Читать интересную книгу Аврора Горелика (сборник) - Василий Аксенов

Пора сказать несколько слов о моих родителях; большего они и не заслужили. Мой папа был выкормышем ЦК КПСС, с младых ногтей его записали в штат кремлевских спичрайтеров, он писал речи вождям и играл в бильярд на партийных дачах. Сейчас он называет себя шестидесятником. Что касается мамы, то она всю жизнь собирала «гжель». Все это рухнуло без особенного шума. Обосновались, конечно, в Нью-Джерси. Папин бильярд помогает им сейчас свести концы с концами и даже начать новую коллекцию, теперь уже веджвудского фарфора.

Дед, как сильная личность, так и не отпустил мальчика с родителями в Москву. «Я хочу, чтобы мой внук вырос настоящим европейцем, то есть на набережной Крузенштерна», – кричал он. Подозреваю, что дед всегда был скрытым троцкистом, то есть мечтал о «перманентной революции».

В принципе, мне так и не удалось до конца понять, кем он был. Даже на вопрос о возрасте мерзавец не отвечал прямо. Вместо простого ответа начинал подсчитывать стаж: где год за два, а где и за три. Бумажку, на которой велся подсчет, неизменно сжигал. Скандалил, если я пытался заглянуть через плечо. «Это не для беспартийных, не говоря уже о диссидентской сволочи!» Закончив подсчеты, он всегда вставал очень довольный, с сияющим взором. «Да-с, батеньки мои, есть чем гордиться. Жизнь прошла, но стаж впечатляюще вырос!» В этом оксюмороне, казалось, решалась для него проблема бессмертия.

Двужильный был старик, что и говорить. Прихрамывал, это верно, но это у него было не от возраста, а от того, что ему на допросах в тысяча девятьсот сорок седьмом году Абакумов и Хрущев дробили колени. Что оставалось делать этим ребятам, если Coco каждое утро интересовался, разоружился ли Горелик перед партией?

Он, конечно, разоружился и все признал, но тут ему вдруг сказали, что он ни в чем не виноват и что он должен немедленно, хоть и без коленных чашечек, отправиться на борьбу за мир в братские страны социализма.

С ним вместе поехали генерал Судоплатов и доктор Майрановский с набором ядов. Вообразите себе тройку интеллигентов! Академик Горелик с чеховской бородкой, прихрамывающий после царской ссылки, а с ним два интеллектуала новой формации прибывают в какой-нибудь Будапешт для полуприватных бесед с местной мыслящей элитой. Кажется, все трое косили под раннее большевистское «богоискательство», намекали на развитие взглядов Богданова и Луначарского. По городу проходил слух: Москва меняет курс. Во время бесед Майрановский капал какому-нибудь епископу в кофе из флакончика, а Судоплатов угощал какого-нибудь эпистемолога душистой пахитоской. Нет-нет, сам Горелик впрямую не занимался этими делами. Он просто соловьем заливался о евразийской идее или об антиматерии. Симптомы смертельной диспепсии или распада легочной ткани обычно развивались у собеседников через неделю после отъезда нашего трио. Нет, это были не тайные убийства, а боевые операции, спасшие, быть может, тысячи жизней, утверждает сейчас наш милый дедушка. С туманной улыбкой он намекает, что Дьердь Лукач уцелел только благодаря его «неназойливому вмешательству».

В официальном своем статусе дед был мастером социалистического реализма по живописи. Огромными картинами на классические сюжеты, то есть из жизни партии и Красной Армии, дед вошел в самую высшую плеяду секретарей союза художников и академиков. Надо сказать, что он обладал несомненным талантом. Если между головами вождей надо было нарисовать небо, оно возникало с такой глубиной, что у зрителя захватывало дыхание. Летящие по степи буденновские лошади были настолько живыми, что казалось, сейчас затопчут вас своими копытами. Только фигуры простых советских людей почему-то получались у него топорными, неказистыми – сущими ублюдками на фоне божественной природы.

Однажды группа соперников попыталась ему вставить лыко в строку, намекнуть на умышленное искажение образов наших героев, однако недремлющий Сталин взял эти фигуры под защиту. Это люди из народа, сказал он, не какая-нибудь аристократия. Посмотрите, какая в них сила, какая неумолимость! С тех пор за академиком Гореликом утвердилось реноме «певца народной неумолимости».

По части теории дедок тоже не знал себе равных. Особенно ярко его теоретическая сила проявилась в годы борьбы с космополитизмом. Не знаю, догадывался ли он, что после его теорий носители упадочнических идей попадали прямиком в руки практиков гэбухи, но, если и догадывался, это не вызывало в нем ничего, кроме торжества.

Жертвы истории, мой внук, нередко говорил он, тоже должны гордиться своим участием в нашей грандиозной феерии. Ни один зек не погиб даром. Любой никчемный польский поручик, сраженный в затылок пулей российского пролетариата, вошел в историю. Лучше бы красная сволочь ушла в эту вашу гребаную историю, чем польские поручики, сказал ему однажды внук. Анна, Анна, панически закричал тогда дед, как будто у него все кишки вывалились. Вбежала старая казачка, встала в позу барельефа. Проморгали внука, Анна, всю ночь вопил старик, упустили целое поколение! Сын пристроился в вырожденческом ЦК, прибежище гнусных либералов, а внук просто подхватился в белую стаю!

Всю ночь нападал академик на свою библиотеку, выхватывал том за томом философов всех времен и народов, пытался найти ключ к поколенческому предательству. В чем прячется загадка?! А внук тем временем, найдя ключ от дедовского винного погребка, с хохотом двух олухов-сокурсников нагружал для похода в женское общежитие. Экое странное легкомыслие!

Минуту или две Слава Горелик стоит, задумавшись, в просцениуме. В течение этой паузы зритель может обратить внимание на второй план сцены, где компания профессорши Летик продолжает обрастать новоприбывшими. Там сдвигаются столики, провозглашаются неслышные тосты, иногда доносится нестройное пение. Ст. Официант и Мл. Официант то и дело проходят туда с подносами пива. Слава, выйдя из задумчивости, перехватывает Ст. Официанта.

ГОРЕЛИК

Послушайте, любезнейший, вы мне нужны для продолжения монолога. Можете сыграть роль моего деда в коротком диалоге внутри монолога?

Ст. ОФИЦИАНТ

Почему бы нет? Живо представляю себе этого почтенного господина.

ГОРЕЛИК

Ну, вот, великолепно! У вас в руках книги, в которых вы находите пометки внука. Начинайте!

Ст. ОФИЦИАНТ

(с воображаемыми книгами в руках). Какие наглые и безвкусные пометки он оставил на полях моих книг! Ну и ну! Во загнул! Хрящ! Блин! Букаха! Гребись налево! И ни одного вопросительного знака, товарищи! У этой молодой сволочи на все уже есть ответ – гребись налево, восклицательный знак!

ГОРЕЛИК

Прекрасно! У вас даже интонация дедушкина проявляется. Итак, начинаем рубаться от пифагорейцев к Пармениду! Существо есть!

Ст. ОФИЦИАНТ

He-существа нет. Существо и мысль идентичны, значит, только они дают истину о реальности!

ГОРЕЛИК

Если существо есть, а не-существа нет, значит, существо не может произойти из не-существа, так?

Ст. ОФИЦИАНТ

Хорошо хоть это ты понимаешь, недоучка! А ведь это твой Парменид говорил, что движения не существует, что все неизменно!

ГОРЕЛИК

Дед, перестань визжать! Ведь ты же все-таки мужчина! Ты служил тайным агентом, ты был мужем моей неотразимой бабушки! Ты был знатоком не только Маркса, но и Платона.

Ст. ОФИЦИАНТ

Хватай Платона, читай, сукин сын! Не он ли относил существо к неизменной идее? Не он ли соединил движущееся и неподвижное?

ГОРЕЛИК

А разве ты не видишь разницы в понятиях «существо» и «субстанция»? Да знаешь ли ты, что Аристотель делил субстанцию на материю и форму?

Ст. ОФИЦИАНТ

А до тебя так и не дошло, что и то и другое имело качество существа! Ты не понимаешь, что именно тогда и возникло ядро нашей философии!

ГОРЕЛИК

На мой взгляд, тогда оно и развалилось – за две тысячи лет до рождения. Вернее, сгнило. Фома Аквинский, товарищ академик, отделил существо субстанции от существа идеи.

Ст. ОФИЦИАНТ

Твой Фома Аквинский все запутал! Неужели тебе неясно, что во всех своих частях и на всех уровнях реальность движется через диалектический процесс противоположностей от тезиса к антитезису и далее к синтезу, в котором и выявляются новые качества? Гегелем! Гегелем мы вас всегда били! Ну-ка, старый друг Георг Вильгельм Фридрих, не ты ли сказал, что рацио – это не только путь к реальности, но и сама, но и сама реальность?!

ГОРЕЛИК

Хо-хо! А как насчет Макса Вундта, который отличал чистое существо от существа ординарного и говорил, что только ординарное существо находится в пределах нашей досягаемости? Не он ли заявил, что существует диалектическая игра между двумя типами существа?

Ст. ОФИЦИАНТ

Ты мне еще Джаспера сунь, который совсем запутался в ординарном, аутентичном и трансцендентном!