Читать интересную книгу Хождение по квадрату - Рид Коулмен

Вместо этого я поехал обратно в студенческий городок университета Хофстра.

*

Мне не пришлось пробиваться с боем, и на сей раз я никому не показывал свой жетон. Регистраторша внимательно меня выслушала и поверила на слово. Поскольку все в студенческом городке были в курсе исчезновения мистера Малоуни, она сказала, что желает помочь, чем только сможет. Дух сотрудничества немедленно испарился, когда я попросил посмотреть историю болезни Патрика Малоуни.

— У нас строго с конфиденциальностью, я не могу вам абсолютно ничего сказать, и вы это сами знаете, — она с улыбкой погрозила мне пальцем, — не так ли?

Я кивнул — мол, знаю, но мама всегда говорила мне, что если не спрашиваешь, то и не получаешь. Поскольку ее мать придерживалась тех же взглядов, регистраторша пожелала дать мне еще один шанс. Я спросил, можно ли увидеть доктора Фрайар, бывшего психолога Нэнси Ластиг.

— Она ничего вам не скажет, — предупредила регистраторша, листая огромную книгу предварительной записи.

— Только имя, звание и личный номер, да? Можете назвать меня тупым, — я подмигнул, — но если я назначаю свидание девушке, то хочу услышать «нет» из ее уст, а не от мамочки!

Даже когда регистраторша подняла трубку, чтобы позвонить доктору Фрайар, на ее лице читался пессимизм. За исключением экстренных случаев, к сотрудникам медицинского центра можно было попасть лишь по записи. Я попросил ее упомянуть, что я знакомый Нэнси Ластиг.

— Она сейчас выйдет! — Регистраторша была поражена. — Присядьте.

Я взял журнал и прочел два абзаца из интервью Алекса Хэли. Показ по телевидению мини-сериала по его «Корням», как он полагает, был маленьким шажком в эволюции сознания белой Америки. Чтобы установился межнациональный мир, белое население должно работать над собой. Ловкий мужик.

— Здравствуйте, мистер Прейгер, — Лиз Фрайар. Пойдемте со мной

Доктор Фрайар — женщина среднего роста и неопределенного возраста (между 35 и 45 годами), вот и все, что я мог сказать с совершенной уверенностью. Ее прямые черные волосы до плеч, разделенные посередине пробором, подпрыгивали при ходьбе. В них проблескивала седина. Она почти не использовала косметику, чтобы подчеркнуть улыбчивые карие глаза или изящно изогнутую линию губ, но выглядела очень привлекательной, я бы даже сказал — красивой. На ней были дорогие джинсы Haute couture, бесформенный свитер и кроссовки.

Вслед за доктором Фрайар я вошел в строгую комнату. Никаких дипломов на стенах, никаких репродукций с пейзажами.

— Да, дизайн минимальный, — кивнула она, прочтя по глазам мои мысли или вытащив их у меня из мозгов, — но студенты этого не замечают. В моем частном кабинете уютнее. Если хотите, могу записать вас на прием туда, я…

— Нет, все в порядке.

— Вы упомянули регистраторше Нэнси Ластиг. Она ваш друг?

— Да нет, просто знакомая. Это она мне о вас сказала.

Доктор Фрайар промолчала. Я еще не дошел до Патрика Малоуни, а уже наткнулся на каменную стену.

— Поверьте, я здесь не затем, чтобы говорить о Нэнси Ластиг, доктор Фрайар. Я понимаю, что если бы и захотел это сделать, вы бы не стали со мной говорить.

— Если бы она была моей пациенткой, боюсь, что не стала бы.

— Если бы она была вашей пациенткой, вот так? Послушайте, док, я не слишком силен в фехтовальных приемах, так что лучше выложу все напрямик!

— Я вас слушаю.

Я описал ей мою встречу с Марией и то, как она назвала мне Нэнси Ластиг. Нэнси, сказал я, по-видимому, славная девочка, попавшая в неприятное положение, но мой интерес ограничивается Патриком Малоуни. Я здесь не для того, чтобы совать нос в чужие дела, но чтобы постараться найти разгадку. Пытаясь заслужить доверие доктора, я сообщил ей некоторые подробности истории Нэнси, которые мог узнать только от нее. Я упомянул сценарии, которые доктор Фрайар и Нэнси репетировали вместе, чтобы помочь ей объяснить Патрику, что она страдает от неудовлетворенности. Ничего у меня не вышло.

— Я не знаю, что могла бы для вас сделать, мистер Прейгер. Даже если бы я хотела — а это именно так, — не знаю, как смогла бы… К несчастью, у меня связаны руки.

Я спросил, лечила ли она сама Патрика Малоуни или знает того из здешних психологов, кто мог им заниматься, она снова сослалась на профессиональную этику. Я сказал, что понимаю. Хотя и не рад этому, но понимаю. И поскольку я не знаю, сколько времени доктор может уделить мне, мне следует быстро что-то придумать.

— Вы любите игры, доктор Фрайар?

В ее глазах мелькнул огонек

— Подозреваю, мистер Прейгер, что все психологи любят игры. Игра — это символ того, что мы делаем. Наши клиенты — или пациенты, если хотите, — живут своей жизнью или играют в игру «жизнь» по определенным правилам. Они приходят к нам за помощью, когда игра принимает плохой оборот или причиняет боль, становится бесперспективной, или когда они понимают, что продолжение игры по старым правилам не дает прежних результатов. В принципе, наша задача состоит в том, чтобы помочь нашим клиентам увидеть, что именно им принадлежит право устанавливать правила. Используя множество приемов, мы направляем их или подталкиваем к перестройке основных правил. Часто правила нуждаются в очень небольших изменениях и весьма редко — в полной ревизии.

— И если вы правильно изменяете эти правила, то игра происходит по-другому и дает лучшие результаты.

— Ну, мистер Прейгер, все обстоит не столь прямолинейно. Динамика индивидуальной жизни, как и индивидуальной игры в мяч, уникальна. А для людей, страдающих от серьезных психических расстройств, таких, как шизофрения… — Она замолчала, печально покачав головой — К счастью, символика игры справедлива для большинства студентов, которые приходят сюда. Но вы предложили игру…

— Это игра в юристов, — сказал я, — а поскольку их правила конфиденциальности не слишком отличаются от ваших, думаю, мы могли бы сыграть успешно. Это игра в предположения.

— Да, мистер Прейгер, я играю в нее на каждой вечеринке в честь дня рождения детей и на коктейлях, где я бываю, с другими гостями, непсихологами. Но в этом случае я…

— Доктор, доктор! — Я поднял ладони вверх, как регулировщик. — Честно и открыто я готов поклясться, что это не имеет никакого отношения к Нэнси Ластиг. Никакого, даже косвенного. Поэтому выслушайте меня, пожалуйста.

— Я вас слушаю.

— Для удобства рассуждения предположим, что я вошел в коридор и заглянул в приоткрытую дверь комнаты. И в эту щель я увидел…

Не называя имени, я описал ей странное поведение Патрика Малоуни, его хождение задом наперед по квадрату и его ритуалы с одеванием, как мне описал их Дуби. Лицо доктора Фрайар сохраняло бесстрастное выражение все время, пока она делала какие-то пометки в блокноте. Дальше я подробно описал впечатление, которое сложилось у меня о Патрике: его непреклонность, отчужденность, непроницаемость и, казалось бы, несовместимая со всем этим жажда одобрения.

— Это, разумеется, гипотетическое построение, — сказала она, когда я закончил, хотя бесстрастное выражение ее лица сменилось явным недоверием.

— Разумеется.

— И что я, по-вашему, должна делать с этой информацией, мистер Прейгер?

— Ну ладно, доктор, дайте мне шанс, — взмолился я. — Вы издеваетесь, хотите провести меня по горячим углям? Вы знаете, зачем я здесь. Куда-то исчез юноша. Может, он мертв, может, продает розы влюбленным. Я не знаю. Возможно, знай я его лучше, он бы не слишком мне понравился Предположим, может быть, мне не нравится его семья, но… — Я замолчал, поняв, что повысил голос. — Извините.

— Ничего, мистер Прейгер. Этот гипотетический образ вас раздражает, не правда ли?

— Думаю, да.

— Это та самая уникальная динамика, о которой я говорила, — сказала она с успокаивающей улыбкой, — вам здорово повезло, что я не очень спешу; следующее занятие у меня в другом корпусе, поэтому я потаскаю за вас каштаны из огня. Итак, посмотрим, что я могу сказать о вашем гипотетическом построении.

— Это было бы замечательно. К тому же я оставил свой асбестовый костюм дома.

— Ваш гипотетический образ, по-видимому, страдает от навязчиво-неудержимого невроза. Я могла бы прочитать многочасовой курс на эту тему, но, — она поглядела на часы, — посмотрим, что я смогу сделать. Эта болезнь состоит из двух компонентов: навязчивые мысли и неудержимое поведение — первое чаще всего, но необязательно, приводит ко второму. Навязчивые мысли имеют свойство вызывать беспокойство. Самый распространенный пример — это случай человека, одержимого страхом заразиться, подхватить микробы или бактерии. До чего он дотрагивался? Кто до него дотрагивался до этого же? Какие болезни эти микробы вызывают? Значит, если у вас такие навязчивые мысли и они вызывают у вас непреодолимое беспокойство, что вы должны делать?