вина? — предложил Генрих, когда они возвращались утром с очередной «прогулки». Он, по просьбе Зои, ещё раз проехал по тому маршруту, по которому, по их представлению, должен завтра двигаться паровой экипаж ювелиров.
— Вы и без вина как пьяный всё время, — резонно заметила девушка.
— Эх, жаль, — притворно сокрушался он. — И вина я хотел купить не для себя, а для вас. Вы от вина становитесь такая…
— Какая? — Зоя вылезла из экипажа и остановилась, повернув голову к нему; даже не заглядывая под её вуаль, он понял, что взгляд её глаз неодобрителен.
— Весёлая! — нашёл правильное определение молодой человек.
— Герр Ройке, мне казалось, что вам не нужно меня спаивать, что я и так для вас была достаточно… «весёлой», — отвечала девушка, — тем более завтра у нас, кажется, намечаются кое-какие дела, так что сегодня обойдёмся без вина. К тому же денег у нас осталось не так уж и много, и нам нужно экономить.
Они зашли в парадную, и он, быстро обняв её за талию, поцеловал куда-то под ушко и сказал:
— Ну, значит, сегодня обойдёмся без вина, — и когда они уже начали подниматься по лестнице, добавил: — А деньги у нас будут; это вам, фройляйн Гертруда Шнитке, обещает Генрих Ройке.
Она опять посмотрела на него неодобрительно: хвастун! И они зашли в свою квартиру.
Покупка пеньюара, безусловно, была ошибкой; эта одежда не только постоянно провоцировала её мужчину — с этим-то Зоя ещё готова была мириться, — но ко всему прочему пеньюар был очень непрактичен. Он совсем не предназначался для домашних работ и был абсолютно неуместен где-либо, помимо спальни. Ей пришлось переодеваться в старенькое платье, чтобы приготовить еду, и удерживать Генриха хоть на каком-то расстоянии от себя. Сегодня был важный день, и посему она купила отличные и недешёвые итальянские макароны, томатную пасту и прекрасный кусок похожего на старый воск «пармезана». Один удивительный, ну, во всяком случае, для красивой картинки, рецепт Зоя нашла в купленном только что женском журнале.
Генрих пытался ей помогать, но больше мешал, так как всё время трогал её за попу, а так как помощь в варке макарон ей была не нужна, девушка ему сказала:
— Езжайте, друг мой, на сотый телеграф, вдруг Джеймс уже послал нам телеграмму.
— Хорошо, — согласился молодой человек и, поцеловав свою девушку, ушёл.
А Зоя тем временем приготовила обед и решила ещё раз проверить снаряжение, которое им сегодня было необходимо. Она проверила револьверы и патроны к ним, проверила маски и одежду, которую привёз для себя Генрих, потом она решила наконец померить своё гимнастическое — но скорее цирковое — трико.
И оно, конечно же, ей подошло. Как будто на неё шили. Девушка пошла взглянуть на себя в зеркало, взглянула и замерла: эластичная материя не скрывала ни одной черты её тела. «Может, пододеть под трико панталоны?». Но больше всего, конечно же, выделялась грудь. «Это пошло! Как только цирковые гимнастки в таком отваживаются выходить на люди, да ещё и выступать?!». Она повернулась к зеркалу боком: ну, естественно, излюбленная Генриком часть её тела, попа, была, мягко говоря, ярко выражена.
Бедра, попа, грудь… Всё было как на ладони.
«Даже издали любому, кто увидит меня, будет ясно, что перед ним женщина! Господи! О чём я только думала, когда покупала это?!». А думала девушка о том, что будет выглядеть в этом костюме привлекательно, даже во время ограбления.
«Впрочем, я бегала по этому городу голой, бегала в белье, разгуливала в костюме уличной женщины, так что это трико можно считать вполне себе целомудренной одеждой. Но в юбках будет неудобно, так что трико я купила правильно. Просто в рюкзак положу своё простое платье. Когда всё сделаем, сразу надену его поверх трико, и всё».
Она так решила, но этот приятный и эластичный костюм снимать не стала: пусть будет. Для Генриха. И посему собрала свои тяжёлые волосы на затылке в большой пучок с небрежно выпадающими из него отдельными локонами. Она себе понравилась. И теперь ей хотелось видеть его реакцию на её вид в трико, и его реакция её ожидания не обманула.
— О, — только и произнёс он сначала. Так и застыл, едва прикрыв входную дверь.
— Что? — Зое явно было мало этого «О», ей нужны были восхищения в развёрнутой форме.
— Думал, что вы уже не можете быть более… более…, — он замолчал, как будто подбирал слова.
— Более красивой? — предложила ему вариант Зоя.
— Более соблазнительной, — произнёс он и, бросив шляпу прямо на пол, буквально накинулся на неё.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Глава 37
⠀⠀ ⠀⠀
А потом, когда она уже вышла из ванной комнаты, закутанная в новое полотенце, и уселась на кухне пить кофе, Ройке наконец удосужился поднять с пола в прихожей свой сюртучок, достать из внутреннего кармана одежды телеграмму и молча передать её своей девушке, перед этим поцеловав её в макушку. Зоя взяла бумагу, развернула её и прочитала текст:
«Телеграф номер сто. Мистеру Смиту. Рад сообщить вам, что гости согласились быть сегодня к нам с подарками. Обещали быть к восьми часам вечера».
Зоя, как прочла, подняла глаза на своего мужчину; она хотела видеть его реакцию на это: ну, ты готов? И пояснила свой взгляд:
— Ты уверен, что мы пойдём за камнем? — она как бы дала ему возможность отступить и заодно хотела дать ему понять, что он тут мужчина, что он принимает решения.
А Ройке в ответ демонстрировал свою крутость. Стоял в одних брюках и нижней рубахе, босой, стоял с этаким вызовом и даже погладил её по мокрым волосам: дескать, не волнуйся, детка, это плёвое дело. А потом произнёс:
— Сдавать назад уже поздно, я дал телеграмму Джеймсу, что мы встретим гостей.
Зоя вздохнула. Эта телеграмма ничего не значила, в любой момент она могла прекратить экспроприацию, а вот поведение Генриха ей не очень нравилось.
«Глупый мальчишка, начитавшийся криминальных романов, который хочет выглядеть опытным и сильным мужчиной, рисуется передо мной, не понимая, что меня всякому такому учили девять лет, а он вчера впервые в жизни взял в руки оружие. Он и вправду не понимает, что это всё не игра, что это всё серьёзно. Не понимал, когда шёл во дворец Холодной ведьмы, не понимает и сейчас. Придётся оставить его в экипаже на руле, а дело делать самой… И всё-таки так хорошо, что я нашла его…».
Ей даже захотелось его обнять и поцеловать, но она только что вылезла