Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, мой герцог. Вы не находите это опрометчивым?
— Падение… возможно, было излишним. Все остальное — нет. Возможно, я ошибаюсь. Я приму меры предосторожности. Но я не думаю, что они понадобятся.
— Позвольте, я выскажусь подробнее? — Красно-зеленый дракон высунул длиннющий синий язык и ехидно таращится с полки. Приснится такое ночью… подумаешь, что приятно отдыхаешь. Всего-то дракон — глаза стеклянные, язык синий. А тут…
— Конечно же, — Его Светлость чем-то очень доволен.
Он вообще всегда доволен после визитов господина герцога Ангулемского, и это Мигеля отчасти беспокоит. Разумеется, завести дружбу не только с представителями союзной королевской партии, но и с главой каледонской — дело полезное, но от разговоров Чезаре с Валуа-Ангулемом у капитана возникает смутное и тягостное ощущение, что время повернуло вспять. Оба говорят не как люди… а как неведомо кто. Так изъяснялся Чезаре в первую пару лет — вот только наследник престола понимает его куда лучше Мигеля. Привыкнут оба, как потом с остальными объясняться будут? Сотворил же Господь в непостижимой мудрости своей…
— Вы подряд говорите господину маршалу, что можете начать войну на побережье, в своих интересах. На поле, которое Аурелия считает своим. А потом говорите прямо, что у вас есть ценные для вас люди. Господин герцог — маршал Аурелии и наследник престола. Вы оставляете в Орлеане жену…
Белые лилии, любимые цветы госпожи герцогини, пахнут так, что голова кругом идет. Перебивают духи герцога Ангулемского. Право приносить госпоже Шарлотте по утрам лилии Мигель отвоевал у всех обитателей дома. А графиня де ла Валле любит жасмин… жасмина в садике за особняком хватает, и он еще не отцвел.
— Он все это уже знает, Мигель. Первое — с самого начала. Второе — с того момента, как я столкнулся с Его Величеством. Он знал, когда пришел ко мне в первый раз. Он знал, когда согласился на мою просьбу. Единственное, что я сегодня сделал — подтвердил это открыто.
Капитан задумывается, прикидывая, что может знать надменный аурелианский маршал. Если он проведет знак равенства между госпожой герцогиней и бывшей невестой, то ошибется весьма чувствительно. Да, весь двор уверен, что Его Светлость вступил в… спор с королем потому, что хотел защитить несчастных влюбленных от королевского гнева. Очень красивая история, очень. Они не слышали того майского «Он нарушил мое слово». Маршал тоже не слышал… а вот отношение, настоящее отношение Чезаре к своей герцогине — видел. Ему показали. Ни двору, ни свите, никому больше… а маршалу и принцу крови — показали. А потом вслух подтвердили — и не поправили на ошибке — готовность идти против кого угодно, любой ценой.
Кажется, Его Светлость очень хорошо выучил аурелианские уроки… герцога Ангулемского даже немного жаль. Учитывая, что тот порой слишком откровенен. Сообрази маршал, что одно из его сегодняшних признаний слышали двое — не исключено, что завтра кто-то из его свиты получит приказ отправить капитана де Кореллу на дно Луары. Что ж, пусть пробуют, посмотрим, какова его свита в деле…
— Вы думаете, он не увидит ловушки?
Его Светлость улыбается.
— Не увидит. И если я был прав, и если ошибался. Потому что это не ловушка. Во-первых, Шарлотта здесь и правда в большей безопасности. Никто не рискнет трогать любимую младшую сестру королевы… Никто. Даже Его Величество. Открыто тронуть, я хочу сказать. Об остальном я позабочусь. А во-вторых, если наш гость таков, как я его вижу, он и не подумает воспользоваться этим рычагом. Но если я ошибаюсь, я хочу об этом знать.
Чезаре встал, подошел к креслу, где сидел гость, вдруг наклонил голову… не по-своему, резко и наискосок.
— Да, Мигель — он помнил, что ты там, с самого начала. Он так шутит.
— Мне впору возгордиться, — усмехается капитан.
— Не стоит, — серьезно сказал Чезаре. — Вот этого — не стоит.
4.Сэр Кристофер сидит в кресле, пьет горячее ореховое молоко из большой оловянной кружки. Летняя жара его, кажется, не касается. Кружки остались от предыдущего посла. Он любил всякие поделки из олова — и еще больше любил поить из таких кружек высоких гостей. А как же. Альба. Оловянные острова. Тем и славимся еще с тех времен, когда всякие франки в необработанных шкурах бегали неизвестно где, за пределами чьей бы то ни было писаной истории. Никки оловянную посуду убрал к себе. Тех, кого он принимал с этой стороны перегородки, она не смущала.
— Вы были правы, сэр Николас, — говорит Маллин, — Это именно союз. В «Соколенка» наведался посол Его Святейшества, а вот орлеанцев с соответствующим списком примет разыскивают по всему городу люди герцога Ангулемского. Со вчерашнего вечера. Меня — особо.
— Лучше бы я был неправ. Это весьма неприятное доказательство. — Это доказательство вида «хуже не придумаешь», чертовски несвоевременное и неуместное. Разумеется, Корво не мог не заинтересоваться соперниками. Следовало ожидать: кто бы на его месте не обратил внимания на подобное столкновение? Но это означает, что у сэра Кристофера возникнут затруднения… — Что вы собираетесь делать?
— Посмотрим. Все зависит от результатов сегодняшнего визита. — Маллин поймал недоуменный взгляд, улыбнулся. — Я вернул все те письма, что вы скопировали, мэтру Эсташу. И посоветовал ему… объяснив все обстоятельства, искать встречи с господином маршалом. И отдать ему весь мешок. Вместе с тем достойным джентльменом странных вкусов, который лежит у него на складе.
— Разумеется. Едва ли господин маршал поверит в то, что почта осталась в неприкосновенности, но будет знать, какая ее часть побывала в чужих руках. В этом он останется удовлетворен. Но само то, что разгневанные негоцианты не сожгли заведение со всей корреспонденцией, не вникая в ее существо, ему скажет довольно многое… Даже с учетом джентльмена со всеми его вкусами.
Для сэра Николаса орлеанская жара вовсе и не жара, скорее уж, похоже на родную зиму, но ровно сейчас ему делается душновато и слегка не по себе. Словно сквозняком продуло, и теперь лицо горит, и на месте никак не усидеть спокойно… это к делу. Срочному и важному делу, которое нужно сделать быстро, точно и правильно — и пока делаешь, летишь над половицами и брусчаткой словно при сильной лихорадке. Когда жар утомительный, влажный и с ломотой в костях переходит в сухую звонкую легкость, и все получается, и все понятно, прозрачно и под рукой — а глупые лекари зачем-то пытаются загнать в постель, напоить горькой дрянью, обмотать мокрым…
— Да. Мэтр Эсташ объяснит, что они пользовались заведением… чтобы вести деловую переписку с коллегами в тех странах, с которыми почтенному орлеанскому негоцианту торговать не положено. И что в последнее время от «Соколенка» стало… скверно пахнуть. Он не понимал причин, просто забеспокоился. А потом услышал в кабачке как какой-то студент кроет «Соколенка» всякими словами — совершенные глупости несет, но вот беспокойство за ними — то же самое. Он приказал студента проверить… и проверив, нанял. Ему все равно нужен был юрист. А помимо бумажных дел приставил его к этому. И получил… такой результат, что хоть сквозь землю проваливайся. Не поверил сначала. Но куда от правды денешься. Вот и решили: сдать — самим рисковать, да и могут не простить. Они люди небольшие. Оставить так — так если они заметили, скоро и другие заметят… Один выход — снести скверное место самим. Кто ж знал, что они не одни такие. А письма — какая никакая, а защита.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});