Отец же Даниил посоветовала лишь чаще молиться…
– Да, княже, бывает, снятся кошмары. Но это же всего лишь сон!
Конечно же во всех подробностях Довмонт сон не рассказывал… И все же… Может быть, поехать в Мирожский монастырь, к настоятелю, отцу Варсонофию? В попутчики взять того же Собакина, боярин как раз в ту сторону собирался – проведать ближние свои вотчины… Вон он как раз на коня садится…
Собакин, как и все ближние бояре, частенько отстаивал молебны здесь же, в Спасо-Троицком соборе, как и сам князь. Там же частенько решали дела, важные и не очень, да и просто так – судачили, сплетничали – особенно этим грешили боярские жены да дочери… У вдовца Собакина все дочки были давно выданы замуж, а двое сыновей померли еще во младенчестве, один за другим, от какой-то хвори.
– В Мирожскую обитель? – Гюрята Степанович почмокал жирными губами и вдруг ухмыльнулся. – А чего ж? Поехали, княже… Тем более – рядом тут… Благодарю за честь! Да уж, помолиться надо… За здравие рабы Божьей Ульяны…
Последнюю фразу боярин пробурчал тихо, себе под нос…
– Так, коли не против, посейчас и поедем? – предложил Довмонт. – Жди меня у посадских ворот… Да! – князь вдруг помрачнел, снова вспомнив сон. Впрочем, тут же через силу улыбнулся. – Все спросить хотел – ты ведь с Рогнедой про какую-то деву сговаривался?
– Сговорился, – сухо кивнул боярин. – И с Рогнедой, и с девой… С Ярилкой-Ульянкою… Захворала вот… Сон недобрый привиделся, так с утра вся бледная, в немочи впала. А про что сон – забыла! Вот ведь, дура девка. Помнит только, что нехороший, страшный…
Сон… И у этой – тоже!
– Вот что, Гюрята Степанович… ты бы деву-то с собой взял… – пригладив бородку, Довмонт задумчиво посмотрел вдаль. – Глядишь помолилась бы да выздоровела.
– Думаешь, княже? – все же засомневался боярин. – А люди что подумают?
Князь хитро прищурился и склонил голову набок:
– А тебе что важней, чтоб не померла Ярилка… или что люди подумают?
– Чтоб не померла, – с чванливой усмешкой отозвался Собакин. – Что мне чьи-то думы? Коли надобно – всех прижму, ух-х! А Ярилка – девка веселая…
– Вот и возьми. Прокатится – развеется. А что люди… Так ты ж ее не рядом собой на коня посадишь! Да и на перевозе – чай, в лодке будет со слугами…
Сговорившись с боярином, Довмонт тут же подозвал верного Гинтарса:
– Скачи скорей к Рогнеде. Да не в Изборск – сюда. Знаешь, где у нее домик… должна бы тут еще быти. Привези девку – Светозару. Скажи, князь срочно просит, к вечеру вернет… Одвуконь отправляйся! От вдовы сразу в монастырь и скачите!
Спасо-Преображенский Мирожский Завеличский монастырь располагался совсем рядом, за рекою Великой, при впадении в нее речки Мирожки. Через Великую в этом месте имелся перевоз, впрочем, у князя и свои лодки были…
Пройтись до перевоза пешком, конечно, было невместно – ни боярину, ни, тем более, князю. В том чести урон! Пешком пусть простолюдины ходят, лапти стаптывают. А на лодках… Ну, не скакать же с дюжину верст к Литовскому броду?
Оставив коней на берегу, у городской стены, князь и боярин со своими людьми переправились к обители. Ярко светило солнышко, слепило глаза. Невдалеке, на плесе, играла рыба.
Заметив, гостей уже встречали самых ворот… иноки…
– Что-то я отца Варсонофия не вижу, – приподнявшись в лодке, прищурился князь.
Мирожский игумен, осанистый, чернобородый, с широким смуглым лицом, был давнишним другом Довмонта. Отца Варсонофия все в округе уважали за справедливость и простоту души…
– Да, видно отъехал куда…
– Здрав будь, княже! – от имени братии поприветствовал высоких гостей сухопарый монах с длинной седой бородой – отец Филофей, ключник. – И ты будь здрав, боярин. Все ли по-доброму?
– Да слава Господу!
– Вот и славно! А игумен наш нынче в Новагород уехал. К архиепископу… Вы же, гостюшки дорогие, вовремя. Как раз к обедне!
На колокольне величественного Спасо-Преображенского собора грянули, заблаговестили колокола. Гости, сняв шапки, перекрестились… Повернув голову, Довмонт глянул на тот берег, заметив двух всадников, скачущих к перевозу – Гинтарс привез Светозару… Другая девушка – Ярилка-Ульяна – в скромном темном платочке, потупив взор, шла вместе с боярской свитой и выглядела довольно бледненькой, явно нездоровой… А боярин-то, боярин как о ней заботится! Ишь ты – в монастырь… Вот уж, седина в бороду – бес в ребро! Сколь девке-то? Лет семнадцать-двадцать? Видать, и впрямь – понравилась, околдовала…
С той стороны все чуть опоздали к обедне, Гинтарс и Светозара явились тихохонько, когда отец Филофей уже читал молитву… Встали позади всех, у расписанных великолепными фресками стен… Молились… Князь скосил глаза – в отличие от Ярилки, Светозара вовсе не выглядела болезненной… Впрочем, темновато в храме.
– Спаси, Господи, и сохрани во веки веков!
– Аминь!
После обедни гости остались на трапезу. В ожидании обеда Довмонт прошелся по бережку речки Мирожки, куда пригласил и девчонок.
Ярилку привел лично боярин Собакин, подружку ее – Гинтарс. Боярин потом вернулся обратно в обитель по каким-то своим делам. Верный же оруженосец остался чуть в отдалении. Бдил!
– Здрава ли ты, Ульяна-дева? – первым делом осведомился князь.
Девушка покраснела и отвесила низкий поклон – не у всякой боярыни князь здоровьем интересуется! Тем более – такой князь…
– Да после молитвы отпустило, княже…
– А ты? – Довмонт перевел взгляд на Зарку.
– А я, княже, и не хворала. Голова только с утра разболелась малость – да сразу же и прошла.
– Вот и хорошо, вот и слава богу, – с улыбкой успокоил князь. Девчонки выглядели взволнованными – еще бы! Небось, терялись в догадках, с чего это сам князь их – людишек малых – призвал? Казнить будет аль миловать?
– А мне вот ужасный сон нынче привиделся, – прищурясь, Довмонт посмотрел вдаль, на залитую солнцем реку, на каменные стены города за рекой…
Девчонки совсем приуныли – не знали, что и думать? С чего б это сам князь к ним, рабыням-холопкам, снизошел?
– Коли сон какой худой видели, не стесняйтесь – рассказывайте.
– Мне что-то снилось… нехорошее, – поклонившись, честно призналась Зарка. – Только я княже, не помню – что…
Ярилка вскинула глаза, карие, сверкающие прыгающими солнечными зайчиками, но тут же потупилась – невместно так на князя смотреть! Тем более рабе и вообще – гулящей.
– Ну-ну, говори! – ласково улыбнулся властитель. – Вижу ведь – хочешь что-то сказать!
– Видела я сон, княже, – девушка чуть прикрыла глаза, вспоминая. – Ужасный… и не очень понятный. Будто затянули меня на какое-то капище! И потом… ножом… вот, сюда прямо! И – сюда…
Ярка ткнула себя пальцем под сердце и чуть выше пупка… И вдруг неожиданно расплакалась:
– Мыслю – от того мне и плохо стало!
– Ну, ну, не плачь, дщерь! Помолись лучше… Да и все вместе помолимся!
Все разом – Довмонт и девчонки – повернулись к собору, перекрестились на сияющие над куполами кресты и долго молились… каждый – о своем… И об избавленье от ужаса.
– Ну, вспоминай теперь, – наконец, молвил князь. – Ты сказала сон – непонятный. Что в нем такого непонятного? Поясни?
– Хм… – Ярилка снова задумалась, прикрыла глаза… И тут же распахнула:
– Вспомнила, господине! Вспомнила… Я в повозке ехала. Повозка маленькая, но такая красивая-красивая, блестящая, голубая… А я…
Внезапно замолчав, девчонка потупилась…
– Говори, говори, милая! – ласково попросил-приказал Довмонт. – И помни – важна любая подробность! Любая.
– Так это… одежка на мне была срамная, – Ярилка шмыгнула носом. – Почти что и не было… А у повозки колесо слетело, что ли… Я вышла… Потом муж какой-то явился…
– Что за муж?
– Забавный такой, смешной… О-ой! – всплеснув руками, испуганно ахнула девушка. – Так он же меня потом… Ножиком! У столпа! Боже! Боже! Спаси и сохрани, Господи!
– Ты сказала – смешной, – Довмонт тактично, но властно направил беседу в нужное русло. – А что в нем смешного?