нем водилось много дичи, они задерживались на два-три дня и тогда остерегались огромных гидрозавров…
Девушки смастерили несколько копий, две дубины, два дротика, и пусть не столь искусно, как делали оружие воины, ими можно было пользоваться. Глаава их только начерно обтесывала, а более терпеливая Амхао оттачивала с неутомимой тщательностью.
Так с каждым днем они становились все больше готовы к борьбе: энергия и смелость Глаавы вселяли мужество в старшую сестру, которая послушно упражнялась в метании стрел и камней.
Они почти не боялись пантер, леопардов или гиен, но, заслышав хриплый вой тигра или прерывистое рычание серого медведя, опустошающих степи и леса, чувствовали беспомощность. В те времена, когда они вместе с сородичами искали убежище в пещерах, их защищали сильные воины: племя храбро сражалось с хищниками. Эти воспоминания все чаще посещали их с приходом сумерек, когда их окружали тени: вокруг костра двигались неясные фигуры, и даже звезды, казалось, несли с собой угрозу. Амхао вздохнула, подумав о Цаухме, своем наставнике, от которого она родила ребенка:
– Цаухм силен! – прошептала она.
Этот стон, проникший прямо в душу, пробудил в Глааве отвагу и гнев.
– Амхао забыла, что ей было суждено умереть! – недовольно произнесла она. – Ее кровь уже давно бы засохла на камнях! Тзохи хуже, чем тигры и львы!
Однажды вечером у реки остановился голодный медведь. Еще накануне травоядные учуяли его тяжелый запах: напрасно он прятался среди скал, залегал в кустарнике, скрывался в высокой траве: сайгак, благородный олень, антилопа, муфлон, бородатый козел различали его запах среди листвы, трав, земли и аромата цветов.
Он был голоден и от этого становился все злее, его темная, хмурая, свирепая натура бесновалась от хитрости и ловкости добычи. Возникнув перед пламенем костра, он разверз пасть в рычании, потряс лапами, и стало слышно, как скрежещут огромные когти. Свирепые глаза горели вожделением при виде двух женщин и ребенка. Казалось, что шкура, тяжелыми складками спускаясь на грудь, велика ему; каждое движение обнаруживало его могучую силу; грозная стать выдавала привычку побеждать.
Он то прохаживался возле костра, то вставал и покачивался, ярясь и озираясь. Женщины и ребенок скрылись под навесом скалы, костер целиком заполнял проем каменной арки, и хотя хищник мог бы преодолеть его одним прыжком, сердце его почему-то билось тревожно, вселяя сомнение. Когда он приблизился к пещере, ему пришлось прикрыть веки от языков пламени, и страшный жар грозил обжечь ноздри.
Глаава поддерживала огонь, кидая в костер сухие ветки. Каждый раз, когда чудовище наступало, она отгоняла его горящим факелом. Тогда зверь рычал, ошеломленный нападением, обнажая острые клыки.
Одни звезды расцветали на небе, другие погружались во тьму, но упрямый медведь не отступал, и женщины с ужасом наблюдали, как тает груда смолистых веток, с таким трудом собранных в сумерках. Они старались расходовать их как можно экономнее, но огонь неизбежно должен был угаснуть прежде, чем Красная звезда достигнет горизонта. И тогда хищник раздробит зубами их истекающие кровью тела.
Время от времени Глаава потрясала копьем, но остерегалась метать его, понимая, что ей не поразить хищника в сердце, а рана лишь вызовет у него слепую ярость.
Хворост кончился; угасли последние огоньки костра, багровые угли потемнели, и зубы Амхао стучали от ужаса.
Глаава готовилась к решающей битве. Колоссальная фигура продвигалась вперед во мраке… Уже какое-то время справа от скал раздавались вой и вопли. Шум нарастал. Из темноты показалось какое-то крупное животное – оно скакало, прихрамывая, и медведь распознал в нем лошадь. Раны на ноге замедляли ее бег, и не успела она преодолеть и ста локтей, как откуда ни возьмись появились два больших волка, потом трое других, потом свора шакалов. С радостным рыком медведь бросился вперед. Лошадь в диком страхе остановилась: пятеро волков преграждали ей дорогу на восток, а скалы и медведь на давали отступить на запад.
Она взвилась на дыбы и кинулась к югу, за ней вперевалку, тяжелыми и стремительными шагами спешил медведь, за ним мчались разъяренные, не терявшие надежды волки; лошадь, окропляя след кровью, бежала все медленнее; ее раненая нога еле двигалась. А хищные звери вокруг стремились уничтожить эту испуганную жизнь…
Вскоре медведь подобрался к добыче так близко, что волки завыли от разочарования, а несчастное травоядное видело перед собой лишь оскаленные клыки, готовые растерзать. Еще недавно вокруг был простор, пьянящая саванна, где лошадь так долго спасалась от хищников благодаря чутью и быстрым ногам. Теперь это пространство между голодными зверями и застывшей отяжелевшей лошадью сокращалось; раздался предсмертный стон: медведь перегрыз ей горло; кровь брызнула, обагряя рыжую шерсть; самый смелый из волков напал сзади.
Темные глаза жертвы сделались странно задумчивы, образ просторов померк, и медведь, рыча, чтобы не подпускать страждущих, стал пожирать умирающую лошадь, упиваясь кровью: покидавшая ее жизнь словно волной переливалась в тело победителя. Вокруг волки, собаки, шакалы и гиена ждали, пока самый сильный оставит объедки их ненасытным гло́ткам.
Эта свирепая ночь заставила женщин быть еще осторожнее. Когда становилось небезопасно, они переворачивали каноэ вверх дном и прятались под ним. Это укрытие приводило в замешательство неповоротливые умы зверей. Между землей и краями каноэ оставались зазоры, и, высунув наружу дротик, удавалось кольнуть вынюхивающую морду или копающую лапу: раненные тайным невидимым врагом, звери в испуге отступали. Глаава и Амхао старались не задевать крупных хищников, чтобы не разозлить их.
Чаще всего на них пытались напасть волки, гиены, шакалы. Однажды появился тигр, несколько раз – лев; но долго не задерживались, то ли сомневаясь, то ли потому, что их влекла другая добыча. Часто беглянкам удавалось спастись от набегов зверей в зарослях среди колючек.
Чем дальше они уходили от племени, тем дольше отдыхали на привалах. Они делали колья на манер тзохов и окружали частоколом свое убежище. На островах они были почти в безопасности; иногда проскальзывали в расщелины скал, недоступные для крупных хищников, а если находили пустую пещеру, вход в которую было легко перегородить, то проводили там по несколько дней.
Целый лунный месяц прошел после их бегства, и женщины решили, что ушли достаточно далеко и могут позволить себе долгий отдых. Им нужна была плодородная, богатая добычей земля, убежище, защищенное от хищных зверей и метеоритов, и близость к реке. Они потратили на поиски несколько дней. Однажды утром они заметили трещину в гранитной скале на высоте четырех локтей – достаточно широкую, чтобы туда мог пролезть мужчина, большой волк или леопард. Скала была совершенно гладкой, поэтому большинство бескрылых зверей, даже пантера, не смогли бы добраться до