мной поиграешь? – спросила Сузумаи. – Хоть немножко?
Думаи ответила ей улыбкой, на душе было кисло.
– Я побуду с тобой, сколько захочешь, – пообещала она и крепко обняла прижавшуюся к ней сестру.
Куклы скоро наскучили девочке, и они сели на крыльце в сад любоваться звездами и высматривать драконов. В награду за терпение им довелось увидеть прекрасного Паяти Белого, как в море проплывшего в туманном небе. Сузумаи проводила его зачарованным взглядом.
«Близится звезда жизни и равновесия, ныне сеющая холодный хаос… близится с каждой ночью, но еще не взошла…»
Думаи вслушалась, закрыв глаза. Голос дракона пробрал ее насквозь с поразительной ясностью. Он превзошел даже голос Фуртии. Да, ведь Паяти из древних, старших драконов – тех, кто якобы пришел с небес.
Сузумаи, утомленная волнующими впечатлениями, заснула, зажав в кулачках кукол – себя и сестру. Думаи взяла ее на колени и вновь вопросительно взглянула в небо.
– Она тебя любит, – послышался голос.
На крыльцо вышла императрица Сипво, рассыпавшиеся волосы стекали ей до пояса. Она остановилась совсем рядом.
– Твой отец сказал ей, что она не будет императрицей, а она все равно любит, – говорила Сипво, глядя на скрывающий горы туман. – Сказала, что ты и должна править Сейки, потому что ты ее большая сестра, старшая, и всадница. Ни разу не попрекнула тебя.
– Она очень доброе дитя. Трудно, должно быть, сохранить в ней такую доброту.
– Поэтому я благодарна, что ты здесь. Сузу слишком мала для этого холодного трона. – Императрица наклонилась за дочерью, добавив тихо: – Я верю, что ты не зря ударила в Королеву Колоколов. Я верю, что боги говорят с тобой – и твоим голосом. Не прав мой дядя, отрицая это.
– Тогда вы убедите его выслушать мой рассказ об увиденном в пути?
– Он уехал в свои поместья на северных низинах. Когда вернется, я постараюсь отворить его слух. Но этот мир – его мир, Думаи. И может статься, будет его миром еще долго.
«Не будет, если всему придет конец, – подумала Думаи. – Тогда он и богам не будет принадлежать».
– Ваше величество, – сказала она в спину уходящей Сипво, – после моего возвращения из Сепула речной хозяин послал моим родителями печальника. Сказал, что его убили вы.
– Я. Боюсь этой птицы, – тихо ответила она, – но я не просила его посылать ее Йороду или Уноре.
Она поцеловала Сузумаи в макушку – туда, где должна была тяжелее всего лежать корона.
– Я не стану тебя задерживать, Думаи. Спасибо, что навестила Сузу. Она скучала по большой сестре.
Оно навалилось на Думаи с беспощадностью снежной лавины – чувство, что она заперта в ящике, в нестерпимо тесной клетке. Многослойная одежда словно затлела на теле, запах дождя сменился запахом ужаса. Думаи еще не дошла до своих покоев, как кукольный дом замкнул в себе ее мысли. В свои покои она вернулась задыхаясь, липкой от пота.
– Юри, скорей, помоги мне все это снять.
Служанка бросилась ей на помощь и оставила в одном нижнем платье.
– Больше мне ничего не нужно. В этот вечер занимайся, чем сама захочешь.
Девушка выпроводила остальных, и Думаи осела на пол. Не было с ней Осипы, чтобы дать совет, не было Канифы, чтобы ее рассмешить.
«Не надо мне этого! – Она, тяжело дыша, давила ладонью на живот, другую прижимала к циновке. – Я никогда этого не желала. Это не для меня…»
На Бразате она была весной. Давно настало лето, а она ничего не сделала для Сейки. Канифа за нее жизнь отдал, а она все еще деревянная куколка, ждет, чтобы ее переставила чужая рука. Только теперь она вполне поняла слова принцессы Иребюл, сказанные в Голюмтане. «Дворец – золотая клетка, а хюранцам не место за стенами».
И ей не место. Она создана для неба. Где еще быть радуге?
Она не сразу сумела вернуть мыслям ясность. А когда сумела, устыдилась: сидит здесь в богатых одеждах над чистой водой и даром тратит соль. Матери в пыльных провинциях даже заплакать нельзя было, хоть бы смерть окружала ее со всех сторон.
Думаи промокнула лицо рукавом. Плакать глупо. Она из последних сил разделась донага и доползла до постели, где погрузилась в чуткий, неглубокий сон.
– Вот и ты.
Она разом перенеслась в страну снов – но на этот раз видела все отчетливо, как наяву. Туман над головой поредел, и она различила на небе серебряную сеть с сияющими в перекрестьях звездами – большей частью почти невидимыми. И как ясно слышался голос ручья!
И фигура на той стороне стала плотнее. И стояла непривычно тихо.
– Сестра. – Думаи повернулась к ней лицом. – Как я рада услышать твой голос! Никогда в жизни мне не было так одиноко.
– Ты не одинока. Ты давно не одинока.
– Ты меня спасла, – сказала Думаи; оказалось, можно закрыть глаза и все же видеть. – Ты как будто… другая.
– И ты. Я чувствую твою боль, твою тревогу. Ты словно в ловушке. Потому и потянулась опять ко мне. – Голос звенел, ясный и спокойный, в нем не осталось и следа боязни. – А еще я чувствую в тебе великую силу. Чувствую, что найдено что-то давно утраченное.
– Ты знаешь. – Думаи перевернулась на бок, снова вливаясь в хрупкие границы сна. – Если ты знаешь, что я нашла, то знаешь и как им пользоваться. Он не отвечает на мой призыв, как отвечаешь ты.
– Это потому, что его вторая половина у меня.
– У тебя… – Глаза Думаи заметались под веками вслед за раскатом грома в сердце. – У тебя тоже есть камень!
– Осколок звезды распался надвое. Той звезды, что на время усмирит огонь из глубин земли.
– Я чувствую ее приближение… – Над Думаи сияли звезды. – Вот для чего нас свели боги?
– Должно быть, так, сестра моя. Теперь я понимаю. Мы должны соединить половины, чтобы остановить гибель. – Фигура придвинулась к ручью. – Сны показали тебе, где я. Приходи, пока еще есть время.
– Я не знаю, кто ты и где та долина.
– Я твой друг. Теперь, когда мы обе стали сильней, связующая нас нить приведет тебя ко мне. – (Над потоком возник мост.) – Не бойся. Дай я покажу тебе нагую истину нашей пришедшей с небес силы.
Она шагнула через ручей и коснулась Думаи.
Прикосновение разрушило иллюзию сновидения. Думаи знала, знала, что не спит, – и все же сон продолжался, мост слился с опочивальней, и фигура, так и не обретшая лица, встала над ней.
В комнате было тепло. Тяжесть легла на грудь. Думаи дрожала, потная и нагая. Тень руки протянулась к ее щеке. Запах и вкус ледяной стали, пронизанной сладкой горечью…
От ее ладони холод омыл лицо. Думаи взглянула на руку с обрубками пальцев, на мерцающий в ней звездный свет.
– Это не сон, – сказал голос, и фигура отступила. – Не медли, и ты поспеешь ко мне вовремя.
Видение пропало. Думаи подскочила, будто схваченная водяным