– Здравствуй, боярин, – улыбнулся князь Симеон, пожирая глазами красивого, с пышной окладистой бородой, брянца. – Какое благородное лицо и княжеский рост! – подумал он про себя, но вслух сказал: – Мы всегда рады видеть у нас, в Москве, ваших брянских людей! С чем пожаловал? С доброй вестью или с душевным разговором?
– Если бы вы, великий князь, были рады видеть брянских бояр, – резко сказал красивым густым басом рослый гость, – вы бы не совершали против нашего Брянска враждебных действий! Однако пока вы несете нам только одни беды, которые не ведут к дружбе!
Московские бояре недовольно загудели.
– Что случилось? Почему ты говоришь такие суровые слова? – пробормотал, теряясь, князь Симеон: он чувствовал себя перед брянским боярином не великим князем, но отроком!
– Твои слова непристойны! – пробасил со своей скамьи, выручая князя, боярин Иван Акинфиевич. – Так нельзя говорить великому князю! Ты сам не князь, а только боярин!
– Удивительно! – привстал со своего кресла князь Симеон, приходя в себя и оправдывая свое прозвище – «Гордый». – Ты не успел произнести слова здравия, а уже говоришь такие грубости!
– Это Брянск! Это Брянск! – заворчали московские бояре. – Мы знаем о тамошнем хамстве!
– Тогда прости, великий князь, – усмехнулся брянский боярин, – если обидел тебя своей грубостью! Однако у меня есть не только слова, но и доказательство, что ваши московские люди приходили разбойничать на нашу брянскую землю!
– Как это?! – вскричал князь Симеон.
– А так, – смело бросил боярин Жирята. – Знатные купцы, приезжавшие в Брянск, жаловались нашему князю на разбойников, облюбовавших наши брянские леса…Они грабили купцов и отпугивали всех богатых людей от Брянска! Тогда наш славный князь Дмитрий пошел на татей с небольшим отрядом и без жалости их перебил. При осмотре их тел оказалось, что они – москвичи! И мало того, дружинники самого великого князя! Стыд вам и позор, бояре и великий князь! Неужели вы превратились в разбойников?
– Твои слова – сущая нелепица! – возмутился князь Симеон. – Московские князья никогда не занимались разбоем! Мы сами от этого страдаем и требуем порядка! Зачем нам тревожить ваши брянские земли? Давай свое доказательство!
– Давай доказательство! – закричали бояре. – Это – несправедливое обвинение и ложь!
– Ладно, великий князь, – кивнул головой Жирята Михайлович. – Будет вам доказательство, но я еще не все сказал. Наш славный князь сразил атамана той разбойничьей ватаги и едва одолел! Было ясно, что тот атаман был не простолюдин, но знатный человек и опытный воин! Мы узнали в нем одного из приближенных твоего покойного батюшки Ивана Даниловича, с которым встречались в Сарае! Его голова и есть мое доказательство!
– И где же эта голова? – рассмеялся Федор Акинфиевич. – Без нее твои слова – бесстыдная ложь!
– Ну, тогда смотрите! – брянский боярин повернулся лицом к собранию и быстро пошел к двери. Открыв ее, он крикнул: – Эй, Давило и Жарко! Идите сюда!
В светлицу вошли два могучих широкоплечих воина, уступавших своему боярину лишь в росте, одетых в коричневые кожаные кафтаны, обшитые серебряными нитями. Один из воинов держал в руке мешок, а другой лишь стоял, глядя перед собой с изумлением: роскошь обитой дорогими тканями и золотом светлицы поразила его.
– Доставай ту голову Жарко! – приказал Жирята Михайлович.
Суровый воин вытянул перед собой мешок, а его напарник развязал бечеву, опустил в мешок руку и вытащил оттуда за длинные рыжие волосы отрубленную голову разбойника. В светлице запахло трупной гнилью так, что бояре схватились за носы. – Ох, какой смрад! – крикнул кто-то. – Мы совсем тут отравимся!
– Ничего, – спокойно промолвил брянский боярин. – Зато это доказательство намного лучше моих правдивых слов! Неси же эту мразь поближе, Жарко!
Князь Симеон посмотрел на выставленную перед ним на вытянутой руке брянского воина оскаленную, густо посыпанную крупной солью, страшную голову и вздрогнул. – Это же сам Упрям, человек моего батюшки! – громко сказал он.
– Он, он, мой господин! – вскричал боярин Феофан Бяконтов. – Это его лицо!
– Упрям! Упрям! – заворчали оцепеневшие от неожиданности бояре.
– Зачем же вы отсекли голову нашему человеку?! – возмутился Василий Окатьевич. – Это большое зло! И еще сюда принесли, как поганые татары!
– Подожди! – отмахнулся рукой князь Симеон и дал знак брянскому воину убрать зловонный предмет.
– Клади ее в мешок! – приказал боярин Жирята. – И возвращайтесь в простенок!
Брянские воины беспрекословно повиновались и сразу же вышли вон, оставив после себя густой дурной запах.
– А теперь, мои бояре, подумайте и разберитесь, – сурово молвил, сдвинув брови, князь Симеон, – как это случилось, что воин моего батюшки оказался в брянских лесах!
Бояре долго гудели, ворчали и спорили. Наконец, со своей скамьи встал тысяцкий Василий Протасьевич Вельяминов. – Что тут долго говорить, великий князь? – сказал он хриплым, неуверенным голосом. – Я знаю этого Удала. Он был верным дружинником твоего покойного батюшки и всегда хорошо сражался…Однако когда Иван Данилыч заболел, Удал отпросился к Алешке Босоволкову и служил ему до самой его опалы! Значит, он – не человек великого князя, но Алексея Петрова!
– Вот уж какая беда! – вскинул голову рассерженный князь. – А я простил тебя, бесстыжий Алексей, и снял с тебя опалу, послушав твоих друзей! А ты, оказывается, занимаешься разбоем?! Говори же, бессовестный!
Боярин Алексей Босоволков, по прозвищу Хвост, встал со скамьи, второй со стороны князя, и, нахмурившись, мрачно сказал: – Я не виноват, мой господин великий князь! Когда ты обиделся и возложил на меня опалу, я потерял почти все доходы. И у меня не было ни серебра, ни имущества, чтобы содержать дорогих воинов. Тогда от меня ушли почти все лучшие дружинники и решили сами себя кормить…Я не знал, что они отправились в брянские леса и занялись разбоем! Я нисколько не виноват и признаю только одно: не сумел их удержать из-за бедности!
Растерянный и раскаянный вид некогда грозного и крикливого боярина унял княжеский гнев. – Ладно, чего там, – махнул он рукой. – Значит, эта беда случилась не по твоей вине! Однако мы все-таки виновны перед Брянском и просим князя Дмитрия принять наши извинения! Пусть же славный Дмитрий Романыч не таит на нас обиды из-за такой нелепицы! Понял, славный боярин? Как твое имя?
– Понял! – кивнул головой брянский боярин. – Мое имя – Жирята Михалыч!
– Ну, если ты все понял, Жирята, – сказал, успокоившись, князь Симеон, – тогда так и передай мои слова брянскому князю! Я готов заплатить виру за злодейства нашего бывшего дружинника! И обещаю зорко следить за своими людьми, чтобы этого больше не повторилось!