— Эх ты, это же любой дурак знает! Подсунуть барашка в бумажке на языке Куличек означает «дать взятку». Вот здесь и собрались Круглые Дураки, у которых водятся свои бараны.
— Будто мне кто-либо отдаст барана!
— Ясное дело, не отдаст. Но ведь ты, вроде бы, не дурак. Вот и подумай. А я пока за водой съезжу.
Я сел на скамью, будто тоже занял очередь к Судье, и стал думать. В самом деле, неужели я, пионер Олег Качалкин, член клуба авиамоделистов, не смогу перехитрить четырёх Круглых Дураков? Думай, Качалкин, соображай!
И я придумал.
Встал и громко спросил:
— А где же пятый баран?
— Какой-такой пятый?
— Так ведь справа от меня на скамье сидят двое, слева от меня на скамье сидят двое, а дважды два, как известно…
— Пять! — хором сказали Дураки.
— Значит, Дураков у нас пять, а баранов четыре. Раз, два, три, четыре. Все принесли по барашку?
— Все!
— Так где же пятый баран?
— Ну, лично у меня барашек имеется, — сказал Первый Дурак.
— И у меня, — сказал Второй.
— И у нас, — сказали Третий с Четвёртым.
— Правильно, баранов четыре. Раз, два, три, четыре. А Дураков — справа двое, слева двое, а дважды два, как известно…
— Пять!
— Так где же пятый баран?
Дураки растерянно молчали.
— Или, может, дважды два — не пять?
— Пять! Пять! — испуганно замахали руками Дураки.
— Так где же, в таком разе, пятый баран?
— В самом деле, — сказал Первый Дурак, заглядывая под лавку, — Где он?
Остальные Дураки тоже полезли под лавки.
— Зря ищете, — сказал я сурово, — Любому Дураку ясно, что пятого барана здесь нет. Так что вам или придётся срочно его принести, или я доложу Судье, что, по вашему мнению, дважды два — не пять.
Дураки закричали, что не надо докладывать, что они сейчас принесут пятого барана, и стали спорить, кому идти. Я предложил посчитаться. Дураки стали в круг и начали свою дурацкую считалочку:
Ты — Дурак и я — Дурак,
Не придумаем никак,
Что нам делать, как нам быть,
И кому из нас водить?
Выпало принести пятого барана Первому Дураку.
— Как же я пойду, ох! Очередь-то у меня первая, ох! Не поспею.
— Пиши домой записку, — сказал я, Так и быть, я сбегаю.
— А с меня чего?
— Да ничего. Просто любезность с моей строны.
— Ну, ты и Дурак!
Как там ребята справляются с Волком? Торопись, Качалкин!
На записке был адрес: Улица «Крайняя глупость», 83-я хата с краю.
Я спросил прохожего, как пройти на эту улицу.
— Так она с краю. Иди в любую сторону — дойдёшь до «Крайней глупости».
Что-то Дураки опять напутали…Но я действительно попал на какую-то странную улицу. Длиннющая, насколько хватает взгляда, тянется и вправо и влево. Глухие заборы, на домах — никаких номеров. На колодце висит объявление:
НЕ ПЛЮЙ В КОЛОДЕЦ!
Из какого-то дома вышел Дурак с вёдрами, набрал воды, огляделся и плюнул в колодец. Ну и ну! Я к нему:
— Где здесь 83 хата?
— Моя хата с краю, ничего не знаю, — попятился он.
— Мне и надо с краю. А номер какой?
Но Дурак уже нырнул в калитку.
Я пошёл дальше. Опять табличка:
НЕ РОЙ ДРУГОМУ ЯМУ — САМ В НЕЁ ПОПАДЁШЬ!
А неподалёку — свежевырытая яма, лопата валяется. В яме Дурак плачет — видно, рыл и сам попал. Я его вытащил и спросил насчёт 83-й хаты. А Дурак даже спасибо не сказал. Тоже убежал в свою калитку, крикнул оттуда:
— Моя хата с краю — ничего не знаю!
На следующей калитке было написано:
ЗДЕСЬ ЗИМОЙ СНЕГУ НЕ ВЫПРОСИШЬ!
Я постучался. Стучаться пришлось долго. Наконец, в калитке приоткрылась щель, оттуда выскочила дощечка:
— ?
И карандашик привязан.
Я написал, что не нужно мне никакого снегу, а нужна 83-я хата. В ответ выскочило:
«Моя хата с краю, ничего не знаю!»
И добавлено на всякий случай:
«Снега нет!»
83-я с краю… Где ж мне её найти, с какого краю искать?
Вот устроились — у всех с краю! Ответить им трудно…Или вправду здесь никто ничего не знает — чего возьмёшь с Дураков?
А там, во дворце, ребята наедине с голодным Волком… Что же делать?
Я побежал вдоль улицы искать край. Тянулись стеной глухие заборы, колодцы, куда нельзя плевать, вырытые другим ямы…И тут я понял — у этой улицы никогда не будет ни конца, ни края, потому что она кольцом опоясывает царство и замыкается, подобно наручнику. Вот и получается, что все дома — с краю.
Все в стороне. Никто ничего не хочет знать. Царство Непроходимой Глупости. А меня наши ждут.
Был бы я Петровой, я бы, конечно, заревел. Лучше бы вместо меня пошёл Суховодов — он бы наверняка что-либо придумал. Только не останавливаться, на Куличках нельзя останавливаться! Хоть бы одна хата «не с краю»! Откуда-то ведь должен вестись отсчёт…
И всё-таки я её нашёл, маленькую хатку, которая не сумела втиснуться в общую улицу и была расположена чуть отступя, как бы в переулке.
На стук мне открыла девчонка, впустила в хату, выслушала, посочувствовала, а потом откинула платок и отвела прямо к 83-й хате с краю. Так её и звали: «Дурочка из переулочка». Хорошая девчонка, хоть и Дурочка. Если б не она — пропал!
Я мчался со всех ног, под мышкой у меня ворочался великолепный толстый бапашек в бумажке. Я очень беспокоился, что Сердитый меня не станет дожидаться, но он терпеливо ждал в условленном месте.
Наверное, в любой стране, даже самой дурацкой и несправедливой, встречаются хорошие люди!
Стоящая на телеге бочка была наполовину заполнена водой. Когда я в неё забрался, вода поднялась мне по грудь. Барашка я положил на плечи, как воротник, а Ворона вытащил из-за пазухи и посадил на барашка, чтоб не захлёстывала вода.
Ворон сидел нахохлившись и молчал.
Я мучился морально и физически. Морально из-за Ворона и потому что очень беспокоился, как там ребята, а физически — потому что вода была мокрая и холодная, а барашек на моей шее — вертлявый и тяжеленный.
Вот когда я по-настоящему завидовал Суховодову!
ГЛАВА 8
В которой мы отпускаем на волю Ворона, но не отступаем от своих принциповВолк выл на весь дворец, а я сразу успокоился — значит, голодный, пока никого не сожрал. От его воя Стражники, виджимо, разбежались кто куда, и я свободно проник во дворец. Вверх по лесьнице, по коридору, побыстрей отпер дверь, за которой слышался вой, и…
Петрова, Макар и Варвара, совсем белые от страха, стояли на подоконнике, готовые в любую минуту прыгнуть вниз, во двор, а Суховодов самоотверженно отражал атаки разъярённого Волка, который бросался на Суховодова, тут же с визгом отскакивая, будто его током било, но от суховодовской неприкосновенности ещё больше свирепел.
Как же я был прав, что оставил Суховодова здесь!
Я швырнул Волку несчастного барашка, которого тот тут же проглотил вместе с бумажкой. Брюхо у Волка раздулось, глаза погасли. Он зевнул, лёг на толстое своё брюхо, положил голову на лапы и грустно уставился в Лес.
Петрова свалилась с подоконника мне в руки и заревела в голос.
— Что тут бы-ы-ыло! Ты нарочно так долго шлялся, чтоб он меня сожра-ал! У, тварь!
Петрова пнула Волка ногой в бок. Тот даже не шевельнулся.
Понемного все успокоились, и я стал рассказывать про царство Непроходимой Глупости, про чёрный город, про то, какие в нём дурацкие порядки. Как Дураки обманывают друг друга и самих себя, про пироги с нерыбонемясом, про посёлок «Крайняя глупость», где у всех хата с краю…
— А что с Вороном, — вдруг спросила Петрова, — Почему он такой грустный? И молчит…Ну, пожалуйста, скажи что — нибудь.
— Я — Белая Ворона, — едва слышно произнёс Ворон.
— Что? Какая ещё Ворона?
— Белая. Всегда непр-рава. Белая Ворона всегда неппр-рава.
— Алик, что с ним? Он болен. Что ты с ним сделал?
Конечно, можно было бы соврать, но, как говорит папа, надо иметь мужество. Пришлось рассказать правду.
— Эх ты! — только и сказал Петрова. Остальные молча смотрели на меня, а я бы охотно провалился сквозь землю, если бы знал, как.
— Ты был прав, — вытирая слёзы, уговаривала Петрова Ворона, — Ты конечно же Чёрный Ворон, ты всегда прав. А они — Дураки. Ну скажи что-нибудь правильное, умное…
— Невер мор! — каркнул Ворон.
— Это он по — английски, — перевёл я хмуро, — Что означает «никогда».
— Что «никогда»?
Этого Ворон не стал объяснять. Только вяло, без выражения повторял:
— Невер мор. Невер мор. Белая Ворона.
Видимо, бедняга сошёл с ума. Немудрено, конечно, когда ты всю жизнь был Чёрным Вороном, Который Всегда Прав, а тут весь мир твердит, что ты — Белая Ворона, что ты вовсе не права, что ты — вовсе не ты, и даже твой хозяин от тебя отрекается. Ох, до чего было тошно!