И пошла серебряная братина по кругу: обойдя средний стол, дошла до начала заднего, а затем, после отпития всеми, была доставлена на передний стол и, наконец – в руки сидевшего в самом начале стола, ближе к великому князю, молодого пятнадцатилетнего Романа Михайловича Асовицкого. Юноша встал, перекрестился и, глядя прямо в глаза новому великому литовскому князю, сказал: – Слава тебе, великий и могучий князь, долгих тебе лет и вечного процветания! Я искренне благодарен тебе за твою заботу, добро и ласку! Я никогда не забуду твоей дружбы с моим батюшкой и твоей помощи мне и моей матушке во время моего сиротства! Клянусь тебе в вечной любви и верной службе! Да благословит тебя Господь Вседержитель! – Он прильнул к серебряной чаше, выпил весь оставшийся напиток и, проведя рукой по безусому рту, поставил братину на стол. Юноша с трудом уселся на свое место, чувствуя тепло в груди и надвигавшееся опьянение.
– Вот так, мои славные люди! – весело сказал великий князь Ольгерд. – Мне отрадно слышать добрые слова молодого Романа! У моего покойного друга Михаила – достойный наследник! Что с того, что он еще молод? Зато – красив лицом и силен, как могучий князь! Все знают, что он – потомок своего великого предка – Романа Брянского! Кто знает пути всемогущих богов? Разве мог наш славный предок, великий Миндовгас, даже подумать в свое время, что прямой потомок его могучего врага будет жить у нас в Литве и служить мне, его внуку? И не просто, как слуга, но как верный князь! Благодарю тебя, молодой Роман, за добрые слова и обещаю быть тебе батюшкой вместо славного князя Михаила, сложившего свою голову за великую Литву! Я также обещаю достойно женить тебя на знатной девице и не забывать твоего благородного родства! Если нам помогут боги, ты вернешься в свое родовое гнездо и станешь брянским князем! И если…, – великий князь замолчал и уставился перед собой на вбежавшего в пиршественную залу слугу.
– Могучий князь! – закричал юноша, пробравшись между столами к великокняжескому креслу. – Сюда пришли люди из окраинных земель! Они принесли недобрые вести о твоих братьях!
– Говори же, Олуфас! – кивнул головой, покраснев, князь Ольгерд. – Неужели они ушли в мир иной вслед за покойным братом Монвидасом? Или как?
– Нет, они живы! – звонко произнес молодой слуга. – Молодой Евнутас сбежал в Псков! И говорят, что он хочет отправится в Москву, к великому князю Семену!
– А Наримантас? – усмехнулся великий князь. – Куда же он подался?
– Он уехал к татарам, славный государь, – кивнул головой слуга, – в саму Орду!
– Что ж, – вздохнул великий князь Ольгерд и встал из-за стола. – Пусть же мои братья походят по чужим землям и поищут себе заступников! Я на них не в обиде! Я всегда готов принять своих братьев назад, если они одумаются! Вот увидите, они скоро вернуться на родину, «не солоно хлебавши»! На всем свете нет лучше земли, чем наша славная Литва! А для других это будет полезным уроком!
ГЛАВА 12
КНЯЖЕСКИЙ СУД
Брянский князь Дмитрий Романович восседал в своем большом кресле в думной светлице и ждал решения бояр.
Вот уже больше года, до декабря 1345 года, тянули с делом купца Инко Вершиловича, а суда все еще не было! Посаженный в темницу подельник разбойников Инко, несмотря на «пристрастные допросы», не желал выдавать сообщников. Одни бояре считали, что у злополучного купца никаких сообщников не было, другие требовали «безжалостно искоренить» весь род купца Мордата Нечаевича, полагая, что «все они замешаны в татьбе». Княжеский мечник Сотко Злоткович сбился с ног, проводя нелегкое следствие и опрашивая многих жителей города с целью найти еще хоть какие-то улики и сообщников сидевшего в темнице «татя». Но были и такие бояре, которые не смущались говорить «правду-матку» и самому князю, требуя, чтобы он привлек к ответственности и красавицу атаманшу, подвергнув ее «правильным пыткам».
– Та Арина знает немало о злодеяниях, – говорил боярин Брежко Стойкович. – Нет сомнения, что она видела всех сообщников бесстыжего Инко! Ее следовало бы поднять на дыбу и жестоко излупить плетью! Мы тогда бы смогли переловить всех татей!
– Это правда, славный князь, – вторил ему боярин Борил Миркович. – Было бы неплохо допросить эту девку! Зачем укрывать ее от праведного суда?
– Вы напрасно обижаете эту девицу Ярину! – отрезал князь Дмитрий. – Разве ее не защищают приятное лицо и стройный стан? Такая красавица не может таить в себе зла! Это – сущий оговор! Немедленно замолчите!
Обиженные бояре что-то прогудели, но вскоре, увлекшись докладом Сотко Злотковича, затихли, внимательно слушая все его доводы по злополучному делу. Остальные бояре поняли, что князь не отдаст на расправу свою новую любовницу и решили его не сердить. Сам князь уже знал о ходе следствия и спокойно размышлял про себя о последних событиях этого года.
Как ни удивительно, но поездка в Сарай на этот раз у него получилась удачная. Хан Джанибек, получив очередную дань в серебре и мехах, долго не задерживал князя Дмитрия. У хана и без того было немало хлопот. Приход к власти в Литве князя Ольгерда беспокоил Джанибека и его вельмож. А тут еще подлил масла в огонь литовский беглец – Наримант! Последний наговорил о своем брате столько всего, что ордынский повелитель колебался между желанием немедленно послать в Литву войско и опасением нарушить сложившийся порядок из-за необоснованных подозрений.
По сообщению Нариманта, Ольгерд Литовский «захотел начать войну с Ордой, чтобы на вечные времена завладеть Киевом и Черниговом»!
Джанибек не боялся литовцев, зная о малочисленности их войска, не дорожил ни Киевом, ни Черниговом, которые пребывали «в прахе и разорении» и весомых доходов в ханскую казну не приносили. Однако его раздражали наглость нового великого князя Литвы и претензии на могущество. Ордынский хан не раз задавал вопрос своим вельможам, а не покарать ли «наглеца Лэтвэ», но те, как обычно, отвечали: – Как ты, государь, решишь, так и будет! Если скажешь идти на войну – мы всегда готовы! Слово нашего повелителя – закон!
Хан спросил по такому случаю и русских князей: видят ли они от Литвы и нового великого князя «обиду могучей Орде»? Но никто из них на это утвердительно не ответил, поскольку большинство князей боялись быть уличенными в связях с Литвой и предпочитали избегать любых на счет Литвы суждений. Брянский же князь Дмитрий ответил на ханский вопрос неожиданно смело. – Я видел этого Ольгерда, – сказал он, глядя прямо в глаза хану, – и ничего особенного в нем не заметил! Он – сын Гедимина и будет во всем ему подражать…Поэтому нечего ожидать каких-то перемен и, тем более, обид от этого нового правителя!