло?
– Ну а зачем я, по-вашему, вызвал вас? Но не повышайте на меня голос, мне это не нравится. Этого человека я встретил здесь сегодня вечером случайно. Его внешний вид и манера держаться показались мне подозрительными. Ну, для начала, он был англичанином, а Бог свидетель, ни один француз сегодня не имеет оснований хорошо относиться к представителям этой вероломной расы. Англичанин в Турине или где бы то ни было в Италии не вызовет подозрения разве что у безнадежного простофили. Я имел неосторожность высказать свое намерение послать за вами, чтобы потребовать у него полного отчета. Англичанин вытащил пистолет – вон он, на полу, – и мне пришлось ударить его. Он упал и, по воле Провидения, проломил голову о каминную решетку. На ней остались следы крови. Теперь вам известно все, что здесь произошло.
– Ах, мне уже все известно? Ну как же, как же… – иронизировал комендант. – А кто может подтвердить эту вашу историю?
– Если бы вы были сообразительнее, то могли бы убедиться в ее достоверности сами. Кровь на решетке, характер раны, положение трупа. Никто не прикасался к нему после того, как он упал. Согласно имеющимся у него документам, он англичанин по имени Марк Мелвилл. Он показывал их по моему требованию. Вы найдете документы в его кармане – не мешало бы вам взглянуть на них, а заодно и на мои. Это могло бы избавить нас от ненужного препирательства. – С этими словами он протянул коменданту паспорт на полотняной подкладке.
Побагровевший полковник с трудом удержался от гневной отповеди и схватил паспорт. Глаза его по мере чтения становились все круглее, а когда он прочитал, что должен предоставить его владельцу все имеющиеся в его распоряжении ресурсы, краска на его лице уступила место смертельной бледности.
– Н-но… гражданин представитель, почему же… почему вы сразу не сказали мне?
– Вы же не спрашивали. Вы предпочитаете делать выводы, не соблюдя элементарных формальностей. Знаете, полковник Лескюр, вы оставляете у меня не слишком хорошее впечатление о себе. Придется доложить об этом при случае генералу Бонапарту.
Полковник был в смятении:
– Но господи боже мой!.. Я же не знал, кто вы… С обычным проезжим я, естественно…
– Помолчите! С вами оглохнуть можно. – Мелвилл вытащил паспорт из онемевшей руки коменданта и поднялся. – Вы и так уже отняли у меня слишком много времени. Вы забыли, что я полчаса ждал здесь вашего прибытия?
– Я же не сознавал всей срочности… – оправдывался вспотевший полковник.
– Это было указано в записке. Я даже написал, что это вопрос государственной важности. Для ревностного военнослужащего этого более чем достаточно. – Он уложил бумаги в сумку и продолжил холодным, жестким и непререкаемым тоном: – Теперь вам известны все факты, касающиеся этого происшествия. Срочность моего дела не позволяет мне задерживаться здесь для того, чтобы помочь местным властям разобраться в причинах смерти этого человека. Я и так уже опаздываю в Главный штаб в Милане. Поэтому я оставляю все в ваших руках.
– Конечно-конечно, гражданин представитель! С какой стати вам тратить время на это дело?
– Да, действительно, с какой стати? – Все с тем же свирепым и непреклонным видом он закрыл сумку и повернулся к трепещущему хозяину гостиницы. – Экипаж готов?
– Ждет вас уже полчаса, господин.
– Тогда будьте любезны, проводите меня к нему. Доброй ночи, гражданин полковник.
Но комендант остановил его на пороге:
– Гражданин полномочный представитель! Вы не будете слишком строги по отношению к честному солдату, который всего лишь пытался исполнить свой долг, пребывая в потемках? Если генерал Бонапарт…
Его полоснул суровый взгляд светлых и жестких, как агаты, глаз. Но затем на лице гражданина представителя промелькнула холодная снисходительная улыбка. Он пожал плечами.
– Если я больше ничего не услышу об этом деле, вы не услышите о нем тоже, – ответил он и, кивнув, вышел.
Глава 3
Содержимое курьерской сумки
Настоящее имя господина, который покидал этим вечером Турин, подпрыгивая в экипаже на ухабах, было Марк-Антуан Вильер де Мельвиль.
Когда он говорил по-французски, то и его внешность, и манеры были такими же истинно французскими, как и имя; когда же он переходил на английский, то становился истинным англичанином, в полном соответствии с англизированной частью своего имени. При этом он владел не только языками этих двух стран, но и обширными поместьями и в Англии, и во Франции.
Английское поместье Эйвонфорд досталось ему от бабки, леди Констанции Вильер, блиставшей при дворе королевы Анны.[181] Она вышла замуж за не менее блестящего Грегуара де Мельвиля, виконта де Со, посещавшего Сент-Джеймсский дворец[182] в качестве французского посланника. Их старший сын Гастон де Мельвиль еще больше разбавил французскую кровь, женившись на англичанке. Наполовину француз и наполовину англичанин, он жил то в отцовском поместье Со, то в доставшемся ему от матери Эйвонфорде, где, собственно, и был рожден Марк-Антуан, чья кровь была чуточку более английской, чем у его отца. Когда обстановка во Франции стала угрожающей, Гастон де Мельвиль окончательно переселился в Англию, что даже и эмиграцией-то нельзя было назвать.
Французское поместье он оставил в руках своего управляющего Камилла Лебеля, молодого юриста, которому виконт дал образование на свои средства. Вполне полагаясь на человека, поднятого им «из грязи в князи», виконт доверил ему управление делами в это бурное время.
Когда умер отец, Марк-Антуан, побуждаемый матерью-англичанкой, для которой долг был превыше всего, не побоялся сложившейся во Франции ситуации и пересек Ла-Манш, чтобы привести в порядок дела с поместьем Со.