в молоко. С тварями на торговом пути столкнуться не пришлось, но пожар изуродовал землю множеством шрамов. Погибли поля и дома, сгорели амбары и житницы. Канта мало-помалу вызнала о зимнем налете стаи виверн под предводительством огромного змея Фиридела.
Арондин избежал разрушений. Тунува вслед за Кантой шагала по его крутым и мрачным улицам. Кроме замка, здесь, почитай, не было каменных построек – всё черный дуб и соломенные крыши. Не диво, что город опутали дурные предчувствия: один огненный поцелуй, и ему конец.
Пребывание в стране Обманщика выматывало ей душу. С моря остров виделся унылым, но земля оказалась мягкой, зеленой, густо укрытой мхом и полевыми цветами.
«Я всегда думала, что здесь должно быть холодно и голо, иначе зачем бы Обманщик отсюда ушел», – говорила она Канте.
«Холодно – да, но не голо. Галиан жаждал славы. Ему было мало скромной жизни этого острова».
Арондин по инисским меркам считался большим городом, но стал тесен для того множества людей, которое впустил в себя. На его мостовые бежали тысячи, предпочтя жизни на земле укрепленные улицы. Люди одевались в серое, соблюдая траур по погибшим правителям.
Самым внушительным зданием, помимо замка, было круглое строение из светлого желтоватого кирпича под нарядным купольным сводом. Остальные, даже вместе взятые, не равнялись с ним мощью.
– Святилище на холме, – пояснила Канта, перехватив ее взгляд. – Здесь инисцы восхваляют Святого и Деву.
Тунува скрипнула зубами.
– Понимаю, тебе тяжело это терпеть, Тува. Но они другого не знают.
– Однако рады поверить, что инисский рыцарь в одиночку спас Юкалу.
– Говорят, усомнившийся в этом теряет место в небесном чертоге.
Канта вдруг встала как вкопанная. Из замка на сером коне выехала молодая женщина в кольчуге.
Ее лоб охватывал серебряный венчик. Кожа была светлой, длинные волосы – черными. Подъехав к святилищу, она заговорила с двумя богато одетыми мужчинами, со ступеней надзиравшими за земляными работами.
– Неужели это – инисская королева? – нахмурилась Тунува. – Она на вид моложе Сию.
– Я бы сказала, она и правда моложе. А это, должно быть, ее бабка Мариан, – добавила Канта, заметив вторую женщину. – Все королевы Беретнет до последнего дыхания похожи друг на друга. Это объясняют «чудом Святого».
– Как же Гума Веталда мог жениться на девице ее возраста?
Канта с омрачившимся лицом разглядывала королеву.
– Глориан неотложно нужна наследница, – пояснила она. – Ведь ее народ верит, что, если прервется их род, в мир вырвется Безымянный.
– Чушь! – прошипела Тунува, вылупив на Канту глаза. – Ложь!
– Тсс, Тува. – Канта затянула ее в подворотню. – Думай, что говоришь. Да, наследие Галиана держится на лжи, и дочери его рода, одна за другой, взращивают ее в своем чреве. Инисцы видят в его крови оковы для врага. Разве ты не знала?
– Мы знали, что Галиан солгал, будто бы меч был в его руках. А об этом – нет.
И в этой лжи рос сын ее лона! Тунува никогда не могла понять, почему государства так часто цепляются за единовластное правление, но чем держалась власть Обманщика в этой земле, теперь поняла.
Пока они искали нужный дом, она успела проглотить это открытие со всей его горечью. Канта отцепила висевший на поясе ключ.
– У тебя до сих пор дома по всему Инису? – спросила Тунува, насчитав тринадцать ключей.
– Да. Даже доброй ведьме нужно логово, – сухо отозвалась Канта, приглашая Тунуву войти.
Внутри было тесно, свет пропускало одно маленькое окошко. Снаружи дом выглядел бедным, но пол устилал свежий камыш с ароматными травами. Тунува, вызвав язычок огня, затопила камин.
– Поищу нам что-нибудь на ужин. – Канта сняла плащ. – И поспрашиваю в городе про Вулферта Гленна.
– Мне пойти с тобой?
– Не нужно. Ты отдохни, Тува.
Канта вышла. Тунува, развесив сырую одежду у огня, растянулась на одной из кроватей, закуталась в одеяло и крепко уснула.
Она вскинулась, заслышав возвращение Канты.
– Немало мне пришлось заплатить за два хлеба, – сказала та, сняв с локтя корзинку и опустившись на кровать рядом с Тунувой. – Хорошо, что вино в Инисе по-прежнему течет рекой.
Тунува села, протерла глаза.
– Хорошо, да. Мне оно совсем не помешает.
Канта с улыбкой налила им по чаше. Тува выпила до дна, наслаждаясь мягким теплом внутри. Выпив еще две, она набралась храбрости спросить:
– О нем ты что-нибудь слышала?
Канта отставила свою чашу.
– Королева Сабран и король Бардольт погибли в море, когда плыли на свадьбу в Ваттенгард. Как это вышло, никто не знал… пока в Аскалон не вернулся единственный выживший. Юноша несколько дней провел в ледяной воде, пока его, еще дышащего, не выбросило на хротский берег. Это он сообщил королеве Глориан, что флот сжег Фиридел.
– Вулферт Гленн?
– Да, Тува.
У нее онемели пальцы.
– В его крови сиден.
– И мне так подумалось. Сиден, даже не воспламененный, мог согревать его на грани смерти.
– Наверняка это он. Ты не ошиблась. – Тува сглотнула. – Надо его найти. Он мог утонуть в море или замерзнуть насмерть, а я бы и не узнала. Он должен услышать правду.
– Найдем, Тува. Сюда ведь я тебя довела.
Их взгляды встретились и удержали друг друга.
Молчание поднималось потревоженной пылью. Канта склонилась в него и проломила насквозь. В ее глазах стояла нагая, страдающая надежда – надежда, узревшая свою смерть. Она все же потянулась к Туве, робко коснулась ее губ, и на одно ужасное мгновение Тунува, обезоруженная сладкой радостью этой надежды, ответила на поцелуй.
Вино клонило ей голову, расслабляло. Ладони Канты скользнули ей за спину, лоб коснулся лба, объятие стало крепче. Тунува сквозь туман заглянула ей в глаза. И не увидела ничего, кроме печали – бездонной, как полночное небо, и печаль эта перелилась в нее: одиночество, покинутость. Они несли в себе одну боль, делили одну потерю. У обеих здесь не было ничего, кроме них двоих. Она, не успев понять, что делает, притянула Канту к себе.
Комната выпала из течения времени. Канта прижалась к ней, зеленое сукно ее юбки облепило бедра. Под ним не было ничего. Тунува, потянувшись к утешительному теплу кожи и прикосновений, медленно расшнуровала свою одежду. У Канты вырвалось тихое радостное восклицание. Волосы ее рассыпались, и она, ослабив лиф платья, спустила его до талии. Тунува откинулась на спину, позволив Канте целовать ямочку под горлом.
И все же Тунува не смогла соскользнуть в объятия этой близости. От розового бутона чужого рта у нее немели губы. Внутренний огонь еще горел, но ей больше нечем было его ощутить. Канта обхватила ее щеки своими холодными ладонями, выдохнула ее имя как последнее дыхание.
«Не покидай меня больше. – То была память о настоящем тепле поцелуя – правильного, единственного. – Я только тобой держусь, любимая».
Воспоминание пробудило ее. Тунува отстранилась. Канта сразу разжала руки, и Тунува закрыла глаза, слушая стук сердца.
– Я не могу, Канта.
Они посидели в когтях беспокойного молчания.
– Тува… – сказала Канта. – Прости. Я не должна была…
– Ты ни с кем