Читать интересную книгу Аврора Горелика (сборник) - Василий Аксенов

КАКАША

Дайте мне бокал шампанского. О, я вижу, вы люди со вкусом, пьете «Татинже»! Дайте сигарету. Ну а теперь говорите, где он? Кто он? Вы прекрасно знаете, что я ищу только одного – Славку Горелика, и интуиция мне подсказывает, что он где-то здесь. Ну почему же все замялись, и вы, мой Зевс? А почему я не вижу в благородном обществе моих мужей? Не притворяйтесь, ведь вы же все знаете про нас. Вы знаете, что я Какаша.

ЛИДИ

(с высокомерной светскостью). Кстати, душка, почему у вас такое странное прозвище?

КАКАША

Да это просто детские глупости. Наташа-Какаша.

ЛИДИ

(ядовито). А может быть, что-нибудь фрейдистское?

СОФИ

Тетя Лида, вы, кажется, попали в цель. Жертва вздрогнула!

ЛИДИ

Какая я тебе тетя Лида, нимфоманка несчастная?

МИМИ

(подходит к Какаше, словно кавалер). Не слушайте этих глупышек, милочка. Давайте потанцуем. (Подхватывает и кружит Какашу.)

Вальс «Домино». Сомовские мизансцены и позы.

СОФИ

(танцует рядом с Какашей). Я тебя ненавижу, сучка! (Мамму.) Вот кто настоящая психическая – она и Славку заразила, они оба из одного дурдома сбежали.

МАММ

(деловито). Значит, из России в Америку?

КАКАША

Мими, вы слышали – здесь произнесли его имя! Я знала, он здесь! Сейчас появится своей такой походочкой. Ой, умираю.

МИМИ

Напрасно вы, милочка, так волнуетесь из-за мужчин. Они все прохвосты, и ваш Слава не исключение. Расскажите мне что-нибудь из вашего опыта, ведь он у вас, наверное, богат.

КАКАША

Я вижу, вы мой друг, поэтому расскажу забавную историю. Однажды я плыла через Атлантический океан на пароходе «Куин Элизабет Ту». Изображала из себя одинокую путешественницу. Постоянно ловила на себе романтические взгляды. Сергунчик, мой пимп, подпустил цену: десять тысяч баксов за встречу. Представьте себе, платили! Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-хах! Ой, я так волнуюсь!

МИМИ

Какая дивная история! Как я жалею, что со мной такого не случилось, хотя бы на «Титанике». Да не волнуйтесь вы, моя дорогая, ведь все они таковы.

В роще приближается решающий момент. Воронцов и Горелик встают к барьеру. Олада вынимает бутылку «Жириновского».

ОЛАДА

Ну давай, братва, обогреемся «жириком» напоследок.

ВОРОНЦОФФ

Однако без стаканов? Как вы это себе представляете, господа?

ГОРЕЛИК

Слабаем горниста. Каждому по три полных глотка. Только не жилить. (Внимательно смотрит, как выпивают его враги, потом сам выпивает и крякает.)

Теперь пропой нам, жизни соловей,То, что ты пел в сиреневом пролете,Ведь «Жириновский» в нашей головеВсе посильней, чем мистика у Гете!

Жалко, закусона нет.

ОЛАДА

Обижаешь. (Вынимает из кармана закуску.) Креветочки. (Жует и смотрит, как компаньоны жуют, вытирает креветкой глаз.) Эх, ребята!

ГОРЕЛИК

Давайте кончать! В нашем споре мы на троих не сообразим! К барьеру, граф!

ВОРОНЦОФФ

(встает к барьеру). Я понимаю, Слава, что налицо здесь явная несправедливость по отношению к тебе. В отличие от твоих врагов или, лучше сказать, соперников, тебе предстоит двойная дуэль, но… пойми, мы с Ником – это одно целое, мы не переживем друг друга, потому для каждого из нас это тоже двойная дуэль.

ОЛАДА

А для меня, может быть, тройная.

ГОРЕЛИК

И для меня, наверное, тройная.

ВОРОНЦОФФ

Признаюсь, и для меня тоже тройная.

ОЛАДА

Три смерти перед каждым из нас. Не слишком ли много, братва? Страшна, однако, не боль, не агония, а то, что мы все там безвозвратно потеряемся.

ГОРЕЛИК (с раздражением). Где это там? Откуда ты знаешь, что мы там потеряемся?

ОЛАДА

Да ведь гигантские же расстояния, миллионы и миллионы световых лет, мириады и мириады звезд…

ГОРЕЛИК

(с нарастающим раздражением). Там нет никаких расстояний, никаких мириад, никаких звезд и никаких лет.

ОЛАДА

Что же, значит, там и нас быть не может?

ГОРЕЛИК

Во всяком случае, там нет нашего воображения, оно исчезает с последним вдохом, равно как и наши слух и зрение отмирают мгновенно со смертью глаз и ушей. Идя на дуэль, черт возьми, надо все-таки представлять себе не жизнь, а не-жизнь, согласен? Отвлекись от видов бытия, подумай о видах не-бытия, то есть об отсутствии видов. Подумай напоследок, потому что потом уже не подумаешь, если я не промажу. Разумно звучит «я мыслю, значит, я существую», но лучше на всякий случай попрощаться с разумом, равно как и со своей драгоценной индивидуальностью, которая станет частью непознаваемого. Итак: «Я не существую, значит, я не мыслю». Если уж что-то от нас и останется, то, может быть, лишь какие-то мимолетности и пронзительности вроде жалости к бродячей собаке, или восторга от запаха травы, или странного щемящего вдохновения, что я испытывал в детстве, когда слышал, как дед поет с еврейским акцентом «И девушка наша в солдатской шинели горящей Каховкой идет»; иными словами, наши личности превратятся в пучки подобных мимолетностей и пронзительностей. И то дай Бог! Вот если бы мы сейчас вдруг отказались от дуэли, но не из-за страха за свои сути, а из-за пронзительной невыносимой жалости друг к другу, быть может, эта жалость бы и осталась от нас навеки. Но мы не откажемся, я первый не откажусь, потому что ревность во мне сильнее жалости, потому что я дерусь за свою девушку, то есть за свою бренную жизнь. И потому от этой дуэли ничего не останется, кроме разлагающегося трупа. Или двух трупов. Или трех трупов.

ВОРОНЦОФФ

(накачивается яростью). Откуда ты это все знаешь, нувориш? Что будет, чего не будет, что останется, чего не останется? В каком марксизме ты это прочел? Приезжают всезнайки, отученные от Бога, и начинают нам лекции читать на краю могилы. И девушка это не ваша проходит в шинели, а наша, наша! Пусть вы превратили ее в проститутку, но она наша! Стреляй!

Два выстрела звучат одновременно. Воронцофф падает. Горелик, пошатнувшись, остается на ногах. К барьеру прыгает Олада.

Одновременно просвистывают в воздухе два ножа. На этот раз падают оба дуэлянта.

И на рощу падает мрак. Ярко освещается сцена бала. Все общество танцует свинг. Какаша выкаблучивает вокруг крутящегося в кресле-каталке Фамуса. К ней подтанцовывает Лиди.

ЛИДИ

А это правда, душка, что вы одновременно и графиня, и княгиня?

КАКАША

(словно подкошенная, падает на пол). Он убит! Вы слышали выстрелы?

ЛИДИ

Я слышала не только выстрелы, но и свист ножей.

КАКАША

Мой жених убит! И мои мужья убиты! Они все трое убиты!

Затемняется сцена бала с агонизирующей в центре Какашей. Узенький луч света начинает бродить по роще, где лежат три недвижных тела.

ВОРОНЦОФФ

Я убит.

ОЛАДА

Я тоже.

ГОРЕЛИК

Про себя пока не знаю.

ОЛАДА

Славка, у тебя зажигалка еще работает? Подожги одну березку и давайте уходить с молитвой.

ВСЕ ТРОЕ

(поют). Господи, прости и помилуй! Во имя Отца и Сына и Духа Святого прими и со святыми упокой, если можешь.

Все трое неподвижны. Над ними, как свеча, потрескивает в огне березка.

Снова ярко освещается сцена бала. Вся группа персонажей и гостей, кроме Какаши, неподвижно лежащей на сцене, словно подстреленная чайка, повернулась лицами в сторону снежной горы. Там происходит нечто трудноописуемое – какой-то комок пульсирующей разноцветной энергии стремительно движется вниз.

МИМИ

Боже мой, кто это?!

ФЭЙМОС

Разве вы не узнаете? Это движется к нам, это стремительно спускается к нам с горы не кто иной, как Бенни Манделл! Настоящий Бенни Манделл, а не тот, что здесь был, не Лжебенни. Тому, Славке Горелику, казалось, что это все он сам тут у нас закрутил или какой-нибудь его автор из «Третьей волны», но нитки были в руках у настоящего Бенни!

Того, другого, больше нет,Но настоящий прибыл к ночи,Могуч, как древний большевик,И, как священник, непорочен!

СОФИ.

Как он несется! Не пылит!Сверкают кубики и ромбы!Техничен, как Жан-Клод Килли,Непредсказуем, словно Томба!

МИМИ.

Теперь я вижу, это демон,Перед которым ниц пади!Он не мужчина и не дама,Он супермен и господин!

НАРД.

Он пресечет дурные толки,Дурное слово пресечет.Проверит памяти шкатулки,Введет моральный пересчет!

ЛИДИ.