С удовольствием ест и Ян, а я в это время ложечкой чай помешиваю. Аппетита нет, потому что нервничаю. Голова разрывается от мыслей и предположений, как сложится моя жизнь здесь. И никак не могу избавиться от плохого предчувствия, хотя не понимаю, с чем оно связано.
— Ян, в больнице с дедом Эдуард сейчас находится? — спохватываюсь я, случайно вынуждая его подавиться чаем. — Прости, — протягиваю салфетку. — Кто-то же должен присматривать за Адамом, — добавляю задумчиво, вспоминая о семейном докторе Левицких.
Вместо ответа Ян кашляет еще сильнее. Хмурюсь, наблюдая, как он промакивает губы салфеткой и некоторое время смотрит на нее задумчиво. На меня взгляд поднять не смеет, и мне не нравится его поведение.
— Ян? — прищуриваюсь с подозрением.
— Шарлатан Эд за решеткой, где ему самое место, — убивает меня неожиданной новостью.
Глава 11
Ян
— Поверить не могу, что ты обвинил во всем Эда, — шипит Мика, пока мы едем в больницу.
Я горю от ревности, нервно сжимая руль.
Защищает шарлатана, будто он ее настоящим женихом был, а не фиктивным. Дико хочется притормозить и… отшлепать эту невыносимую девчонку! Меня сейчас только Дан останавливает, который сидит сзади в автокресле и поглядывает на нас напряженно.
— Не я обвинил, — перебиваю ёжика. — После твоего… кхм… отъезда, — смягчаю формулировку, чтобы Мике не напоминать о трагедии, — я вызвал полицию. Они обыскали весь дом. У Эдуарда нашли то самое лекарство, остатки которого были обнаружены в бутылке деда. И отпечатки его пальцев…
— Бред, — фыркает зло.
Вот так, значит? Эду она слепо верит, несмотря на факты. А мне пришлось целую операцию провернуть, чтобы со мной поехала.
— Мика! — едва не рычу и резко в поворот вхожу.
— Осторожнее, Ян, — отчитывает незамедлительно. — Отпечатки Эда и будут повсюду, он жил в особняке и все время был рядом с Адамом! А лекарство… — губку прикусывает, ища жулику оправдание, — …ему подкинули! Специально подставить хотели.
Буквально тону в бурлящей, обжигающей ревности. Вот хрен им двоим. Все сделаю, чтобы Эду еще и срок продлили.
Здраво мыслить не могу в данный момент.
— Ты… необъективна по отношению к нему, — цежу сквозь зубы.
— Ты нелогичен в своих обвинениях! — вскрикивает Мика, но тут же ротик прикрывает, косится на Дана. — Если бы Эд хотел деда отравить, то давно бы это сделал, — продолжает тише, подавшись чуть ближе ко мне. Дурею от ее запаха. И от злости. А она все не унимается. — И при этом не попался бы. Он не настолько глуп. Наоборот, каждый шаг просчитывает…
— Ну, тебе ли не знать… — окончательно зверею.
Мика прищуривается и буквально испепеляет меня взглядом.
— И он бы никогда не подмешал мне абортивные таблетки, — уверенно говорит. — Во-первых, Эд знал, что я не беременна. Во-вторых, без меня он бы деньги не получил. Мы с ним так и не расписались, Ян. Он мне никто. Какой смысл ему избавляться от меня?
— Это не отменяет того, что он жулик. Вот пусть посидит и подумает о своем поведении, — постановляю я.
— Дурак упертый, — отстраняется Мика, а я резко начинаю скучать по ее аромату. Она будто наказывает меня, и это жестоко.
— Не хочу, чтобы ты говорила о нем, — признаюсь импульсивно.
— И ревнивый, — бубнит себе под нос, но я слышу.
— Факт, — бросаю, не сводя глаз с дороги.
И все же боковым зрением замечаю, как Мика… улыбается? Маленькая язва!
— Ян, ну подумай… Ведь если ты ошибся… а ты ошибся, — одними губами добавляет, — …то виновный все еще на свободе. Рядом где-то.
— Приехали, — рявкаю, паркуясь у клиники, тем самым прекращая наш разговор.
Мика выскакивает из машины, громко дверью хлопнув, и к Дану идет. А я… все-таки записываю ее слова на подкорку сознания.
* * *
Стоит нам оказаться в клинике, как мы оба успокаиваемся. Потому что есть кое-что важнее наших перепалок — здоровье деда.
Мика первой входит в палату, неловко мнется на пороге, но как только Адам широко улыбается ей и подзывает к себе, она тут же сдается. Приближается, садится на самый край кровати — и, помедлив секунду, обнимает деда. Искренне так, тепло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Привязалась малышка. Как к родственнику. Или…
Надо выяснить, кто кому и кем приходится по крови. И у меня появилась идея, как это провернуть тайно. Чтобы Адама не нервировать. Да и Мику раньше времени. Узнаю все сам, а потом решу, что мне делать с информацией.
— Привет, малышка Мика, как ты? — хрипло спрашивает Адам, но при этом лицо его проясняется. У деда будто второе дыхание открывается. — Я волновался, когда ты исчезла. Мы все… волновались, — недовольно на меня поглядывает.
Умеет же он на совесть давить. У меня были свои причины не торопить события. Мне необходимо было повременить с возвращением Мики. Но Адам никогда не слушает…
— Отлично, — врет ёжик. — Я к сестре уезжала. Соскучилась.
Взгляд отводит и вдруг замечает на тумбочке деда статуэтку в виде близнецов, которую на юбилей ему дарила. Непроизвольно тянется к ней, берет аккуратно, в руках крутит.
Тем временем Даниэль забирается на кровать к Адаму и ныряет в его объятия. Удобнее устраивается рядом и замирает.
— Как Дана и близнецы? — интересуется дед, на статуэтку в руках ёжика устремляя взгляд.
— Хорошо, привет тебе передавали, — выпаливает Мика.
— Врешь, конечно, но приятно, — смеется Адам. И я не могу не улыбнуться.
Мы оба маленькую лгунью насквозь видим. И сейчас ёжик смущенно голову опускает. Попалась.
— Подлатают меня, и я все-таки добьюсь встречи с ними, — серьезно чеканит дед. — Нельзя такими родственниками хорошими разбрасываться. Тем более, там внуки.
Опять эти разговоры о родстве. Режут слова неприятно. И Мика еще на меня оглядывается растерянно.
«Я сам ничего не понимаю, малышка, но скоро докопаюсь до истины», — мысленно обещаю ей. И себе.
Я так был уверен в том, что Мика — аферистка, что не искал оправданий ее поступкам. А оказалось, она считает себя родной Левицким. Проверим… И меня заодно…
Размышляю об этом, пока ёжик болтает с дедом. Не вникаю в их разговор, но вижу, насколько ожил Адам. Как искренне он к ней относится. При этом знает что-то, о чем мне не говорит.
Покидаем палату после обеда.
— Займись вопросами ее образования и… управления компанией, — тихо напоминает мне дед, когда прощаемся.
Киваю, а сам ругаюсь мысленно. Если Мика узнает, какие рокировки произошли за время ее отсутствия, то опять все неправильно трактует. Усомнится в искренности моих намерений. Дед, сам того не ведая, жестко подставил меня.
Конечно же, я расскажу ей все, попытаюсь объяснить, что и зачем было сделано. Но чуть позже. Пусть пока к дому привыкнет. И ко мне. Перестанет шугаться каждой тени.
С этими мыслями выхожу из больницы. Даниэля я выношу на руках, потому что малыш пригрелся под боком у деда и уснул.
В особняк мы с Микой возвращаемся молча, мотивируя это тем, что не хотим будить мальчика в дороге. На самом деле, нам обоим не хочется продолжать тяжелый разговор.
Дома ужинаем в тишине. Вместе. Мика все время думает о чем-то. Но я не трогаю ее пока. А она уделяет внимание Дану. Ухаживает за ним, еду накладывает, сок сама наливает. Как заботливая мамочка. Мика настолько милая и домашняя в этот момент, что глаз отвести не могу.
Ближе к ночи показываю ей комнату.
— Я попросил подготовить для тебя спальню рядом с Даном. После ухода Александры здесь еще раз убрали, постель перестелили. Все готово и тебя ждет, — убеждаю ее не отказываться.
— Рядом с Даном? — вырывает из моих слов важную для себя информацию. — Спасибо, — довольно кивает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Красивая такая сейчас. Улыбается, радуется, как ребёнок. Вот бы всегда такой была. Доброй и беззаботной. Но это уже в моих руках.
Секунду спустя ёжик, видимо, вспоминает, что мы повздорили, и мрачнеет. Берет Даниэля за ручку, ведет наверх — и оба скрываются в его комнате.