Читать интересную книгу Черные яйца - Алексей Рыбин

– Ага. Бывает. Много чего бывает. Я однажды с бодуна стакан подсолнечного масла махнул. Думал – сухое вино.

Ихтиандр мрачно усмехнулся.

– Бывает такое, да. Только, чтобы этот мудак с бабками пришел – такого не бывает. Такого не было и не будет никогда.

– У, е-е.... тать! – Царев хлопнул ладонью по столу. – Ты же сам дал добро.

– Я? Ихтиандр поднял голову и посмотрел на потолок.

Потолок пузырился желтоватой эмульсионкой.

– Да, я, – с отвращением констатировал Ихтиандр. – Бля, живем, как свиньи... – Он смачно плюнул на пол. Стадникова вздрогнула, но снова промолчала. – Я, – повторил Ихтиандр. – Но как складно он пел... И, главное, бабки же взял! Это мы мудаки с тобой. Нужно было за ним в Москву лететь! И брать на месте. А теперь... Теперь что с него возьмешь, с козла...

– Чай будете? – спросила Стадникова замогильным голосом.

– А водка кончилась? Царев посмотрел на хозяйку глазами, полными тоски.

– Водка кончилась.

– Как это – кончилась? Непонятно, как он умудрился открыть входную дверь настолько тихо, что никто из сидящих на кухне этого не услышал. Ведь шаги, шарканье и даже тяжелое дыхание поднимающегося по лестнице Лекова не обмануло слуха ни Ихтиандра, ни Царева и уж, тем более, Стадниковой.

– Как это – кончилась? Леков, бесшумно появившийся на кухне, улыбался.

– Гх... – задохнулся Ихтиандр. – Гх... Это ты?..

– Нет, это Джон Леннон. Водка есть! Знаете, был такой писатель – Марк Алданов?

Стадникова, Царев и Ихтиандр молча смотрели на Лекова. Посмотреть было на что.

– Так вот, – продолжил Леков. – Алданов – великий человек. Друг Набокова, между прочим.

– Кого? – спросил вспотевший от гнева Ихтиандр.

– Да не важно, – махнул рукой Леков. – Короче, он сказал... В смысле, Алданов, конечно... Сказал: водку пить любую можно и должно.

Василек был одет в старые, вытянутые на коленях тренировочные штаны, клетчатую, застиранную, давно потерявшую цвет рубашку и домашние тапочки. Приглядевшись, зрители заметили, что тапочек, собственно, был один и надет он был на левую ногу. Сам же тапочек при этом был явно и безоговорочно правым.

Стопа правой ноги весело улыбалась кончиками испытавших, по-видимому, самые разные перипетии долгого путешествия из Москвы в Петербург пальцев, выглядывающих из дыр грязного черного носка. В одной руке Леков изящно держал букетик полевых цветов, в другой – литровую бутылку «Столичной» в экспортном исполнении. Бутылка была открыта и наполовину пуста.

– Ну, наливай, – пустым голосом сказал Ихтиандр. Леков бодро шагнул к столу, икнул и посмотрел на Стадникову.

– Олюшка! Солнце мое! Будешь водочку?

– Ты деньги привез? – спросила Стадникова.

– Деньги? Что такое деньги? Тлен! Вот тебе цветочки, радость моя, я сам собирал, сам рвал, сам нес... Любовь моя не знает границ...

– Дай-ка мне, – Царев осторожно вынул из дрожащих пальцев Лекова бутылку, налил в стоящие на столе рюмки и посмотрел на Ихтиандра. – Ну, что делать будем?

– Пить! – крикнул Леков, энергично махнув букетом и смазав при этом Стадникову по лицу. – Пить! А что нам еще остается? За наше светлое будущее! За нашу победу! За то, что солнце еще светит, а трава... это... зеленеет. Ура!

Леков стоял от стола метрах в двух, но Ихтиандру вдруг показалось, что Василек схватил рюмку, не сходя с места. Она как-то мгновенно оказалась в его руке, Василек поднес ее к губам, поцеловал и поднял над головой.

– За то, что мы живем! За то, что мы любим друг друга! За то, что у нас есть музыка, у нас есть прекрасные женщины! За то, что мы молоды и что у нас все впереди!

Ихтиандр прикрыл глаза, быстро опрокинул в рот водку, рыгнул и, не поднимая век, тихо спросил:

– Деньги где?

– Деньги? Что такое деньги? Тлен и прах. Деньги – пустое. Пошли лучше, братцы мои, прогуляемся. Погодка – полный ништяк...

– Деньги где? – Ихтиандр повторил вопрос, на этот раз с открытыми глазами. И глаза эти ничего хорошего Лекову не сулили.

– Деньги... Да привезу я деньги, е-мое... Леков поднес ко рту стакан, икнул, выронил его на пол, попутно залив водкой свои грязные спортивные штаны, согнулся пополам и мелкими шажками, но с удивительной быстротой зашаркал в сторону туалета.

– Попали, – тихо констатировал Царев. – Вот попали, так попали.

– И как же, сука, нас так убедительно напарил? – покачал головой Ихтиандр. – Придется тебя Суле сдавать. А что делать? Что? – Он посмотрел на Стадникову, которая безучастно пила водку медленными глотками, как будто это и не водка была, а так – чаек тепленький. – Нечего делать, – ответил он сам себе. – Нечего.

– Да брось ты, елы-палы! Вернувшийся Леков сделал шаг к Куйбышеву и обнял его за плечи.

– Брось! Пустое это! Найдем мы денег!

– Где, если не секрет?

– Не знаю. Не знаю. Но, уверен – найдем!

– Родишь ты их, что ли? – с нескрываемой злостью в голосе вскрикнула Стадникова. – Родишь? А?

– Это ты родишь, Оленька! – Леков широко улыбнулся. – Слушайте, братцы! – Леков похлопал себя по бедрам, забыв о том, что в тренировочных штанах, сползших с его худого живота и норовивших сползти еще ниже, нет карманов. – Братцы! – повторил он. – У вас есть бабок маленько? Может, еще водочки возьмем, а? Я в доле буду... Ну, потом, когда раскручусь, отдам. Вы же меня знаете.

– Теперь знаем, – сказал Царев. – Ну чего, я пошел в магазин. По такому случаю грех не нажраться...

– Дать бы тебе по жбану хорошенько, – заметил Ихтиандр, скрипнув зубами. Замечание было направлено, разумеется, Лекову, который закивал и улыбнулся еще шире, хотя, казалось, что шире уже нельзя.

– А у меня есть, есть, – затараторил он, снова вытягивая руку в сторону и цепляя ею Стадникову. – Вот она, моя ласточка, вот она...

– Сука ты, – Стадникова брезгливо отлепила от своей груди грязноватые пальцы Лекова. – Настоящий подонок.

* * *

Такси остановилось возле дома Полянского.

– Ну что, братцы? – Леков, первым выскочив из машины и элегантно поддернув лацканы пиджака, весело улыбнулся. – Ну что? Водочки для заводочки? Или по пивку? А может быть, винца?

– Погоди ты.

Куйбышев, крякнув, вытащил из багажника, предупредительно распахнутого водителем, один из рюкзаков и аккуратно поставил его на асфальт. Царев вытащил второй и сразу закинул за спину.

– Погоди, – повторил Ихтиандр. – Давай сначала подымем... К Дюку забросим. – Он кивнул на рюкзак. – А то чего с такой тяжестью бродить?

– О’кей!

Леков бодро зашагал в темноту арки проходного двора. Куйбышев и Царев последовали за ним и через пару минут, вытирая со лбов пот, уже стояли перед дверью квартиры Полянского.

– Е-мое! Забрался, черт, на верхотуру, – бормотал Куйбышев. – Хоть бы лифт был, мать его...

– Ничего-ничего, это полезно, пешочком побегать, – весело ответил Леков, нажимая на щербатую, заляпанную старой краской кнопку звонка.

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель высунулась голова Полянского.

– О! Да ты квасишь! – воскликнул Леков, поведя носом. – Шмон, друг мой, правильный. Ой, правильный!

– Ничего я не квашу, – ответил Полянский. – Я похмеляюсь.

– В дом-то пусти, – заметил Куйбышев. Полянский подозрительно взглянул на рюкзаки, оттягивающие плечи незваных гостей.

– А это чегой-то?

– Да открой ты дверь, екальный бабай, сейчас мы тебя похмелим! – устало сказал Царев.

– Да? Ну тогда заходите.

– Слушайте, пацаны, вы проходите, – затараторил Леков, – а я сразу в магазин. Бабла только насыпьте. Я пустой.

– Залезь в карман, – Царев неловко, задев рюкзаком Куйбышева, повернулся боком к Лекову. – Возьми там... Только не все.

– Все – не все, разберемся! – Леков вытащил из кармана царевских брюк пухлую пачку мятых купюр и, не считая, спрятал в глубинах своего пиджака. – Ждите, пацаны! Сейчас буду!

Полянский, продолжающий выглядывать из узкой щелки, проводил глазами запрыгавшего по ступенькам Лекова, вздохнул и медленно открыл дверь.

– Кинет, – убежденно сказал он, пропуская гостей.

– Да нет, что ты! Ни фига не кинет!

– Забьемся, что кинет?

Полянский говорил тихо, но очень уверенно.

– А может, и вправду? Куйбышев, пыхтя под тяжестью ноши, шаркая ногами и продолжая потеть, медленно двигался по коридору.

– Может, и вправду свалит сейчас с баблом? – задумчиво повторил он.

– Чего вы его притащили-то? – спросил Полянский, открывая перед Царевым и Ихтиандром дверь своей комнаты. – Он же беспредельщик.

– А то ты с ним ни разу не бухал?

– Бухал. Поэтому и говорю – чистый беспредельщик. Себя не помнит.

– Ладно. Все равно у нас тут дело на сто тыщ...

– Серьезно?

– Да. Точно говорю. Попадалово над нами нависло.

– Ну, тады, давайте по полтинариусу. – Полянский, войдя в комнату и ловко пробравшись к столику у окна, элегантным жестом совершив при этом легкий полупоклон, указал гостям на бутылку водки, судя по всему, только что открытую. – Присаживайтесь, поговорим.