Пока Наоки разбиралась в этих хитросплетениях, «тойота» въехала в промзону. Справа растянулся высокий кирпичный забор, ограждающий химкомбинат, слева — череда унылых пятиэтажек. Дважды машина попадала в заторы. Первый раз — когда из массивных откатных ворот выезжали десятиколесные монстры с цистернами, маркированными знаками химической опасности и предупреждающими иероглифами. Второй затор был связан с перемещением тепловоза, который неспешно маневрировал, перегородив улицу. Колея связывала один из машиностроительных заводов с железнодорожным полотном. В итоге Тейн не выдержал, взял управление на себя и развернул кроссовер в сторону платной двухуровневой магистрали. Дорогое удовольствие, но ликвидатор, похоже, спешил.
Углубившись в спальные районы, ведун продолжал вести машину в ручном режиме, то и дело сверяясь с навигатором.
Пока они петляли по однотипным кварталам, Наоки удалось выяснить, что профсоюз держит в отдельных слоях полигоны, на которых тренируются будущие охотники. Рекруты работают в группах и поодиночке, изучают городские и сельские локации, учатся противостоять перевертам разных видов. За полигоны отвечает отдел, не связанный с представительствами и напрямую подчиняющийся штаб-квартире.
Об Изначалье в файлах Тейна содержалась крайне скудная информация. Этот мир считался пустым — люди покинули его несколько тысячелетий назад. Никто из высшего руководства не знал, куда переселилось человечество. Переселилось или вымерло? Тоже неизвестно. Никаких бифуркаций, археологических памятников, исторического наследия. Великое ничто.
Когда Наоки перебралась в Хабаровск, ей было сложно ориентироваться в постсоветской адресной системе. Русские делили город на районы и улицы. Чтобы почтальон опустил в ваш ящик бумажное письмо, на конверте должен быть указан индекс. Наоки привыкла к более продуманной системе адресов. В районах ку выделяются кварталы и подкварталы, затем идут гайку (микрорайоны), а уж после этого — номера зданий. Либо земельные участки, банти. С точки зрения Наоки — всё логично. Здесь же надо адаптироваться, что сказывается и на общении с таксистами, и на поиске нужных точек на карте. Навигатор, по которому ориентировался Тейн, был заточен под русскую геолокацию. Поэтому — никаких кварталов и подкварталов. Только улицы.
Кроссовер свернул с Генерала Затоичи в Первый Переулок Строителей и въехал во двор панельной девятиэтажки. Наоки увидела засыпанную снегом детскую площадку, коричневое месиво стоянки и котлован замороженной много лет назад стройки.
Тейн не стал въезжать в буро-желтую кашу. Вместо этого ведун прибег к проверенному временем методу — хамской парковке. Два левых колеса «тойоты» вперлись на пешеходный тротуар, почти впритык к покосившемуся деревянному заборчику палисадника. Напротив обшарпанного подъезда, заклеенного старыми объявлениями.
— Вылезай, — скомандовал Тейн.
— А с карты они поменяют?
— С чего хочешь поменяют.
В салон вновь ворвалась ледяная стужа.
Наоки даже не стала застегивать куртку и натягивать шапку — ограничилась капюшоном. Тут два шага всего. Карту она приготовила заранее, переложив из рюкзака в боковой карман.
Жители подъезда успели проложить узкую тропку в белом заносе. Ступенек не видно. Тейн, споткнувшись, грязно выругался на неизвестном языке, после чего поднялся к двери, набрал по памяти домофонный код и после сигнала разблокировки потянул ручку на себя. Наоки отметила отсутствие сервоприводов. Впрочем, чего еще ждать от индустриального юга?
Вошли в бетонный сумрак, отгородившись от зимы.
Наоки выпустила в пустоту облачко пара.
Тейн уверенно двинулся мимо гнутых почтовых ящиков с оторванными дверцами к площадке первого этажа. Девушка последовала за ним.
— А как вы понимаете друг друга? — Наоки задала вопрос, терзавший ее последние минут двадцать. — В смысле, все же из разных слоев и стран. Кто-то говорит по-русски, кто-то — из Японии или там Франции, например.
Скинхед в исполнении Тейна казался неповоротливым шкафом, но это — на первый взгляд. Каждое движение выверено, отточено. Так профи скользят по краю бытия, мимоходом сворачивая головы и расправляясь со всеми, кто стоит на пути.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Эспер, — пояснил бритоголовый мужик, остановившись перед дверью с номером «2». Наоки уже знала, что все межсрезовые обменники прячутся в квартирах под этим номером. Не перепутаешь, не забудешь.
Дверь была металлической.
С охранными надписями.
Тейн позвонил.
— Эспер, — тупо повторила Наоки.
— Да. Сокращение от «эсперанто». Все его учат под гипнозом, чтобы не терять время попусту. Некоторые — без. На эспере, чтоб ты знала, говорит не только весь профсоюз, но и обычные странники.
Наоки кивнула.
И поставила себе очередную отметку в планах на будущее.
Дверь отворилась.
— Заходите.
Они оказались внутри длинного коридора. За спиной раздался щелчок — квартира заперла себя без помощи человека.
— Вперед и налево.
Наоки не сразу сообразила, что голос звучит у нее в голове. Точно, валютчики — они же еще и телепаты. Сканируют всех по принципу «свой/чужой».
Комната, в которую их направили, резко выламывалась из общего контекста. Вместо гостиной или кухни Наоки увидела шикарный банковский офис, утопающий в мягком дневном освещении, монументальном спокойствии кафеля, блеске хромированных и позолоченных вставок. Толстое стекло, несколько боксов.
— Первая касса, — сообщил голос.
И заткнулся.
Из-за стеклянной перегородки на них смотрела улыбчивая девушка. Внешность европейская, костюм-тройка, каштановые волосы собраны в пучок на затылке. Никаких бейджей. Эту фишку Наоки тоже усвоила — имена в профсоюзе не имели значения. Договора, чеки, квитанции, корпоративные карты, личные кабинеты, соцпакет… Бессмысленные звуки. Забудь надежду, всяк сюда входящий.
— Слушаю вас.
Голос, направлявший клиентов, принадлежал той самой девушке, которая выжидательно смотрела на визитеров.
— Нам нужно поменять деньги, — сказал Тейн.
— Почему в офисе посторонняя? — задавая этот вопрос, кассирша даже не поменяла выражение лица.
— У вас есть специальное распоряжение, — отрезал Тейн. — Наоки Вада находится под моей протекцией до вступления в профсоюз.
Девушка уставилась в пространство перед собой невидящим взором. Казалось, она ведет с кем-то мысленный диалог.
— Всё верно. Что меняем?
Голос дежурно потеплел.
Тейн посторонился, уступая место своей спутнице.
Наоки шагнула к окошку кассы и тихо произнесла:
— У меня карта.
— Иены?
— Да.
— На что хотите поменять?
Тейн подсказал из-за плеча:
— Рубли Федеративных Территорий. Утопия.
— Сколько?
— Всё, что есть, — улыбнулась Наоки.
Честно говоря, было там немного. Примерно треть месячной зарплаты. Еще должны перечислить выходное пособие, но это — через неделю. Соответственно, с деньгами можно попрощаться.
Кассирша выдвинула через окошко бесконтактный ридер.
Наоки провела пластиком над считывающей панелью.
Перед мысленным взором выскочили цифры обменного курса и сумма, которая имелась в наличии. На карте висели сто двадцать тысяч иен. Вместо положенных тридцати. К обмену — восемьдесят три тысячи четыреста семнадцать рублей. И пять копеек.
Наоки, обернувшись, встретилась глазами с Тейном.
— Пришлось нажать несколько рычагов, — последовал ответ на невысказанный вопрос.
Ага. Интересно, какие рычаги надо жать, чтобы рядовому штурмовику «Альфы» разрешили взять с собой весь служебный арсенал. Автомат, пистолет-пулемет и нож. Да еще впустили вместе с чужаком из параллельного мира в ангар с десантным катером и милостиво разблокировали боковой люк салона.
— Меняем? — уточнила кассирша.
— Да, — спохватилась Наоки, — конечно.
В меню дополненной реальности пришло уведомление о совершенной транзакции. Наоки хмыкнула — если верить электронному чеку, она сейчас просто обналичивает иены.