Сейчас он встал на четвертый путь — путь Белого Бурхана, Хертека и хана Ойрота Неужели и он окажется ложным, как три предыдущих?
Сабалдай откочевал к Куюсу, но через Катунь перебираться не стал — в урочище Ороктой поднялись хорошие травы, и он надеялся продержаться здесь со своим скотом до середины лета, а к осени уже придется уходить к Урсулу.
Новая перекочевка обрадовала сыновей, подняла настроение у женщин: старое зимовье надоело всем, да и жить здесь было уже трудно. Как только сошел последний снег, в долине появились еще две семьи, бежавшие от бескормицы из сухих степей Тавды и Каянчи. Медлительные и жуликоватые новоселы стали теснить старожилов, не считаясь с тем, что они, по обычаю, хозяева долины. Даже затеяли драку с Орузаком из-за поймы, поросшей осинником, где вольготно себя чувствовали быки и коровы Сабалдая.
Распрей всякого рода старик не любил и обычно уступал нахалам, твердо следуя родовому завету: если нельзя жить мирно соседями, то и не живи кочуй дальше!
Во время перекочевки Кураган похудел, вытянулся еще больше и почти совсем разучился разговаривать. Да и к топшуру не притрагивался с зимы, все время думал о чем-то, и даже в гости к своей Шине перестал ездить.
Зато все увереннее чувствовал себя Орузак, оттирая от хозяйственных забот не только брата, но и отца. О разделе скота и имущества разговор не заводил, но было ясно, что и эту беду Сабалдаю скоро придется расхлебывать пригоршью…
На новом месте начались старые хозяйственные заботы, и постепенно все улеглось, вошло в свои берега: мужчины пасли скот, женщины возились в аиле, внук начал подниматься на ноги, открывая для себя мир трав, цветов, ящериц, лягушек, букашек и таракашек. Но в один день все лопнуло и рассыпалось, как раскаленный на огне камень, опущенный в казан с холодной водой.
Кураган вернулся с пастбища возбужденный, взъерошенный и, отказавшись от еды, сразу же потянулся к топшуру. Орузак коротко хохотнул, подмигнув жене:
— Наш тронутый новую песню петь будет! Сабалдай хмуро посмотрел на старшего сына, но Орузак и бровью не повел, продолжая зубоскалить. А Кураган уже рывком щипнул струны:
— Эту песню и тебе не вредно будет послушать, великий скотовод, рвущийся в баи!
— Да ну? — сделал тот круглые глаза.
В долине Теренг, за Ябоганом,Где горы в небо ушли снегами,Рождая реки, что землю поятЧарыш с Урсулом, их сто притоковПростой аил стоит, как все аилы.Но в том аиле живут пророки,Которым волей Бурхана-бога,Которым словом Ойрот-КаанаДано сказать вам, глухие люди:— Живите честно, любите землю,Гоните камов из мирных гор!..
— Ого! — покрутил Орузак головой. — Да за такие песни Эрлик…
— Помолчи! Ты не кедровка! — прикрикнул на него Сабалдай.
Четом Чалпаном зовут пророка,Его устами вещает бог:— Сплетайте руки в одном объятьи,Сердца сжигайте в одном огне!Гоните камов, ломайте бубны,Бросайте ружья, любите мир!
— Чет Чалпан? — переспросил Сабалдай. — Знаю Чета из Кырлыка! Он что, стал пророком молочной веры? Кураган кивнул.
— О Кудай! Да ему же теперь русские стражники голову снимут!
Огни пылают в горах Алтая,В сердцах пылает призыв веков,И вспоминают седые людиО том, что было давным-давно!В любви и дружбе трудились люди,Не знали горя, не знали смерть…Скала Орктоя — престол Ойрота,С нее вещает он людям всем:— Живите честно, забудьте ссоры,Гоните русских попов долой!
Кураган отложил топшур и медленно провел ладонями по лицу.
— Значит, Ойрот-Каан все-таки пришел? — спросил Орузак испуганно. — Ты его видел?
— Я видел ярлыкчи Белого Бурхана. Он сказал, что хан Ойрот пришел в долину Терен-Кообы и говорит с людьми со скалы Орктой! Мне надо ехать, отец!
— Поезжай, — согласился Сабалдай. — Ты нужен хану Ойроту! Заодно и Яшканчи передашь мой большой привет…
«Смелый растет парень! — подумал старик с гордостью. — Побольше бы таких парней Алтаю…»
Бурхана Дельмек выслушал молча.
— Нужны очень надежные парни! — предупредил Пунцаг, настороженный его молчанием.
— Парни у меня надежные, бурхан. Все сделают. В Горбунках о событиях в долине Теренг узнали через два дня. И сразу же Дельмек пошел по аилам: «Ждите приказа! На яйлю не выезжайте, к родственникам не торопитесь…»
И вот приказ бурхана об охране тропы от Сугаша до Кырлыка. Еще бурхан сообщил, что Хертек опасается удара в спину со стороны Бересты.
— Там у меня нет людей. И там — Лапердины.
— Потому и отдана тебе эта тропа!
— Я не пущу их.
Бурхан встал первым, поколебавшись, протянул по-алтайски обе руки:
— Встретимся в долине. Через три дня. Дельмек кивнул, взял ружье, прислоненное к камню, медленно подошел к коню, погладил по морде.
После убийства Торкоша, обвиненного в поджоге, а потом и убийства попа, полицейские и стражники зачастили по всем дорогам и тропам, торопя стада и отары, уходящие в горы. Им, пожалуй, хотелось бы вообще очистить от алтайцев все русские деревни, а для этого нужен был повод.
С началом весны все улеглось и успокоилось. Исчезли и вооруженные русские, разбрелись по приискам и казенным рудникам, запрудив солдатскими и полицейскими мундирами миссионерские центры и большие села по Чуйской дороге…
Белый Бурхан выбрал самое удобное время! А хан Ойрот выбрал самое недоступное и глухое место для своего появления!
Погасла трубка. Дельмек пососал ее, полез за спичками, но передумал. Хорошо, что бесконечное ожидание наконец-то кончилось.
Добрую часть пути отец ехал молча, попыхивая короткой трубкой, с которой теперь почти не расставался. Заговорил с Кураганом, когда аил и скот скрылись за очередным поворотом тропы, загороженные лесом и отодвинутые расстоянием:
— Если Яшканчи еще в долине, пусть осенью приезжает попрощаться. К новой зиме умру.
Кураган удивленно посмотрел на отца и покачал головой — каждую весну собирается умирать отец, будто старую плохую шутку шутит… Зачем? Человек не знает, дня своей смерти!
— Я бы поехал с тобой на Ак-Бурхана посмотрегь и Ойрот-Каана послушать, но не поднимусь на перевал. Да и Орузака нельзя оставлять одного со скотом… Совсем плохой стал сын: матери грубит, со мной спорит, на тебя волком глядит…
— Хозяином ему пора быть, отец!