На шум прибежали братья-славяне и принялись успокаивать взбесившегося тевтона. Кшиштоф гордо сложил руки на груди и учащённо задышал в пупок Густаву. С одной стороны ему хотелось поддержать свой бригадирский статус, с другой он не знал, как далеко может зайти разъярённый кузнец. Шмидт с вожделением посмотрел на лысоватое темя поляка и поднял разящий кулак… Кшиштоф зажмурился, но удара не последовало. Через несколько секунд бригадир приоткрыл один глаз, и увидел, что кулак кузнеца перекочевал к его носу. Поляк как вдохнул запах абаканской кузни, так и потёк. В прямом смысле этого слова — позорно надул в штаны. Больше Густав нигде не работал.
Щедрость немецких властей по отношению к Шмидту не знала границ: ему, как пострадавшему от сталинских репрессий выделили огромную квартиру в Западном Берлине и подарили новенький «БМВ». Фридрихович и тут остался недоволен, он посчитал, что у машины слишком низкий потолок, непригодный для его огромного роста. Если бы хотели ему угодить, то подарили бы грузовик. Шмидт в отместку парковал «БМВ» где ни попади, и естественно постоянно нарывался на штрафы. Последний штраф оказался роковым.
— Машину не там поставил — штраф! — разбушевался Густав, — не там плюнул — штраф! Да у себя в Калиновке я могу плевать где угодно и куда угодно. Домой хочу.
Шмидт наказал жене срочно накрыть стол и устроить общий сбор. Когда подтянулась вся семья, Густав взял слово:
— Вы хотели, чтобы я вас вывез по высшей категории? Хотели. Вы желали для себя максимального пособия? Желали. Получили? Получили. Какого рожна вам ещё от меня нужно? Больше я вам ничем помочь не могу. Всё, решено, я возвращаюсь в Калиновку.
— А Анастасия Авдеевна? — забеспокоились невестки.
Им очень хотелось, чтобы она осталась. Свекровь здорово им помогала: во-первых, нянчила внуков, во-вторых, отдавала им все деньги из своего пособия, поддерживая молодые семьи.
— Как она сама скажет, — отрезал Густав, — не поедет — её дело. А я возвращаюсь домой.
— Куда ж я от тебя денусь, — жена с тоской посмотрела в окно на ухоженные улицы Западного Берлина, изобильные продуктовые и уютные промтоварные магазины, но перевела взгляд на мужа.
— Отец, ты обалдел от такой громадной пенсии отказываться! — завопил старший сын Пётр, — уедешь, все привилегии потеряешь!
Густав ждал этих слов. Хорошо, что их сказал старший сын, а не младший. Шмидт ухмыльнулся и швырнул в Петра стулом.
На следующий же день чета Шмидтов старших вылетела в Россию. Несколько пересадок и вот они уже дома.
— Калиновка, — зарыдал Густав Фридрихович, — родная ты моя. Неужели я к тебе вернулся. Уж и не чаял тебя увидеть.
Фрау Шмидт впервые в жизни видела плачущего мужа.
— Стареешь, Густя, — заметила она.
— Старею, Настя. Седьмой десяток — не шутка. В таком возрасте поздно жизнь менять.
— Чем будешь заниматься? С чего начнёшь?
— В кузню пойду, запах её вдохну. Отвык за два года.
Шмидт смахнул слёзы и, печатая шаг, отправился в кузницу.
Попутчик
Так уж сложилось, что Вениамин Курочкин путешествовал по заграницам один. Он был молод, холост и рьян, хотел, пока можно, посмотреть побольше, а друзья вечно динамили: то они могут, то они не могут «вырваться из заколдованного круга проблем». Вот Веничка всегда мог, он подсел на путешествия плотнее, чем когда-то на компьютерные игры и теперь не представлял себя домоседом. Следующее путешествие Курочкин наметил в Италию, он шутил, что в Венеции бывает чаще, чем на даче, тем более что, тема его диссертации касалась эпохи Возрождения. Веня недавно закончил МГУ и учился в аспирантуре на искусствоведческом факультете, его научным руководителем назначили профессора Нежного. Они представляли собой занимательный дуэт. Вениамин был щуплым, низкорослым, белесым и скользким, словно пресноводная рыба уклейка. Аскольд Андреевич Нежный, наоборот, был статен, дороден, басовит, и колоритен как прадедушкин патефон. Он носил козлиную бородку, очки в роговой оправе, жилет и бабочку. В жилете профессора покоились карманные часы, цепочка тянулась через весь его необъятный живот, напоминая аксельбант. Когда на кафедре затевалась очередная пьянка, Нежный выпивал пару рюмок и сразу же начинал собираться домой. Сослуживцы шутили, что дома Аскольд Андреевич висит в прихожей на вешалке под бдительным присмотром супруги. В одну из таких встреч, Нежный и атаковал Веню, умоляя взять его с собой в Италию.
— Вениамин, возьмите меня в Венецию, я вам пригожусь.
— В принципе, я не против, — замялся Веня, привыкший ездить в одиночку.
— Вам двадцать пять, мне шестьдесят пять, но разве это повод для отказа? Жить предлагаю в одном номере, это и удобней, и дешевле. Хочу вас успокоить, в нашем роду извращенцев не было.
— В нашем тоже, — открестился Курочкин.
— Вот и чу-у-у-удненько, — пропел Нежный, — только вам надо за мной на дачу в Малаховку заехать, давно я в аэропорты не захаживал, могу заплутать.
— Хорошо.
— Обсудим предстоящий маршрут?
— Я путешествую спонтанно, — признался Веня, — сажусь в местную электричку и выхожу на первой же понравившейся станции. Италия, такая страна, что куда не плюнь — всюду памятники культуры.
— Экий вы странный, — изумился Аскольд Андреевич, — вот никогда бы не подумал, что вы любитель экспромтов.
— Мне нравится, — пожал плечами Веня, — иду, куда глаза глядят, сижу в местных кабачках, смотрю на прохожих и пью их жизнь крупными глотками, пока неделя не закончится.
— И вы не готовитесь к поездке!? — обомлел Нежный.
— Почему не готовлюсь? Готовлюсь, — стал загибать пальцы Курочкин, — кладу деньги на телефон, беру с собой разговорник, покупаю бумажные носовые платки…
— А изучаете досконально свой маршрут? — сузил глаза Аскольд Андреевич.
— Не-е-е-ет, — проблеял Веня.
— А штудируете сотни путеводителей?
— Не-е-е-ет.
— А вентилируете Интернет на предмет наибольшего изучения страны пребывания за кратчайший промежуток времени?
— Веня даже отвечать не стал, лишь потупил глаза, да развёл руками.
— Теперь у нас всё будет по-другому, — предупредил Аскольд Андреевич, — что вы знаете о Венеции, мой юный друг?
— Ну, Венеция — город на воде, — робко начал Курочкин, — жемчужина Адриатики…
— Неофит, — расстроился Нежный, — слушайте и внимайте, мой юный друг.
— Аскольд Андреевич отвёл Веню в сторонку, прижал пузом к стенке и приступил к бесплатной лекции:
— Главная водная артерия Венеции — Большой канал делит город на две части, соединённые между собой тремя мостами: мостом Риальто, мостом Скальци и мостом Академии.
— Курочкин восторженно закрутил головой, а Нежный продолжил.
— Площадь Сан Марко включает в себя уникальные архитектурные сооружения — Собор Сан Марко, Дворец Дожей, Лоджетту и Башню Часов. Первое упоминание площади относится к девятому веку нашей эры. Со временем Собор и Дворец Дожей претерпели значительные изменения. Дворец Дожей потерял своё назначение защитной крепости…
— У Венички в кармане задёргался телефон, под укоризненным взглядом научного руководителя, Курочкин сбросил звонок.
— Взметнувшаяся в небо колокольня возвышается над площадью Сан Марко. Венецианцы называют её «el paron de casa» (хозяин дома). Рядом располагается…
— Телефон заверещал снова, Веня взглянул на дисплей — звонила мама. Курочкин твёрдой рукой вырубил его насовсем.
— Из галереи звонницы, где когда-то Галилей проводил свои опыты с телескопом, можно любоваться прекрасным видом на лагуну и окинуть взглядом всю Венецию вплоть до самых Альп, — хорошо поставленным, лекторским голосом Нежный освещал итальянскую историю.
Веня подумал, что Нежный будет замечательным спутником, эрудированным, энциклопедичным и непьющим, о таком можно только мечтать.
Действительность, однако, превзошла все его ожидания.
Приключения с попутчиком начались ещё на Родине. Курочкин в два часа ночи загрузился в такси и отправился в Малаховку. Подъезжая к дому Нежного сделал контрольный звонок, телефон ответил нескончаемой очередью длинных гудков. Наконец, в нём послышался заспанный голос Аскольда Андреевича.
— Алло-о-оу.
— Здравствуйте, Аскольд Андреевич, через десять минут будем у вас.
— Как через десять минут? — поразился Нежный, — я ещё в душе не был и чемодан не полностью собрал.
— Вы что, только что проснулись!? — заверещал Курочкин.
— Естественно.
— Чтобы к нашему приезду ждали на улице! — Веня в сердцах нажал отбой.
Научный руководитель выкатился с крыльца лишь через двадцать минут и вместо извинений стал наезжать на авиакомпанию Вим-Авиа за её ранние рейсы.
— Я душ не успел принять, — сообщил он Вене и водителю.