выпил весь. Хлеб не тронул. Спустя минут десять кормушка грохнула снова. — Посуду!
Встал, поставил обратно. Кормушка закрылась. Все стихло. Мучительно потянулось время.
И только когда за окошком стало меркнуть солнце, лязгнул засов. Дверь открылась, в проеме возник матрос в робе и с автоматом на плече.
— Выходи! Руки за спину! Лицом к стене!
Не говоря ни слова, исполнил, как сказано. Заперев камеру, пошли по коридору, куда выходили еще два десятка дверей. Курсант впереди, страж сзади. На углу свернули, остановились перед глухой дверью.
Матрос, постучав, открыл, пропустил вперед.
— Товарищ майор! — вошел следом. — Задержанный доставлен!
— Свободен.
Под тоже решеченным окном за канцелярским столом сидел лысый офицер с одутловатым лицом. В морской форме с петлицами военной юстиции и орденской планкой на куртке.
— Садись, — кивнул на привинченный к полу табурет.
Найденов, пройдя вперед, снова сделал, что велено.
— Я старший следователь военной прокуратуры Фомин. Буду вести твое дело.
— Какое еще дело? — напрягся Максим.
— О причинении тяжких телесных повреждений гражданину Серебровскому.
— Так он же сам на меня… — Максим привстал на табурете.
— Сидеть! — не дав Максиму окончить фразу, хлопнул ладонью по столу следователь. — А ты как думал? Изувечил сына уважаемого человека. Тебе это так с рук не сойдет. — Он открыл лежавшую перед собой папку.
— Вот, ознакомься. — Он протянул Максу лист бумаги с написанным от руки текстом.
Это было заявление Серебровского с требованием привлечь Найденова к уголовной ответственности.
— Врет, на него не нападал. Наоборот. Это они на меня втроем напали. Я всего лишь защищался. — Максим вернул лист следователю.
— А вот граждане Дубов с Хромцовым показывают обратное, — хмыкнул майор и зачитал свидетельские показания.
Из них следовало, что, находясь в состоянии алкогольного опьянения, курсант Найденов стал оскорблять потерпевшего. На замечания других не реагировал и потребовал выйти на улицу разобраться. Там напал на Серебровского, сломав ему челюсть, из-за чего того увезли в больницу.
— Что скажешь на это? — Следователь криво улыбнулся.
— Тоже врут. Это его друзья.
— Здесь, — похлопал следователь по папке, — аналогичные показания охранника, видевшего, как вы избивали потерпевшего.
— А про то, как этот гад на меня набросился с ножом, ничего не показал? — ткнул Максим пальцем в разрез на форменке.
— Об этом я ничего не знаю. — Следователь Фомин отвел глаза. — Значит, так, — достал из стола какой-то бланк и щелкнул шариковой ручкой. — Сейчас допрошу тебя в качестве свидетеля. Пока. — Он картинно поднял вверх указательный палец. — В связи с этим предупреждаю об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и заведомо ложные показания. Распишись, — подвинул бумагу.
После допроса ознакомил с протоколом. Подписать его Максим отказался — там ничего не было о ноже.
— Ладненько, — хмыкнул майор. И ниже дополнил «от подписи отказался». Надавил на кнопку под столом, дверь открылась, вошел конвойный.
— В камеру, — сунув протокол в папку, щелкнул кнопкой.
Когда матрос привел Максима обратно и запер за ним дверь, Макс, дрожа от негодования, присел на койку и тихо произнес: «Сука ты, майор». Только одно успокаивало в этой истории: никто не назвал фамилию девушки. Максим не хотел, чтобы Лика была замешана в этом деле.
Спустя еще два дня его снова доставили в тот же кабинет, за столом сидел отец Лики. В таком же, как у следователя Фомина, мундире, с полковничьими звездами на погонах.
— Ну, здравствуй, герой. — Он указал глазами на табурет.
Курсант присел, опустив голову.
— Значит так. — Встав, Юрий Иванович нервно заходил по кабинету. — Дело твое шито белыми нитками, следователя накажу. Но история неприятная. У Серебровского средней тяжести телесные повреждения. Что будем делать?
— Не знаю, — буркнул Максим.
— А сделаем вот что. — Старший Зорин остановился напротив. — Он отзовет заявление, дело прекратим. Ты же мне дашь слово не встречаться с Ликой. Ясно?
— Чего ясней.
— Ну так как?
— Даю слово, — тихо сказал Максим.
— Теперь второе. Из Морского корпуса тебя, скорее всего, исключат. Отец Серебровского депутат городского Законодательного собрания и примет к тому все меры. Так что готовься к худшему. На этом все. — Он обернулся к двери и громко позвал: — Конвойный!
Еще через сутки Максима выпустили на свободу, и он вернулся в корпус, где после душещипательного разговора с начальником курса получил десять суток гауптвахты. Когда, отсидев, вышел, его ознакомили с приказом об отчислении с формулировкой «за совершение дисциплинарного проступка».
Воспринял Максим все молча, только желваки заходили на скулах.
За все это время дважды очень коротко и неопределенно поговорил по сотовому с Ликой, успокаивая и обещая, что все будет нормально.
Сдав на склад форму, кроме той, в которой он был, простился с командиром роты — тот на прощание сказал «держись, парень», вышел через КПП из корпуса и направился к метро. Доехал до Московского вокзала, зашел в камеру хранения, предъявил багажную квитанцию.
— Мы уж думали определить твою сумку в комнату неистребованных вещей, курсант. Будешь забирать? — поинтересовался работник камеры хранения.
— Оставляю еще на сутки.
— Придется доплатить.
— Хорошо. — Он вынул из кармана деньги.
Затем прошел к кассам и взял билет на «Сапсан» до Москвы в вагон экономкласса. На вокзале перекусил в кафе, а потом позвонил Лике. Договорились встретиться через час у Коронного фонтана в Летнем саду. Добрался до места встречи, уселся на скамейку поблизости от фонтана, бездумно уставился на бьющие вверх струи. Когда он увидит их снова?..
— А вот и я! — весело раздалось сбоку. — Наконец-то дождалась! — Лика опустилась рядом на скамейку, порывисто коснулась его руки. — Ну, как у тебя дела? Все устроилось?
— Нормально. Только вышибли из корпуса.
— Как?! — Улыбка на лице растаяла без следа, взгляд стал тревожным. — Быть не может.
— За дисциплинарный проступок.
— Я поговорю с папой. — Она заглянула ему в глаза. — Он многое может.
— Не надо. Спасибо, помог с делом. Могло быть хуже.
— Это нечестно!
— Согласен. Но так будет лучше. Кстати, Лика, я завтра уезжаю.
— Куда?
— В Балашиху. У меня там друзья.
— А как же я?
— Будем перезваниваться.
Лика помолчала, закусив губу, а потом решилась, спросила:
— Ты меня любишь?
— Ты же знаешь, люблю. — Максим нежно приобнял девушку за плечи.
— В таком случае мы не расстанемся. — Она погладила парня по щеке. — Я переведусь в МГУ и буду жить у бабушки. Она будет наверняка очень рада.
— А родители?
— Уговорю.
— Твой отец запретил нам встречаться. И я дал слово.
— Это все мама. С ней тоже решу.
У Максима потеплело на душе. Бывают же такие девушки!
— А где ты будешь ночевать? — взглянула на него Лика.
— В зале ожидания на вокзале. У меня утренний билет.
— Слушай, — она слегка отстранилась,