Читать интересную книгу Стальное зеркало - Анна Оуэн

— Только что вы уговаривали меня не вмешиваться.

— Вам, исходя из ваших интересов, нечего там делать. Но если вы намерены остаться, — а вас ведь отсюда никакими уговорами не выгонишь, — я хочу извлечь из этого всю возможную пользу. Для себя.

— Герцог… — А этот тон у нас обозначает «простите неучтивого чужака, но сейчас я задам вам вопрос, за который здесь могли бы и убить вместо ответа». Ну-ну. Интересно, что на сей раз… — меня учили, что правитель… и военачальник должен завоевывать любовь подданных. Или хотя бы вызывать не только страх. Мне рассказали не обо всех выгодных стратегиях?

Удержаться невозможно. Обидится — значит, обидится.

— Простите, но вы меня очень насмешили… Выбор стратегии, герцог, диктуется в значительной мере тем, что можно применить в данных условиях. И тем, на что способны вы. Мне в свое время нужно было сначала подчинить себе чужую армию — а потом создать силу, способную свергнуть законного монарха, не вызвав у этого монарха — и у окружающих — ни опасений, ни подозрений. В числе прочего это значило — продолжая пользоваться его милостями. Да и сейчас одна из тех вещей, что стоят между мной и смертью — то, что меня очень не любит… большая часть людей, которой не приходилось мне подчиняться или от меня зависеть. У этих — другое мнение, но их не замечают. А нелюбовь… в глазах нынешнего монарха превращает меня из смертельной угрозы в раздражающее неудобство. Которое он большую часть времени согласен терпеть ради пользы дела. Это синица в руках. В погоне за журавлем я сломал бы себе шею, не дожив до двадцати пяти.

У хозяина весьма озадаченный вид — я бы заподозрил, что даже спросонья он обычно… менее рассеян. Но совершенно не обиженный. Скорее уж, изумленный. Удивительный человек. Ни малейшей заносчивости, ни даже обидчивости… сравнительно — а вот достоинства на пятерых. Столько, что даже назидательная нотация от него не отнимет.

— Мы опять не поняли друг друга, — качает головой. Как-то… разочарованно. — Простите, мне не следовало задавать подобный вопрос.

— Да отчего же — у вас совершенно иная ситуация. И, простите, таланты. Но учтите, что бояться вас будут… за пределами разумного.

Хозяин уже наизусть знакомым движением склоняет голову, щурится. Вопрос… не звучит. Остается в глазах, на губах, но не звучит вслух. И расстояние вдруг кажется много большим. Больше, чем в первый визит.

— Вы хотели узнать что-то другое? Что?

Очень длинная пауза. Взгляд в сторону, а выражение лица — любезное до оскомины. Что вдруг случилось? Осознал, что ему прочитали нотацию? Герцог Ангулемский успевает увериться, что ответа и вовсе не будет, но потом Корво все-таки соизволяет открыть рот:

— Я хотел узнать — числите ли вы и меня в партии короля?

— Ах, это… нет, — вот, оказывается, как все просто. Его смутило это «для себя». — Это всего лишь дурная привычка. Я разговаривал больше с собой, чем с вами.

— Я… увидел последовательность там, где ее не было. Простите мою невнимательность. — Снег, засыпавший комнату и осевший на цветном стекле, иней, выступивший на зеркалах, тают так же быстро, как и появляются.

— Ну что вы… Существа дела это, впрочем, увы, не меняет. После этого злосчастного совета Его Величество будет смотреть на вас как на мой рупор. Не удивлюсь, если он решит, что мы обманывали его с самого начала, — герцог Ангулемский улыбается. — Однако, он обязан к вам прислушиваться, и он будет к вам прислушиваться.

— Надеюсь, что вы правы. Я хочу, чтобы Марсель был освобожден. Если это вдруг перестало совпадать с планами Его Величества, пусть сообщит об этом… в конце концов, от Марселя до Тулона довольно близко.

— К сожалению, морем из Генуи туда тоже очень близко.

— Не только из Генуи… — вполне серьезно говорит хозяин.

Самое смешное, что он прав. На побережье Лигурийского моря можно было бы сыграть и в кости, и в шахматы, и в запрещенные Церковью карты — да во что угодно. Государства, города, и города, желающие быть государствами… quantum satis. Нет, пожалуй, избыток. Но если это не очередная шутка, то очень скоро мы встретимся в поле лицом к лицу. Быстрее, чем я думал.

— Вы так стремитесь покончить с моими уроками?

— Нет, герцог. Только с необходимостью делать вид, что у меня нет и не может быть тех, кто от меня зависит.

В соседней комнате что-то падает, с грохотом. Может быть, ваза или статуя, которых тут в избытке. Может быть, толедский телохранитель. Что ж, если он не знал, кому служит — сам виноват.

— Я ценю ваши намерения, — смеется герцог Ангулемский, — Но эту часть… записок о галльской войне я прочел еще в тот день в королевской приемной. Вашему досточтимому отцу следовало дать вам другое имя.

Корво улыбается, искренне… потом тоже смеется. Достаточно громко. Очень непривычное зрелище.

— Мигель, ты не находишь, что это был слишком шумный намек?

Капитан склоняет голову. Намека не было, были искреннее удивление и наконец-то выломавшаяся ножка табурета. Докачался, как его многократно и предупреждали все подряд. В совершенно негодный и неподходящий момент. За такое гонят в шею. Все, пора покончить с дурной привычкой, благо, глас свыше прозвучал — яснее некуда.

Но что равновесие потерял от удивления — это правда…

— Мой герцог, прошу меня простить. Но… падать со стула с намеком я еще не научился.

— Боюсь, что это умение тебе и не пригодилось бы. Вряд ли это сработает второй раз.

— Если я превысил меру вашего терпения, еще раз прошу меня простить.

— За что? Ты очень удачно дал понять, что я сильно превысил меру своей обычной откровенности.

Мигель поднимает глаза. Герцог совершенно не рассержен. До той степени, что впору полагать, что единственное, что его не устроило — именно громкость. Да, грохот вышел изрядный. Но только это. Не сам «намек», не предполагаемое вмешательство в беседу, не привлечение внимания гостя к тому, что его слышит кто-то из свиты хозяина. А произведенный шум. Совсем никуда не годится. Учитывая, с кем Его Светлость эту меру превысил, как и в каких обстоятельствах.

— Да, мой герцог. Вы не находите это опрометчивым?

— Падение… возможно, было излишним. Все остальное — нет. Возможно, я ошибаюсь. Я приму меры предосторожности. Но я не думаю, что они понадобятся.

— Позвольте, я выскажусь подробнее? — Красно-зеленый дракон высунул длиннющий синий язык и ехидно таращится с полки. Приснится такое ночью… подумаешь, что приятно отдыхаешь. Всего-то дракон — глаза стеклянные, язык синий. А тут…

— Конечно же, — Его Светлость чем-то очень доволен.

Он вообще всегда доволен после визитов господина герцога Ангулемского, и это Мигеля отчасти беспокоит. Разумеется, завести дружбу не только с представителями союзной королевской партии, но и с главой каледонской — дело полезное, но от разговоров Чезаре с Валуа-Ангулемом у капитана возникает смутное и тягостное ощущение, что время повернуло вспять. Оба говорят не как люди… а как неведомо кто. Так изъяснялся Чезаре в первую пару лет — вот только наследник престола понимает его куда лучше Мигеля. Привыкнут оба, как потом с остальными объясняться будут? Сотворил же Господь в непостижимой мудрости своей…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});