Три дня подряд я не выходил из комнаты.
Работать стало ужасно сложно. Мой сценарий не продвигался и на строку в час. Слова… я не находил их. Мои мозги попросту не были оснащены метафорами, которые можно было использовать в эротической литературе. Я понятия не имел, что мне делать. На подбор одного слова уходила вечность.
Хуже того, получившееся меня убивало. Какого чёрта, как я мог написать такие непристойные предложения? Даже эскапизму есть предел. Я краснел, сидя в одиночестве в своей тёмной комнате. Моё сердце колотилось, меня пробивал холодный пот, мои пальцы застывали на клавиатуре … я так больше не мог. Я не хотел сочинять сценарии для эротики.
Я был сыт по горло. По самое горло сыт всем этим.
И всё же я собирал остатки решимости и сочинял предложения, концентрируясь на них всем своим существом, поскольку я опасался, что как только брошу писать эротическую игру, настоящие проблемы, которые я отчаянно старался не замечать, набросятся на меня в полную силу. Мне придётся прямо взглянуть в лицо неприятной истине, а это будет непросто. По правде говоря, очень непросто.
Так что я обращался к книжкам France Shoin{29}, купленным в качестве примера, и думал только о написании сценария. Ищи нужные слова! Подбирай метафору! Это было изматывающее, суровое испытание. Я писал и удалял… Писал и удалял. Я был готов слететь с катушек.
«Он расстегнул ширинку и приспустил джинсы…»
«Ах, ах, о нет!»
«Сестрёнка, сестрёнка!»
«…и её мягкие груди…»
«…гоняя…»
Ерунда. Удалить.
«Набухший…»
Нет. Удалить.
«Он мужественно воспрял…»
Чушь! Удалить, удалить!
«Пронзая небеса…»
Да что это за белиберда?! Удалить, удалить, удалить!
«…пропитавшиеся влагой…»
Не так!
«Нежно розовые…»
Я сказал, не так!
«Блестя влагой…»
Нет!
«С хлюпаньем вошёл в неё…»
Хватит!
«Липкий…»
Не надо!
«Биение сердца…»
Я больше не могу!
«Её губки…»
Да что со мной такое?
«Светло–розовый…»
Говорю же, что со мной такое?
«Молочно–белая…»
Что со мной…?
«Маленькие груди…»
«…молодые и свежие…»
«…взмокший…»
«…сильнее…»
«Н–нет!»
«…сладко застонала…»
«…вошёл в неё…»
«…слегка заострённые…»
В голову лезли всё новые и новые слова: «сжал» … «волнами» … «бёдра» … «с её губ» … «толкал» … «сладко» … «как котёнок» … «тело девушки» … «напряжённый» …
Что со мной такое…?
«Набухший» … «между ног» … «прелестные» … «сейчас же» … «отвердевший» … «бледно–розовые» … «хочешь посмотреть» … «ничего, всё в порядке» … «совершенно голая» … «ничто не скрывало её тела» … «овальные пятнышки» … «холмик» … «щель» …
Не надо.
«Чуть ниже пупка» … «интимные места» … «заставляя колотиться в груди» …
Мне конец.
«Набухший» … «тихо вздыхая» … «незатейливо» … «растительность» … «вытекающий нектар» … «своими тонкими пальцами» … «как будто ты обмочилась» … «нетерпеливо» … «непристойные» … «на её плеве» …
Что будет с моей жизнью…?
«Набухший» … «поршень» … «грубо» … «щель» …
У меня нет будущего.
«Набухший» … «липкий звук» … «влажную» … «горячую» … «увяз» … «вошёл» … «мягкую плоть» … «слегка покраснев» … «развратно» …
Лучше мне просто умереть.
«Набухший» … «набухший» … «пронзая небеса» … «встал».
«Набухший» … «набухший» … «набухший» … «набухший» … «набухший»!
ААААААААА!
Я схватился за голову.
Удалить, всё удалить, всё удалить…
Не стоило и пробовать копировать книги France Shoin[31]. Когда выдумку делают по выдумке, вполне естественно, что описания сцен становятся всё более и более странными. Мне казалось, я сейчас сойду с ума.
Ну хорошо. Спокойно, спокойно.
Глубоко вздохнув, чтобы прийти в себя, я решил начать всё с самого начала, ориентируясь только на свой собственный опыт. Если действовать так, я должен суметь описать реалистичные эротические сцены, вспоминая свои собственные жизненные похождения.
Собственный опыт, собственный опыт…
Когда дело дошло до использования собственного опыта в эротической игре, у меня не оставалось выбора, как только углубиться в далёкое прошлое. Мне нужно было вспомнить тот давний случай пять лет назад… то милое время пять лет назад… годы моего учения в старшей школе.
Я закрыл глаза и принялся ворошить прошлое. Роясь в воспоминаниях, я вскоре сообразил, что мысли мои потекли в совершенно ином эмоциональном направлении. Я поспешно открыл глаза и попытался перестать думать об этом. Однако стоит обратить мои мысли в какую–либо сторону, и их уже не остановишь.
***
Мои светлые, весёлые деньки в старшей школе… золотые времена.
Слова «старшая школа» отдают чуть горчащей романтикой, и общество в целом придерживается такой точки зрения. Я тоже не избежал этого; каждый день был полон волнений, как в симуляторе свиданий. Например, мне нравилась старшеклассница из литературного кружка.
Как и стоило бы ожидать от участницы клуба литературы, она крайне любила читать. И именно поэтому она была такой дурой. Однажды она на моих глазах читала «Полное руководство самоубийства».
Прекрати, — думал я, — такое поведение тебе не к лицу. Ты красива, так почему не хочешь вести себя нормально?
Девушка не замечала этого вовсе.
— Зачем ты это читаешь? — спросил я её, чувствуя, что у меня нет шансов.
Смущённо засмеявшись, она ответила:
— Тебе не кажется, что самоубийство вроде ничего так идея?
Тогда она насмерть разругалась со своим парнем и это, похоже, угнетало её.
— Сато, а Сато. Что ты думаешь о самоубийцах? — спросила она меня.
— Это их дело, разве нет? Раз человек решил покончить с жизнью, то это его выбор. Возможно, мы не вправе судить
— Хм, — похоже, её не впечатлил мой скучный ответ; попытавшись скрыть своё уныние, она опустила взгляд обратно к книге на коленях.
На другой день после школы, когда мне уже поднадоело играть с ней в карты, она сказала:
— Скажи, Сато…
— Чего?
— Ты меня давно знаешь… если бы я вдруг умерла или что ещё, ты бы расстроился?
Сколько ни стараюсь, не могу вспомнить, что я тогда ответил на этот неожиданный вопрос. Точно помню лишь, что через несколько дней она появилась в школе с белыми бинтами на тонких запястьях.
Я не могу поверить в это. Понятия не имею, насколько серьёзно твоё желание умереть, но тебе должно быть хоть немного стыдно за всю эту мелодраму.
— Ты же не какая–нибудь дурочка из средней школы.
Она ответила:
— Потому что я дурочка из старшей школы.
Она была из тех людей, которые открыто говорят подобные вещи, несмотря на то, что она собиралась поступать в престижный университет Васеда. С гордостью она делала бессмысленные заключения вроде:
— Кстати, все беды от того, что нигде нет плохих людей.
— Некого винить, — объясняла она дальше, — Ни Мизугути из баскетбольной команды, ни меня, ни тебя, Сато, — все мы не причём. Просто по какой–то причине всё становится хуже и хуже. Странно всё это.
— Странно у тебя только голова работает.
— Ну зачем ты так холодно с девушкой, которая только из реанимации? Кстати, Сато, ты заметил, что хотя мы ни в чём не виноваты, многое вокруг ненароком причиняет нам боль? Всё потому, что против нас плетёт страшный заговор огромная организация.
— Да, да.
— Это правда. Мне птичка чирикнула.
— Да, да, — она была из девушек, любящих притворяться сумасшедшими. Несмотря на это — и поскольку она была красива, — мне она нравилась.
За несколько дней до выпуска она даже позволила мне разок заняться с ней любовью. Меня глубоко трогала мысль, что наградой за все два года, что я старался понравиться ей, был тот единственный раз. Местами это было неожиданно захватывающе, но в то же время, печально. В конечном счёте, я смог сделать это только однажды.
Мне казалось, что стоило бы переспать с ней ещё пару раз. Но с другой стороны, мне казалось, что лучше было бы отказаться и от первого раза. Иногда я спрашиваю себя, что было бы правильней…