Но стоит лишь Яну бросить на меня платинрвый взгляд, как я прищуриваюсь и говорю обвиняюще:
— Вот и первая брешь в твоей хваленой защите, Ян. А ведь мы даже холл пересечь не успели.
Левицкий вздыхает и подходит ближе. Играет желваками на скулах, выдерживает паузу, видимо, думая, как убедить меня остаться.
— Адам не разделяет моей осторожности, потому что о тебе не знает, а свой приступ считает естественным, — берет меня за руку. — Дед и так с охраной спорил все время. А стоило мне отлучиться, и…
— Но ты ведь и не сможешь все время рядом находиться, — пожимаю плечами.
— Я сменю службу охраны. Вместо Марка здесь станет работать тот, кто будет слушаться меня беспрекословно и четко исполнять приказы, — едва ли не рычит он, но внезапно его тон смягчается. — Ёжик, если я пообещал, значит, буду рядом.
Укладывает ладонь на мою талию, притягивает к себе. Вплотную.
— Ян, что нам делать? — спрашиваю, когда он почти касается своими губами моих. — С нами? Для окружающих мы все еще… родные.
— Я все выясню. Сам поговорю с дедом, как только ему станет лучше, — возвращает себе деловой тон, но меня не отпускает. — Не переживай. Даже если придется вытрусить все грязное белье нашей семейки, я это сделаю.
— Смотри сам не закопайся, — фыркаю я.
Боковым зрением замечаю какое-то движение рядом. И сразу догадываюсь, кто там.
По белобрысой макушке и чистым голубым глазкам, что изучают нас с Яном.
— Даниэль, — всхлипываю я от переполнивших душу чувств.
Отстраняюсь от Левицкого и иду к малышу. Он внимательно наблюдает, как я присаживаюсь напротив, смотрит на мои руки, что я протягиваю к нему, но медлит.
Я же не тороплю. Терпеливо жду и надеюсь, что Дан примет меня.
Еще секунда — и мальчик ныряет в мои объятия, обвивает шею маленькими ручками, укладывает головку на плечо.
— Ми-ка, — произносит четко.
* * *
Крепче сжимаю крохотного мальчика и замираю, желая продлить это мгновение. Ушам своим не верю. Украдкой на Яна кошусь. Словно жду подтверждения. Убедиться хочу, что мне не показалось.
Левицкий опускается на колено рядом с нами, протягивает руку к Даниэлю и по голове его гладит, взъерошивая светлые волосы. Потом вдруг быстро чмокает меня в висок. Я и возмутиться не успеваю.
Ян ведет себя слишком неосторожно и нахально, будто мы — пара. Однако в этом особняке нас воспринимают совсем иначе.
— Что ж, вот и прогресс, — довольно тянет он. — Признаться, я замучался уже с педагогами и психологами. Дан только сильнее закрывается после занятий, — обреченно вздыхает. — Это его первое слово с того момента, как он здесь. Почти как «мама», — слышу улыбку в его голосе.
Неосознанно Ян делает мне больно. Очень. Потому что мамой я никогда не стану.
Аккуратно отпускаю Дана и поднимаюсь. Делаю глубокий вдох, чтобы эмоции бушующие приглушить.
— Ми-ка, — повторяет Даниэль и небесные глазки на меня поднимает, будто понимает, что мне стало плохо, и хочет отвлечь.
Уголки моих губ сами изгибаются в улыбке. С теплом смотрю на малыша и беру его за ручку.
— Мы поедем к Адаму? — тихо интересуюсь у Яна, но взгляда от Дана не отвожу. Будто он исчезнет, если я моргну.
Боюсь, что все окажется сном, а я проснусь одна в своей постели. В этот миг осознаю нечто важное: что бы ни ожидало меня здесь, но уезжать я не хочу. Сердце прочно привязалось к этим людям. И когда только успело?
— Да, нас ждут часа через полтора, — отзывается Левицкий. — Я с врачом созвонился. Сейчас обход и процедуры, а после — нас к нему пустят.
— Хорошо, — киваю. — Тогда завтракать? — подмигиваю Дану, и его личико начинает сиять.
Малыш сам мчится на кухню. И пусть кто-то попробует сказать, что он ничего не понимает! Загрызу, как за собственного сына.
Следую за ним, оставляя Яна в холле. Но стоит мне переступить порог кухни, как паника сковывает легкие своими железными лапами.
Наблюдаю, как Дан подбегает к столу и тянется к оставленному кем-то стакану с соком. Перед глазами невольно всплывают картинки того ужасного дня. Отравление, больница, адские боли, приговор… И начинает мерещиться, будто вижу осадок на дне стакана.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Или это не иллюзия?
— Нет, Даниэль, — говорю строго, но стараюсь не повышать голос. Помню, как мальчик отдалился от меня после нашей ссоры. — Садись за стол, милый, — указываю на ближайший стул.
Малыш отдергивает ручку и послушно устраивается у окна.
Я же импульсивно выплескиваю содержимое стакана в раковину. Заодно выливаю всю воду из стоящего неподалеку графина. Резко открываю холодильник, нахожу все открытые соки и йогурты — и отправляю их в мусорное ведро. Мои движения рваные, а руки дрожат.
— Что ты творишь, ёжик? — доносится обеспокоенный голос Яна.
Теплые ладони ложатся на мою талию, сжимают крепко — и разворачивают меня.
— Схожу с ума по-своему, — фыркаю я в его недоуменное лицо.
— Мика? — приподнимает бровь.
Перехватываю испуганный взгляд Дана и откашливаюсь. Мальчик не знает, что происходит. Но чувствует накал между нами.
— Здесь была Александра, — объясняю Яну уже спокойнее. — Неизвестно, кто еще шастал в твое отсутствие. Мы не знаем, почему Адаму опять стало плохо. И…
— И ты решила подстраховаться на случай, если кто-то опять что-либо подмешал в питье? — догадывается он. — Ладно, согласен. Но, Мика, — обхватывает мои ладони, греет своими. — Виновные найдены и наказаны. Елена и… — осекается.
— Елена не по своей инициативе так поступила. Нельзя терять бдительность, Ян. В доме ребенок, в конце концов, — поглядываю на притаившегося Дана. И заставляю себя остановиться. Ради мальчика. — Позже поговорим, — решаю не пугать его еще сильнее.
Выкручиваюсь из рук Левицкого, включаю мультики Даниэлю и с облегчением замечаю, как он расслабляется и отвлекается на телевизор. Сама же возвращаюсь к холодильнику. Изучив находящиеся там продукты, шустро решаю, что приготовить. Достаю молоко, яйца, нахожу в шкафчике сахар. Готовлю тесто на блины.
Я далеко не идеальная хозяйка. Когда живешь в одиночестве, то перебиваешься бутербродами и полуфабрикатами. Но для маленького Дана я хочу постараться.
В течение последних трех месяцев, что я прожила у сестры, мы иногда готовили вместе. Вспоминаю, что и как делать, считаю пропорции. Жарю блины, складываю на блюдо. Кухня заполняется ароматами свежего теста и ванили, от которых урчит в животе.
Освоившись, проверяю все шкафчики в поисках джема или сгущенки. Наполняю пиалки. Не выдержав, облизываю ложку. Приторно сладко, но мне нравится.
Забываюсь, под нос себе что-то мурлычу: все равно никто не услышит меня, ведь герои мультиков громче орут по-польски.
Но ошибаюсь. В определенную секунду чувствую на себе пристальный, буквально пожирающий взгляд. Повожу плечами, догадываясь, кто за мной следит сейчас.
— М-м-м? — оглянувшись, мычу вопросительно.
Ян сидит, откинувшись на спинку стула, и буквально сканирует меня. Насквозь пронизывает. Серебристых глаз не сводит. Теряюсь от такого откровенного интереса.
— Мне нравится, как ты выглядишь на нашей кухне, — с улыбкой произносит он. Его голос звучит мягко, обволакивающе. А взгляд гипнотизирует, в самую душу пробирается.
«На НАШЕЙ кухне». Будто мы семья.
Отворачиваюсь, потому что мгновенно заливаюсь румянцем. Не привыкла я к подобным нежностям — и не знаю, как реагировать. Особенно, когда сердце отзывается бешеным ритмом, а тело наполняется жаром.
— Если это комплимент, то тебе над ними еще работать и работать, — бубню с сарказмом.
— Это факт, — хмыкает Ян, будто распознал мое смущение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Молча ставлю блюдо с блинами на стол, делаю всем чай, но Дану разбавляю кипяток холодной водой. Сажусь напротив моих мужчин и, чтобы не пересекаться взглядами с Яном, все свое внимание обращаю на малыша. Складываю блинчики треугольником — и протягиваю ему. Даниэль наблюдает некоторое время за моими стараниями, а потом пробует. Осторожно так, заставляя меня напрячься. Вдруг невкусно? Но уже через пару секунд Дан уплетает завтрак за обе щеки.