Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остальные в недоумении взирали на Синицына, не зная, скрутить ли его как буйно помешанного или просто высмеять. Но Граббе счел возможным продолжить представление.
– Так не изволите ли вы объяснить причину своего неудовольствия? – насмешливо продолжал Граббе.
– Я имею к вам личные претензии, – заявил Аркадий.
– Однако я вызываю вас за то, что вы посрамили звание русского офицера.
– Что-с? – недовольно процедил Граббе.
– Да как вы смеете?
– Вы обещали Шамилю отвести войска, если он выдаст сына, – напомнил Аркадий.
– А вместо этого открыли огонь и убили моего друга.
– Не вашего ума дело! – взревел Граббе.
– Насколько я припоминаю, вы были дрянным лазутчиком, вас присудили к шпицрутенам, но вы бежали, убив часового. Теперь вас придется расстрелять.
– Прикажете удалить негодяя? – спросил Пулло, которому все это казалось досадным недоразумением.
– Отчего же, я принимаю вызов, – вдруг сказал Граббе.
– Если он желает быть убитым из дуэльного пистолета, то я окажу ему такую милость.
– К барьеру! – воскликнул Аркадий.
Присутствовавшие были уверены, что Аркадий сошел с ума, посмев вызвать на поединок самого командующего, а вызовы от сумасшедших обычно не принимались. Но Граббе желал уничтожить этого наглеца при свидетелях, чтобы об этом прослышал и барон Анреп, с которым, быть может, Граббе еще предстояло стреляться. Но еще больше Граббе хотел явить всему отряду свою храбрость накануне решительного штурма Ахульго.
– На двадцать шагов! – объявил Граббе.
Он взял пистолет и вышел из палатки. За ним последовала встревоженная свита. Последним вышел Аркадий, держа пистолет наизготовку.
Дистанция была отмечена воткнутыми в землю шашками, и дуэлянты заняли свои позиции, взяв наизготовку, дулами вверх, пистолеты. Была выбрана дуэль на месте, когда дуэлянты стреляют по команде, а на поединок отводится всего три секунды.
– Если вы выполните свои обещания, я готов на примирение, – объявил Аркадий.
– Вздор! – ответил Граббе.
Милютин, назначенный распорядителем дуэли, с трудом заставил себя подавать команды.
– Раз…
Дуэлянты опустили пистолеты и прицелились. Только увидев перед собой дуло пистолета, Аркадий осознал, что Граббе сейчас пристрелит его, как щенка. Сам Аркадий и стрелять-то толком не умел. Он лишь владел дуэльными пистолетами, но никогда еще в поединках не участвовал. Он считал достаточным знание дуэльного кодекса, но теперь понял, что ошибался. В дуэлях мало было полагаться на судьбу, надобно было и уметь распорядиться случаем. Убивать Граббе по-настоящему Аркадий тоже не собирался, но теперь уже было поздно.
– Два, – произнес Милютин, после чего должны были прозвучать выстрелы.
Но курки щелкнули, а выстрелов не последовало.
– Три, – с облегчением объявил Милютин, после чего дуэль прекращалась.
Пулло перекрестился и забрал у дуэлянтов оружие. Оно оказалось незаряженным, в пистолетах не было ни пуль, ни пороха, одни пыжи. В пылу взаимных оскорблений и нелепости самого вызова никто не позаботился их проверить. Дуэлянты все еще стояли на своих местах, не веря в столь странный исход дуэли. Но стреляться снова Граббе расхотел, он считал, что и без того оказал слишком много чести Синицыну, которого следовало отдать в руки психиатров.
– Вы даже в дуэлянты не годитесь. В следующий раз приносите годные пистолеты, – сказал Граббе, покидая место дуэли.
– Плохи же у Шамиля дела, если он полагается на сумасшедших…
– Позвольте! – обрел голос Аркадий.
– Меня никто не подсылал! Я сам!
– Прикажете расстрелять перебежчика? – осведомился Пулло.
– Зачем же? – оглянулся Граббе.
– Если он такой смелый, пусть повоюет. Я даже готов его простить, если взойдет на Ахульго первым.
Аркадий был подавлен. Когда он оглянулся, то поверх голов офицеров увидел Лизу, которая смотрела на него с горестным сочувствием.
Пока Аркадий размышлял о том, куда делись пули – горцы ли их употребили для своих нужд или продал Аванес, его отконвоировали в роту, состоявшую из неблагонадежных солдат и волонтеров. Это была рота прапорщика Нерского, стоявшая на подступах к Новому Ахульго.
Сдавая Аркадия, конвойный сообщил, что он знает тайные тропы и должен указать путь, коим роте надлежало подняться на Ахульго, когда штурмовая колонна ударит по центру обороны Шамиля.
Нерский понял, что Аркадий – тот самый господин, который отважился вызвать на дуэль самого Граббе и про которого ему столько рассказывала Лиза.
– Весьма вам признателен, господин Синицын, – пожал ему руку Нерский.
– За что? – удивился Аркадий.
– В пистолетах даже пуль не оказалось.
– За Лизу, – сказал Михаил.
– Так вы – Нерский? – догадался Аркадий и невольно бросил взгляд на отсвечивающие под луной новые эполеты.
– Рад знакомству, – кивнул Михаил.
– Берегите ее, – сказал Аркадий.
– Таких жен еще поискать.
– Вы покажете дорогу? – спросил Нерский.
– Не знаю я никаких дорог, – ответил Аркадий.
– Иначе нас перебьют, как куропаток, – сказал Нерский, – или камнями закидают.
– Зачем же вы идете? – спросил Аркадий.
– За свободой.
– Это горцы борются за свою свободу, – сказал Аркадий.
– А мы ее только расстреливаем.
– Так вы ничего не знаете? – спросил Нерский. И он рассказал Аркадию про обещания Граббе, которые позволили погасить бунт и вернуть войскам боевой дух.
– Жаль, что я его не убил, – сказал Аркадий.
Однако на неудавшегося дуэлянта в роте смотрели как на героя. Но в самих солдатах тоже многое изменилось. Таково было действие одного лишь обещания свободы. Нерский с удивлением наблюдал эти метаморфозы и начинал лучше понимать горцев, которые рождались вольными людьми и не мыслили жизни без свободы. Но предстоящий штурм его пугал. Не потому, что он страшился погибнуть, а от того, что ему предстояло участвовать в трагической фантасмагории, когда обе стороны будут сражаться друг с другом за свободу.
Ночь перед штурмом генералы провели в своих полках, призывая солдат кончить дело решительным боем. Видя перед собой главных командиров, которые пулям не кланялись, солдаты преисполнялись чувством гордости за свои полки. А обещанные свободы неудержимо манили их на Ахульго, как будто там был спрятан ключ к извечной крестьянской мечте.
Глава 118
На рассвете 21 августа в лагере залаяли отрядные собаки. Они учуяли на Ахульго противника и кинулись его искать. В ответ залаял пес Хабиба. Они сцепились у Старого Ахульго, и обе стороны наблюдали эту ужасную схватку. Волкодав был сильнее, но других собак было больше. Схватка их превратилась в смерч, из которого летели окровавленные клочья, пока, наконец, весь этот рычащий и скулящий клубок не скатился в пропасть. Впрочем, они продолжали драться и там, пока их не унесла река.
Эта сцена произвела тягостное впечатление на всех. Но больше всего был растревожен Курбан, узнавший своего волкодава. Значит, и сын его был где-то рядом. Но искать Хабиба Курбану было некогда, потому что невдалеке забили барабаны.
Колонны Граббе двинулись на новый штурм.
Увидев, как надвигаются войска, Шамиль оглянулся на своих сподвижников и крикнул:
– Не унывайте, братья! И помните, что нет у нас убежища, кроме наших сабель!
Мюридов не нужно было убеждать. Они не боялись погибнуть, потому что жизнь на Ахульго давно уже походила на ад. И многие завидовали своим товарищам, принявшим смерть в битвах и наслаждавшимся теперь райским покоем. На Ахульго думали лишь о том, как подороже продать свою жизнь.
Войска Граббе яростно хлынули на Ахульго, но вдруг над руинами прежних укреплений появился Стефан, и труба его пронзительно запела: «Назад! Назад!». Повинуясь знакомому сигналу, авангард штурмовой колонны остановился. И готов был попятиться назад, если бы не напиравшие сзади роты апшеронцев.
Развадовский играл самозабвенно. Это была его главная сольная партия. Увидев, что апшеронцы остановились, он поднял трубу еще выше и начал играть свой прощальный привет далекой родине. Но доиграть полонез ему не было суждено. Вызванный Лабинцевым снайпер не промахнулся. Смертельно раненный, Стефан начал медленно оседать и испустил дух вместе с последними тактами мелодии. А к последнему бастиону защитников Ахульго уже неслась сокрушительная лавина, не замечая летевшие навстречу пули.
Над Стефаном встал старый слепой сказитель. Он прочитал над погибшим молитву, а затем взял в руки свой пандур и запел:
Счастлив умерший в бою, Счастлив павший в злую сечу. Открывает дверь свою Сам Аллах ему навстречу.
Смерть за смерть, мюрид, вперед! Для души, не знавшей страха. Мост пылающий ведет Над пучиной в рай Аллаха…
Волна за волной накатывались егеря через ров, но разбивались о защитников второго рубежа, которые стояли насмерть. Шамиль несколько раз увлекал мюридов в атаку, пытаясь отбросить противника, но усилия эти не имели успеха. Ров, который не удавалось закидать фашинами и завалить турами, начал снова наполняться погибшими.
- Рассказы о Суворове и русских солдатах - Сергей Алексеев - Историческая проза
- Свенельд или Начало государственности - Андрей Тюнин - Историческая проза
- Эта странная жизнь - Даниил Гранин - Историческая проза