Читать интересную книгу Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс

Но, когда союзники начали концентрировать войска, противник предвосхитил их намерения: две японские дивизии пошли в наступление в Аракане и связали британские силы, а затем начали масштабное наступление вглубь Ассама с целью взятия Импхала. Эта операция отличалась крайней самонадеянностью, особенно если учесть численность развернутых против них индийских и британских войск. Не имея превосходства в воздухе, всего лишь с несколькими танками и орудиями, японцы совершали безумный шаг: отправили свою пехоту за сотни километров по труднопроходимому ландшафту штурмовать позиции Слима. Японское наступление дало англичанам возможность, которая им раньше никогда не выпадала: воевать на подготовленных позициях, с мощной артиллерией, при поддержке бронетанковых частей и авиации.

Наступающие в Аракане были остановлены и разгромлены настолько быстро и на такой обширной территории, что Слим смог перебросить по воздуху часть своих войск в северо-восточном направлении, чтобы усилить защиту Импхала и Кохимы, важнейших транспортных узлов, удаленных друг от друга на 160 км. Сражения, произошедшие там весной 1944 г., были самыми ожесточенными за всю войну на британском восточном фронте. Погодные условия в Ассаме и Бирме были так же ужасны, как на Тихом океане, к этому добавлялась опасность гористой местности: еще до того, как солдаты шли в бой с противником, простые переходы по крутым склонам изматывали их почти до предела. «Физические нагрузки, которые приходилось испытывать, трудно даже осознать»4, – вспоминал офицер связи 1-го батальона Королевского Норфолкского полка лейтенант Сэм Хорнор.

«Сочетание жары, влажности, высоты и склонов почти на всей территории превращает жизнь в сущий ад даже для самых выносливых. Ты с усилием вдыхаешь, и тебе мерещится, что воздух просто не идет в легкие, ты стараешься шагать вверх по склону, пока не понимаешь, что у тебя не ноги, а спички, ты постоянно вытираешь глаза от заливающего их соленого пота. Потом ты вдруг замечаешь, что сердце колотится так сильно, что оно вроде сейчас разорвется… Затем, невзирая на тысячу причин умереть от сердечного приступа, ты выползаешь на вершину холма, и оказывается, что это лишь гребень, а настоящая вершина далеко впереди… Ты забываешь о японцах, ты забываешь о времени, ты забываешь голод и жажду. Все, о чем ты думаешь, – это о следующем привале».

Горнист Берт Мей говорил о Кохиме: «Это была просто вонючая дыра. Все растения мертвые… Пиявки немедленно впивались в любую открытую часть тела. Ты брал горящую сигарету, прижигал ей хвост, и – шлеп! – она отваливалась»5. В течение нескольких недель с начала наступления японцев (7 марта) стрелка весов качалась в неопределенности. Японцы окружили позиции Слима. В Динапуре, за Кохимой, где располагались воинские склады, началась паника. Лейтенант Тревор Хайетт из Дорсетского полка позже говорил: «Ничего хуже не придумаешь, чем база снабжения, охваченная истерикой. Все, кто там служил, никогда не думали, что им придется по-настоящему воевать, все они просто мечтали о том, чтобы куда-нибудь сбежать. “Бери все, что хочешь, – говорили они. – Если есть время, распишись вот тут”»6. Затем подтянулась пехота и вступила в бой. Каждый день происходили яростные столкновения с применением стрелкового оружия и гранат в ближнем бою, потому что японцы атаковали снова и снова.

Бывший теннисный корт окружного комиссара стал центром борьбы за Кохиму: лишь несколько метров отделяли позиции Королевского Западно-Кентского полка от позиций их противника. «Мы расстреливали их на теннисном корте, мы уничтожали их гранатами на этом теннисном корте, – рассказывал командир роты Джон Уинстенли. – Мы держались, потому что у меня была постоянная радиосвязь с артиллеристами, а японцы, казалось, никак не могли придумать что-то новое, чтобы ошеломить нас. Пока они строились, они кричали по-английски: “Сдавайтесь!”.. Это был самый подходящий момент вызвать на них артиллерийский и минометный огонь… Они вели себя как идиоты и снова, и снова повторяли свою дурацкую ошибку. До этого мы сражались с японцами в Аракане и помнили, как они закалывали штыками раненых и пленных… Для нас они лишились права считаться людьми, и мы считали их паразитами, которых нужно истребить. Это было важно, ведь мы по натуре мирные люди, но, если нас разозлить, мы очень хорошо деремся»7.

Поле боя вскоре превратилось в выжженную землю, почерневшую безжизненную пустыню, взрывы уничтожили всю растительность, кругом были воронки и окопы, валялись гирлянды разноцветных парашютов, на которых сбрасывались грузы, предназначенные для гарнизона. Зловоние смерти и разлагающейся плоти пропитывало все вокруг. «Мы отбивали их атаки каждый вечер, – вспоминал майор Фрэнки Бошелл, командир роты Беркширского полка, которая сменила роту Западно-Кентского полка. На второй вечер они начали атаковать в 19 часов, а последняя их атака пришлась на 4 часа утра. Они наступали волнами, как летят голуби в сезон охоты. Чаще всего им удавалось занять часть позиций нашего батальона, поэтому нам приходилось подниматься в контратаку»8. Его рота из 120 солдат потеряла половину в Кохиме, потери других подразделений оказались на том же уровне. Сержант Бен Маккрей писал: «Нервное напряжение было невыносимым. Ты мог сесть и рыдать в три ручья. Часто можно было видеть, как кто-то плачет, все были ужасно подавлены происходящим. Ты голоден, замерзаешь, промок до костей и думаешь: “Когда я наконец выберусь отсюда?” Никто не выбирался, это было невозможно»9. Сержант Берт Фитт забросал гранатами три блиндажа, а затем столкнулся с японцем и вдруг понял, что в его пулемете Bren кончились патроны. «Когда дело доходит до рукопашной схватки, ты понимаешь, что либо ты, либо тебя… Ты бросаешься вперед и надеешься на лучшее… Я въехал ему пулеметом прямо в лицо… Он еще падал, а я уже вцепился ему в горло… Мне удалось отомкнуть штык от его винтовки, и им я его прикончил»10.

В тех боях существовала очень тонкая грань между храбростью, которая вдохновляла окружающих, и бахвальством, которое многие презирали. Бойцы 1-го батальона Королевского Норфолкского полка не знали, как относиться к поведению своего помпезного командира, полковника Роберта Скотта. В самый разгар бойни Скотт воодушевленно обращался к своим стрелкам: «Ладно вам, парни, тут нечего бояться, вы лучше этих маленьких желтых ублюдков»11. Когда ему поранил кожу на голове случайный осколок, он погрозил кулаком в сторону японских позиций и сказал: «Самый большой парень на нашей чертовой позиции, и даже по нему вы промахнулись! Если бы вы служили в моем чертовом батальоне, я снял бы с вас надбавку за квалификацию!» Капитан Майкл Фултон сказал знакомому офицеру: «Ну что, Сэм, пора и мне пойти и заслужить свой Военный крест»12. Фултон побежал вперед, и через несколько секунд ему в голову попала пуля. В боях при Кохиме 1-й батальон Королевского Норфолкского полка потерял 11 офицеров и 79 сержантов и солдат убитыми и 13 офицеров и 150 сержантов и солдат – ранеными.

«Почти все японцы погибли, не пытаясь спастись бегством, – писал командир роты британского Пограничного полка после вечернего боя, который пришлось вести южнее, на Импхальской равнине. – Один горел на большой поляне, и его желтые конечности почернели и блестели, как у какого-то фантастического негра, другой, который смело шел в бой, убит и лежит в нелепой позе, из груди у него торчит штык, похожий на гигантскую стрелу, еще трое, уже раненные, бежали в спасительные заросли высокого бамбука шириной метров тридцать»13. Некоторые солдаты не смогли выдержать тяжести боев. «В тот день я впервые увидел, как дала трещину выдержка двоих бойцов, – записал тот же офицер после еще одной яростной стычки в районе Импхала. – Один капрал, двухметровый детина, весь день, съежившись, прятался в окопе, другой, из подкрепления, посреди ночи, когда было все спокойно, внезапно сорвался с места и побежал, а потом кто-то остановил его штыком».

Опустошительные артналеты, мощные действия бронетанковых подразделений и авиации постепенно уменьшили численность атакующих. Танк Lee-Grant съезжал по крутым террасам, почерневшим от многодневной бомбардировки, ради того, чтобы отбить обратно теннисный корт в Кохиме, и в упор стрелял в окопы, где прятались японцы. Командующий японскими войсками генерал Ренья Мутагучи начал наступление, не озаботившись путями поставок, а Королевские ВВС ежедневно совершали налеты на его линии снабжения. Вскоре в войсках, ведущих осаду, начался голод. 31 мая без приказа сверху командующий японскими войсками в районе Кохимы дал приказ к отступлению, которое переросло в паническое бегство. 18 июля Мутагучи, как многие до него, смирился с неизбежным: остатки японских сил, осаждавших Импхал, предприняли тяжелый, мучительный переход к реке Чиндуин; их мучил голод, изнурял серпантин горных дорог, атаковали самолеты и обстреливала пехота союзников, преследовавшая их по пятам.