Алексей Рыбин, Виктор Беньковский
Черные яйца
Посвящается Сиду Барретту
Борьба жизни черт знает с чем...
Б. Гребенщиков
Тихо в лесу, только не спят дрозды.
Народная песня
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
ВОЛГА
Способность к упорнейшему умственному труду, к долгому размышлению сказалась в нем уже в этот ранний период.
Е. Тарле
– Сколько раз я говорил тебе: не покупай хлеб у Мюллера. Он же рыхлый, видишь? Ну посмотри, посмотри, крошится. И вдобавок не прожаривается. И крошки эти... Загубим тостер. У Самарина надо брать, вот где настоящий хлеб. Сегодня же сам Федору скажу, пусть у Самариных берет. И дешевле, кстати.
– А в передаче «Впрок» говорили давеча, что экологически чистый хлеб только...
– Перестань. Ты веришь этим передачам? – Илья Александрович легонько стукнул вилкой по тарелке с овсянкой. – Там же все за деньги. Там же искренности, честности – ни на грош...
Лицо Ильи Александровича покраснело.
Володя сморгнул. И тут же внутренне пожурил себя. Нельзя смаргивать. Это признак слабости. Так Саша говорит. Саша никогда не смаргивает. На Пасху, когда они на пристань пошли и к ним заречные привязались, так вот – в тот день Саша не сморгнул.
А кастет у него что надо. Он только потом рассказал, что едва роман тот французский прочел, ну про сыщика этого, как его там, так сразу к Пантелеймону, на улицу Энтузиастов пошел и попросил сделать.
– Володя, ты в гимназию не опаздываешь?
– Так ведь...
– Ты помнишь, что ты сегодня пешком пойдешь? – сказал Илья Александрович. – Мне сейчас на техосмотр.
По грязи в новых ботинках. А ботинки-то какие – «Ду-берс». На платформе, шитые, желтая кожа, шнурки толстые – просто загляденье. Митя Дворкин в таких ботинках уже год как ходит. Лешка Гордин – полгода. И Бабенко – Бабенко-то, тоже в «Дуберсах» рассекать начал. Этот-то уж мог бы и не высовываться. Понятно – Леша Гордин – у него в семье все в порядке. Да и у Дворкина нет проблем. А Бабенко-то, Бабенко – последние, видно, деньги выложили родители на ботиночки, только чтобы сынок их тоже аристократом выглядел, чтобы на одной ноге стоял с племянником генерал-губернатора, с Лешей Гординым...
По грязи в новых ботинках.
Володя шел по родному Симбирску.
Улица Ленина. По улице Ленина можно идти спокойно. Особенно Володе. Его здесь все знают. Папа к Григорьеву ездит обедать – раз в неделю уж точно. А дом Григорьева – нумер двадцать три по Ленина – дом знатный. О трех этажах, сад первейший в Симбирске, да, может быть, и во всей губернии. Охрана – за три квартала начинают машины отслеживать – куда, мол, прешь, водитель. Хорош ли ты, водитель, или ты, водитель, чего-то злое удумал? И ведь чуют нутром – злое удумал водитель или просто в гости хозяина своего везет. И отсекают нежелательных, тех, кто злое замыслил.
Володя видел, как они отсекают. Им палец в рот не клади. Бывает, что и вертолеты задействуют.
Володю здесь знают. Здесь его никто не обидит. По улице Ленина он может ходить в любое время суток беспрепятственно.
Вот, хоть бы все время ходить мимо дома Григорьева. Так нет же! Чтобы до гимназии добраться, нужно с Ленина на улицу Красных Комиссаров свернуть. Черт бы их взял, этих красных комиссаров.
Володя прикрыл рот ладошкой. Папа дома всегда начинал матом ругаться, если кто-то в семье поминал черта.
Когда-то на улице Красных Комиссаров жил купец. Венедикт Ерофеев. Первой гильдии купец. По Волге не проплыть было: по стрежени «Метеоры» идут на подводных крыльях, экскурсии тащат – туристический бизнес Ерофеев тоже под себя потихоньку сгреб. А вдоль берега бурлаки баржи тянут – все Венечкины, Ерофеичи, как называли их тогда. А если чужой кто баржу свою захочет протянуть – тут уж к Ерофееву на поклон. А Ерофеев просителя сразу к бурлакам отправляет – «иди, мол, договаривайся, если срастется тема, тебе и карты в руки».
А с бурлаками ерофеевскими договариваться, все одно что с художниками гжелевскими. «Hand-maid, my friend, this work is very difficult, we’ll think about this. See you later»[1], – говорили бурлаки и уходили к костру – о сравнительных достоинствах горных велосипедов рассуждать или гайки на скейтбордах подтягивать.
А некоторые – просто водку пили. Тоже в некотором смысле экстремальный вид спорта.
В общем, сложный был народ – бурлаки эти. А как Ерофеева не стало – скисли все. Скурвились. Фирмы стали открывать, торговать запчастями для дельтопланов, но все как-то без размаха, без шику ерофеевского, тухло все сделалось, обычно и гадко.
Венедикта своего они просто обожали. Венедикт Ерофеев деньги платил большие да в срок, и потому не было отбоя от бурлаков – им только дай, только скажи: «Ерофеев тягловый экипаж набирает» – очередь выстраивалась – вся улица Красных Комиссаров была битком забита. А чужаков на Волге в ту пору не жаловали.
Сам-то он старообрядцем был, закон свой блюл истово, ничего лишнего себе не позволял, семью свою в строгости и вере правильной держал, хотя и крут был. Никто не знает толком, отчего Ерофеев однажды, когда и в Петербурге, и в Москве о нем знатные люди заговорили, стали контракты ему предлагать реальные, когда все в елочку стало ложиться, – взял Ерофеев, да и пульнул себе в рот из револьвера.
Улица Ленина – она брусчаткой выложена. Можно сбить с ботинок грязь, которой обгваздался, пока по родной улице своей шел – по Народовольцев. Грязь там страшная, – как это папа, с его связями, не может договориться, чтобы асфальт положили на Народовольцев.
Володя сунул руку в карман гимназической курточки. Платок, ключи, мелочь – все не то, не то. Вот, бумажка какая-то. Что за бумажка? А-а, счет из «Макдональдса». Смело можно использовать. Ботинки нужно чем-то протереть обязательно. Конечно, его, Ульянова, и в грязных ботинках в гимназию пустят, но что скажут те же Гордин и Дворкин? Подумают: туда же – из грязи в князи. А самое отвратительное, что и Бабенко наверняка заметит грязь на Володиных ботинках. И решит: «Тоже из наших. Из деревенских. Хоть и корчит из себя аристократа...»
Володя с тоской посмотрел вперед. Туда, где за старыми липами просвечивал красным кирпичом особняк Ерофеева. Теперь там ПТУ. И мимо этого ПТУ ему, Володе Ульянову, лучше не ходить. Краснокомиссаровская шпана так просто не пропустит. Ее, шпану, даже Саша опасается.
У них, как Саша сказал, крыша такая, что никакой кастет не поможет. Героином торгуют, коксом – там папики серьезные масть держат, там попробуй тронь кого – домой приедут с «узи», прострочат всех, как на «Зингерах». А некоторых – оверлоком. Так сказать, контрольно.
Саша рассказывал ему, как однажды, когда Шаляпин в Симбирск приезжал, на концерт собрались все. И краснокомиссаровские, и с Народовольцев, и с Ленина в ложах сидели, и зареченские даже на галерку прорвались. И все было так тихо, набожно. Пока Шаляпин пел. «Лоха – ха-ха». Этим басом своим, всем известным.
Отличный был концерт. Пару раз, правда, микрофон заводился и гитара у главного строить переставала. Но это все фигня. Ведь без фанеры работали – вживую.
А потом он спел что-то такое, из «Князя Игоря», что ли, так все в такую заводку вдруг пошли – бутылки с галерки в партер полетели, зареченские разбуянились, реально перестали себя держать. А из партера им ответили сразу и достойно. Конкретно. Как мужчины отвечают.
Саша домой за полночь пришел и сразу книгу схватил. Засел в спальне своей с книгой и до утра ее читал. А утром-то ему на учебу нужно было. Так не пошел, весь день и всю следующую ночь эту самую книгу читал. Синяк под глазом только пальцами длинными трогал и от еды отказывался. А книгу эту Володя потом на помойке нашел. «Звездные войны – 8» – прочитал Володя на красочной, правда слегка заляпанной навозом, обложке. Страницы книги были не разрезаны.
«Нужно идти, – сказал себе Володя. – Что бы там ни было, нужно идти».
Он помнил, что когда папа возил его в гимназию, машина сворачивала именно здесь – на углу Ленина и Красных Комиссаров. Сюда и нужно.
Из-за палисадника вдруг показался Санек Керенский. Санек-балалайка. Знатно на инструменте шпарил, все девчонки краснокомиссаровские его были. И «бабочку» в кармане всегда носил – никто в Симбирске «бабочки» не имел и пользоваться-то ею никто толком не знал как. А Санек вдруг выбрасывал руку из кармана, махал ладонью перед лицом противника и, неожиданно, из ничего, из блесток, разлетающихся аккуратной восьмеркой вокруг пальцев Керенского, возникало угрожающее, мертвенно-неподвижное лезвие «выкидухи».
Одно время, Вова об этом догадывался, у Саши и Санька-балалайки были какие-то общие дела. То ли с девчонками вместе в «ночное» ездили, то ли еще что-то – Володя не спрашивал. Но потом они поссорились. Поссорились настолько сильно, что Саша даже похвастался как-то, когда Саньковы «Жигули» сгорели перед окнами квартиры Керенских, – впрочем, может быть, и не похвастался, а просто так сказал: «Знаем, знаем, кто тачку его спалил. И поделом...»
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/2/7/2/5/8/3/272583.jpg)