– Благодарю, великий князь! – молвил, улыбаясь, брянский боярин. – Я вижу, что ты не хотел нам зла! Я все слышал и не вижу твоей вины перед моим господином! И ни к чему нам эта вира! У нас достаточно своего серебра!
– Ну, тогда иди в гостиные хоромы, Жирята Михалыч, – улыбнулся князь Симеон, – а перед отъездом возьмешь у моих бояр памятный подарок Дмитрию Романычу!
– Тогда прощай, великий князь! – склонился в поясном поклоне брянский посланец. – И вы, славные московские люди! – Он повернулся к собравшимся, поясно им поклонился и быстро направился к двери.
Некоторое время после его ухода в думной светлице царила полная тишина. Симеон Иванович молчал, держась руками за голову. Молчали и бояре.
– Ты сказал правду, Алексей Петров, – нарушил, наконец, общее оцепенение великий князь, – или солгал?
– Истинную правду! – вскочил со своей скамьи Алексей Босоволков. – Зачем мне лгать?
– Тогда получается, что это я виноват, – пробормотал Симеон Иванович. – Разве не я вогнал тебя в бедность и вынудил твоих людей превратиться в разбойников?
– Нет, не ты! – буркнул Иван Акинфиевич. – Зачем ты, наш славный князь, прилюдно опознал голову того злодея? Да еще перед этим наглым брянцем?!
– Мы всегда враждовали с этим Брянском! – горько усмехнулся Василий Окатьевич. – Не стоило унижать свое княжеское достоинство! Мы бы не признали ту мертвую голову, и пусть бы Брянск выплачивал нам виру за обиду и клевету!
– Было ясно, что они знали того Упряма, – покачал головой князь Симеон, – и если бы я стал отрицать правду, то погрузился бы по уши в позор и бесчестье! Но этому не бывать! Я набожен и не совершу подобного греха…Не оскверню свои губы бесстыжей ложью!
– Это не ложь, мой господин, – вкрадчиво сказал Андрей Кобыла, – но хитрость на благо нашей земли!
– Спроси об этом у своего духовника, славного отца Алексия! – буркнул Дмитрий Зерно. – Разве стоит метать бисер перед свиньями?!
– Они все против Брянска! – подумал великий князь Симеон, глядя на злые лица своих бояр и слушая их гневные речи. – Значит, тот Упрям не случайно сложил свою буйную голову под Брянском: мои бояре не хотят дружбы с Дмитрием!
ГЛАВА 11
ВЕЛИЧИЕ КНЯЗЯ ОЛЬГЕРДА
Князь Ольгерд въезжал в Виленский замок под торжественные звуки: со всех крепостных башен трубили горнисты, встречая славного воина.
Март 1345 года был необычайно холодным. Еще несколько дней тому назад брат Ольгерда, молодой князь Кейстут, пришел с войском в Вильно, а бывший великий князь литовский Евнутий бежал в окрестные горы и леса, где заблудился и, отморозив ноги, попал в плен к жолнерам Кейстута. Но последний вовсе не собирался судить или карать несчастного Евнутия, который, будучи младшим сыном покойного великого князя Гедимина, без того непрочно сидел на своем троне.
У великого князя Гедимина было несколько жен, трое из которых – любимые. От первой, литовки, у него осталось два сына: Монвид, слонимский князь, которому еще приписывали титул «карачевского» за успешный в свое время поход на Карачев и черниговские земли, где он добыл немало серебра и много друзей, и Наримант, туровский и пинский князь.
От двух других жен, русских княжен, у Гедимина было еще пятеро сыновей. Красавица Ольга родила ему Ольгерда, будущего великого князя, и Кейстута, ставшего впоследствии троцким князем. Совсем молоденькая Ева родила Любарта, унаследовавшего от отца Волынь, Кориата, получившего Новогродок и, наконец, последнего, Евнутия, которому отец передал перед смертью свой столичный городок с замком – Вильно. Причуда старого Гедимина, отдавшего престол своему последнему отпрыску от «молодой прелестницы», не принесла Евнутию счастья, несмотря на то, что его старшие братья Монвид и Наримант безоговорочно смирились с отцовской волей. Последние с почтением выполняли все указания Евнутия: ходили в военные походы против немцев в Пруссию и на Псковскую землю, куда их призывали, как защитников, сами псковичи. Но всю литовскую армию возглавлял самый энергичный и воинственный князь Ольгерд. Именно ему, обладавшему высоким авторитетом, добытым еще при покойном Гедимине за воинские подвиги и умеренную жизнь, великий князь Евнутий доверил такой важный пост. Ольгерд Гедиминович как бы чувствовал свое высокое предназначение: не пил «ни медов ни хмельных вин», на «бесовские игрища» не ходил, но «свою супружницу любил всем сердцем»! На пиры своего отца и подражательные полякам балы он ходил только из учтивости, но никогда не объедался и не напивался!
Имея трезвый и практичный ум, Ольгерд никогда не начинал войн или ссор с соседями, предварительно не обдумав все возможные последствия. Он был осторожен, хитер и предпочитал всегда действовать выжидательно, довольствуясь малым, чтобы не потерять большего.
Конечно, обладая такими качествами, он и должен был стать наследником великого Гедимина, отомстить за гибель отца своим извечным врагам – немцам – и не только удержать все отцовские завоевания, но, возможно, и преумножить их. Что мог ему, кроме отцовской воли, противопоставить молодой и безвольный Евнутий?
Правда, в деле свержения младшего брата больше стараний проявил князь Кейстут, нежели Ольгерд. Два брата, рожденные от княгини Ольги, были очень дружны: ходили вместе и в военные походы, и на охоту, не раз рисковали жизнью в одном боевом ряду.
Когда Кейстут предложил старшему брату Ольгерду пойти на Вильно и свергнуть Евнутия, Ольгерд проявил, как всегда, свою природную осторожность и отказался, а когда Кейстут продолжал на этом настаивать, он лишь выразил ему надежду, что «если бы такое случилось, мы бы навели образцовый порядок в отеческой земле»! Кейстут понял, что этими словами у него развязываются руки и сам, на свой страх и риск, занял Вильно. Он надеялся, что Евнутий, напуганный его силой и вразумленный серьезными доводами в пользу брата Ольгерда, сам откажется от престола, но, когда последний убежал, стало ясно, что законной видимости передачи власти не состоится.
Таким образом, произошел вооруженный переворот, и Ольгерд Гедиминович въезжал в отеческий замок как завоеватель.
Князь Евнутий, не сумевший далеко уйти и пойманный воинами Кейстута, лежал в это время в постели в своей опочивальне, охраняемый стражей. Личный знахарь покойного Гедимина уже принял необходимые меры по лечению отмороженных ног беглеца, и вот он дремал, с тревогой ожидая своей судьбы.
Князь Ольгерд тихо вошел в его опочивальню и с усмешкой посмотрел на сжавшегося в комок больного, освещенного тусклым светом небольшой свечи, торчавшей из стенного подсвечника над кроватью.
– Ну что, Евнутас, – сказал он своим басистым уверенным голосом, – неужели ты решил бороться со мной? Почему ты убежал от нашего славного брата Кейстута?