Читать интересную книгу Ахульго - Шапи Казиев

– Что же делать, если кругом пушки? – недоумевал Айдемир.

– Хотя бы и пушки, – кивал Стефан.

– Их – и то делать не умеете. Какая может быть война, если у Граббе их полно, а у вас – ни одной? Тут никакая отвага не спасет. Свобода, братцы, вещь дорогая, за нее надо платить, и не только кровью. Не знаю, как это у вас выйдет, но пока вы не научитесь ладить с императором, покоя тут не будет.

– Зачем он нам? – спорил Айдемир.

– Когда Надир-шах явился, мы даже его разбили.

– Сто лет назад, – согласился Стефан.

– Но тогда мир был совсем другим. После Наполеона он сильно изменился.

Их спор затягивался. Стефан рассуждал отвлеченно, как человек, заранее простившийся с жизнью и теперь легко рассуждавший о гримасах судьбы. Но Айдемир воевал за землю, которую мечтал видеть свободной и счастливой. Правда, и Стефан иногда спускался на землю. И в одно из таких возвращений научил женщин превращать косы в оружие не хуже штыков, всего лишь повернув лезвие вдоль рукояти.

– Как думаете, – наконец, спросил Айдемир, – будет еще штурм?

– Будет, – сказал Стефан.

– Это неизбежно.

– Нет, не будет, – утверждал Аркадий.

– Генерал как-никак дал слово. А кто не держит слова, того вызывают на дуэль!

– Граббе уже вызывали, – усмехнулся Стефан.

– Барон Анреп, думается мне, все еще ждет его у барьера.

– Не знаю, как насчет Анрепа, но тут дело поважнее, – настаивал Аркадий.

– Тут о целом Кавказе речь.

У Айдемира созрел неожиданный план, но он опасался посвящать в него непонятного ему Стефана. Дождавшись, пока дети снова позвали его поиграть на трубе, Айдемир предложил Аркадию:

– Надо выкрасть сына Шамиля.

– Который у Граббе? – уточнил Аркадий.

– Какого же еще? – вспыхнул Айдемир.

– Генерал не собирается соблюдать договор, тогда пусть возвращает Джамалуддина.

– Шамиль, думаю, еще надеется на мир, – сказал Аркадий.

– Да и как это возможно, чтобы пробраться в самую ставку и выкрасть такого важного аманата?

– Можно хотя бы попробовать, – сказал Айдемир.

– Юнус мне рассказал, где посты, где секреты, а где палатка Джамалуддина.

– И где же? – поинтересовался Аркадий.

– Неподалеку от ставки, справа, отдельно стоит.

– Гиблое это дело, – покачал головой Аркадий.

– Почему? – не соглашался Айдемир и принялся показывать: – Вон там, сбоку, есть тайная тропа. Можно незаметно пробраться в лагерь. Потом пройти по верхнему руслу Ашильтинки, и мы почти у цели.

– А Шамиль разрешит?

– Когда убедится, что Граббе его обманул, может, и разрешит.

Глава 115

В ночь окончания перемирия началась перегруппировка войск. Оплошавшие батальоны апшеронцев были переведены на левую сторону реки, а их место заняли стоявшие там батальоны Кабардинского полка. Всего для штурма было назначено восемь батальонов под командой генерала Лабинцева. Слегка поправившемуся прапорщику Михаилу Нерскому, за выбытием из строя множества офицеров, дали в командование роту, укомплектовав ее зачинщиками бунта – апшеронцами и волонтерами.

Лиза была в отчаянии. Она еще не успела привыкнуть к мужу, не успела ему всего рассказать, не успела узнать, как он жил без нее столько лет, а Михаилу снова нужно было становиться в строй. Это было несправедливо. Лиза надеялась, что они вот-вот покинут эти ужасные места, где вместо соловьев поют пули, но Михаил не мог оставить свою роту, особенно перед таким важным штурмом.

– Это все обман! – не хотела отпускать мужа Лиза.

– Горцы нам не враги! Они такие же люди! Никто меня даже не обидел! Проклятая война!..

Михаилу и самому осточертело это братоубийство, но его звал долг или то, что называли в таких случаях долгом. Он нежно поцеловал на прощанье жену, пообещал, что с ним ничего не случится, и поспешил к своей роте.

Граббе спал беспокойно. Ему снова приснилась гора. Вернее, то, что гора вдруг исчезла. Генерал проснулся в холодном поту и, накинув бурку, вышел из палатки, чтобы убедиться, что Ахульго на месте. Но Ахульго не было. Все застилал холодный, густой предрассветный туман, и легко можно было поверить, что за ним ничего нет. Зато в лагере происходило нечто еще более странное. Отовсюду сквозь туман слышались крики, барабанная дробь и звучали горны, нарушая строгий приказ о скрытной передислокации.

– В чем дело? – накинулся Граббе на подоспевшего Васильчикова, который был бледен и чем-то сильно напуган.

– Бунт, ваше превосходительство, – сообщил Васильчиков, приложив руку к фуражке.

– Что-с? – округлил глаза Граббе, не поверив услышанному.

– Неповиновение в войсках, ваше превосходительство… – докладывал Васильчиков, с трудом выдавливая из себя страшные слова.

И в самом деле, по всему лагерю собирались толпы солдат, не желавших идти на новый штурм. Зачинщиками оказались пленные, возвращенные из Ахульго и Игали, а также некоторые поляки.

Как доложил Пулло, сигналом к бунту послужила музыка. Кто-то на Ахульго вдруг заиграл на трубе полонез. Подозревали, что это был Стефан Развадовский, бежавший к горцам во время последнего штурма. И ему эхом ответили музыканты его оркестра, чем смутили множество поляков, служивших в отряде. Они отказались становиться в строй, а затем волна неповиновения пронеслась по всем батальонам.

Милютин, отправленный выяснять положение вещей, убедился, что бунт был налицо.

– Братцы! – кричали самые дерзкие.

– На что нам эта Ахульга? Нешто не видали, как горцы на штыки кидаются?

– Видали! – кричали другие.

– Шамилька-то сына выдал!

– Миру просит, как обещано!

– Драться – так драться, а брататься – так брататься!

– Измена, братцы!

– Коли дадено слово – исполняй!

– Не по-божески это!

– И без того уже голодом уморили да жаждой иссушили.

– И как только в них дух держится.

– И наша кровушка – не водица.

– Резону нет!

– Сколько народу зазря положили!

– Не пуля, так камнем пришибет.

– Коли генералам охота – пусть сами лезут!

Остальные одобрительно кричали и свистели. Солдаты устали гибнуть напрасно. Предыдущие штурмы научили их, что горцы будут драться отчаянно и легко не дадутся. Появилась даже молва, что Шамиль – чародей, которого пули не берут, что он уходит с Ахульго и возвращается, когда пожелает, что он чуть ли не по небу летает, и кто-то будто бы видел это сам.

Милютин пытался пресечь смуту, но даже старые унтер-офицеры грозили ему штыками и говорили:

– Не балуй, ваше благородие.

– Как смеешь! – кричал Милютин, надеясь криком заглушить бунт.

– Молод еще солдат учить! – отвечали Милютину.

– Всякий прыщ будет старыми кавказцами помыкать.

– Пулям не кланяемся, а тебе и подавно не станем!

Но Милютин не сдавался, требовал именем командующего выдать зачинщиков, но оказывалось, что зачинщики – все.

Офицеры из бывших декабристов лишь формально исполняли свои обязанности и наказывать мятежников не спешили. Наткнувшись на Нерского, Милютин растерянно заговорил.

– Что же это такое, господин прапорщик?

– Vox populi – vox dei, – пожал плечами Нерский.

– Глас народа – глас Божий.

– Но это форменный мятеж! – размахивал саблей Милютин.

– Ну так попробуйте изрубить мятежников, – ответил Нерский.

– Или растолкуйте им, что позволительно нарушать данное слово, особенно когда в залог мира выдан ребенок.

Милютин не нашелся, что ответить, и поспешил в штаб.

В штабной палатке, плотно окруженной казаками, обсуждали чрезвычайное событие.

– Это, господа, дурное влияние либералов! – считал Галафеев.

– Чего этим смутьянам надобно? – не понимал Граббе.

– Воевать не желают, – отвечал Пулло.

– Не верят, что Ахульго можно взять штурмом.

– Дас, дожили, – нервно теребил ус Граббе.

– Порядка как не было, так и нет.

– Высечь через пятого, – предложил Лабинцев.

– Живо устав вспомнят.

– Тут дело политическое, – качал головой Галафеев.

– Тут надо с умом подойти.

– Расстрелять дюжину – и дело с концом, – советовал Попов.

– А что? И закон велит. Слыханное ли дело – бунт в походе?

– Так-то оно так… – кивал Пулло.

– Только когда в бой их поведете, как бы сзади пуля не прилетела да в затылок не клюнула.

– Неровен час – и нас на штыки подымут, – пугал Лабинцев.

– На штурм их надо гнать, пока не поздно.

Заметив вернувшегося Милютина, Граббе спросил:

– Нус, что там?

– Брожение умов, ваше превосходительство, – докладывал Милютин.

– Одни полагают, что штурмовать – только людей терять, а большинство требуют мира, раз Шамиль выдал сына.

– Не их ума дело! – вспылил Граббе.

– Их дело – повиноваться и исполнять приказы!

– Есть и такие, кто о свободах рассуждает, – продолжал Милютин.

– Мол, у горцев есть, а мы чем хуже?

– Свобода – это для Европы, – грозил кулаком Граббе.

– Для масонов! А для Азии кнут – первое дело!