Читать интересную книгу Бремя императора: Тропой мастеров - Иар Эльтеррус

– Она знает, – обтекаемо ответил император, ничего из его ответа владетель не понял. – И еще одно. Эхе, Шен, тренировок вам тоже никто не отменял, учениками вы остались. Мастера‑наставники прибыли с вами и уже завтра займутся этим вопросом. Нартагальский язык и обычаи они знают прекрасно, все шестеро урожденные нартагальцы, сами решите, кем их представить.

– Как скажешь, твое величество... – поежился юноша, вспомнив утреннюю тренировку. – А учитель?

– Иногда он будет тебя навещать, тебе еще многое предстоит узнать.

– Не сомневаюсь, – поддержал императора деор. – Даже больше, чем многое. У нас здесь не империя, ты, сын мой, должен будешь знать, чего ждать от каждого рода, кто опасен, а кто нет. Кто кому союзник, а кому враг. Я уже не говорю об интересах Церкви и Смотрящих, с последними возникнет множество проблем, особенно – если начнешь изменять вековые устои. Перед тем, как начинать, придется раздавить Смотрящих, иначе они похоронят тебя.

– Единый Создатель... – простонал Эхе, хватаясь за голову. – И на какое копыто дорхота оно мне все надо?!

– Ты думаешь, мне трон был нужен? – вздохнул император. – Ага, как же. Взяли за шкирку, как кутенка – на тебе, человече, корону. Напяливай и лезь на престол. И не откажешься, умирающий просил... А теперь деваться некуда – долг. Мой долг – империю вытащить. А твой – Нартагаль изменить!

– Меня всегда поражали ваши законы, – с недоумением пожал плечами деор. – Как монархия может быть не наследственной? Не понимаю.

– А если принц непригоден для управления государством? – поинтересовался Его величество. – Если он безответственный повеса? Что тогда? Он же страну погубит.

– И такое возможно... – вздохнул старый владетель.

– Тогда как в Элиане император подбирает себе наследника исключительно по его личным качествам. Из множества претендентов он выбирает наиболее подходящего, наиболее способного справиться с властью. Понимаете?

– Понимаю, – задумчиво покивал деор, потирая подбородок. – Возможно, вы и правы. В этом что‑то есть. Но я бы предпочел соответствующее воспитание принца.

– Это может помочь, – согласился император. – Но далеко не всегда. Думаю, нам не имеет смысла спорить – все сложилось так, как сложилось. В Элиане власть не наследственная, в Нартагале – наоборот. У нас сейчас хватит и других забот, незачем тратить время на пустые споры. Так что, Эхе? Ты согласен? Это ведь твой долг...

– Куда я денусь, раз долг? – уныло буркнул юноша, прижимая с себе загадочно улыбающуюся Шен.

Император с владетелем переглянулись. Почему‑то деору, хоть он и не видел лица его величества из‑за туманной маски, казалось, что тот понимающе улыбается. Странное впечатление производил на него повелитель Элиана. Будто император одновременно очень молод и бесконечно стар. Одновременно на редкость наивен и донельзя подл. В нем совмещалось несовместимое, старый владетель осознал это четко.

Волны бились о камни, кричали чайки, ветер шумел в кронах недалеких деревьев. Начинало темнеть, дул ветерок, жара уже спала, и было прохладно. В небе одна за другой загорались звезды, ночь медленно вступала в свои права. Стрекотали цикады, ночные бабочки вылетали из своих укрытий, из недалекого леса доносились песни собирающихся на охоту волков.

На большом камне, возвышающемся над волнами, сидел человек в темном плаще. Он опирался подбородком о собственные колени и что‑то неслышно шептал. Ветер развевал его огненно‑рыжие волосы, зеленые глаза с тоской смотрели в никуда. Вся его поза выражала уныние.

– Единый... – шептали сухие губы. – Ну почему я? Чем я провинился перед тобой? За что ты взвалил на меня эту проклятую ношу? Я не могу больше так... Помилуй меня...

Санти в последнее время был противен самому себе, никогда до сих пор скоморох не представлял, что можно испытывать такое отвращение к собственной персоне. Он вспоминал, как они с деором ломали несчастного Эхе, склоняя стать королем, и снова испытывал жгучий стыд. Умом понимал, что иного выхода нет, что нельзя было поступить иначе. Но это умом, а душа корчилась от боли. Опыт прежних императоров подсказывал ему, как поступать в той или иной ситуации, только эти поступки были для юноши чужды и отвратительны. Подлость, умноженная на подлость и замешанная на жестокости. Он все равно делал необходимое, понимая, что выбора не имеет. Спасать Элиан – его долг. Ничей больше. Однако с каждым днем чувствовал себя все хуже и хуже.

Император откинул голову назад и хрипло расхохотался. Ничего веселого в его смехе не было, наоборот, в нем слышались отголоски безумия. Он раскачивался на камне, ему хотелось разбить себе об этот камень голову. Хохот постепенно перешел в вой, наполненный тоской. Хорошо хоть забился на этот неизвестный никому островок в Белом океане, и никто не увидит его отчаяния. И поговорить о своих сомнениях не с кем... Никто не поймет, даже Лек или Энет. Никто... Но Санти знал, что несмотря ни на что, завтра он снова встанет и продолжит свое дело.

Снова опустив голову на колени, Санти зажмурился. Ему хотелось плакать, но глаза императора остались сухими. В этот момент где‑то там, в Нартагале, в страшных мучениях умирал маленький мальчик, которого он легко мог бы вылечить. Но он не станет лечить, наоборот, будет с нетерпением дожидаться смерти ребенка, вся вина которого в том, что родился принцем. А затем он прикажет устранить отца и дядю этого ребенка, чтобы расчистить дорогу к престолу для своего ставленника, которого заставил согласиться на это довольно гнусным способом. С какой стороны ни глянь – грязь и мерзость. И кто тогда он сам? Известно кто... Сволочь и подонок.

Как Маран справлялся с необходимостью поступать таким образом? Как справлялся с собственной совестью, рвущей в клочья душу? Ведь нет же другого выбора, хоть ты сто раз сдохни, нет! Санти сжал кулаки и замычал от отчаяния, так тошно ему еще никогда не было. Бремя императора... Проклятое бремя... Его бремя... До самой смерти – его. Будь оно проклято, это бремя!

Окончательно стемнело, от океана потянуло холодом, но Санти не обращал на это внимания. Он продолжал сидеть и с тоской смотреть в темноту. Хоть бы с кем‑нибудь поговорить о своих сомнениях. Только не с кем... Их просто никто не поймет. Он ощущал себя рассеченным надвое. Одной частью ума и души понимал, что никуда не денется и продолжит уничтожать помехи на пути к процветанию Элиана, отдавая этому все силы. А другой... А другой чувствовал себя подлецом, предавшим все свои прежние идеалы. Казалось, он постепенно теряет остатки человечности, из души уходит что‑то неуловимое, но оттого не менее ценное. Что‑то настолько необходимое, что потеря его означает смерть этой самой души. Проклятая раздвоенность оказалась настолько мучительна, что император сходил с ума от непонимания и тоски. Каждый вечер он перемещался на этот остров и почти до утра сидел, пытаясь разобраться в себе. И не мог.

– Санти... – донесся снизу чей‑то голос, и скоморох вздрогнул.

Кого там дорхот принес? Что там еще произошло? У подножия камня стояла Кара. Она‑то как здесь оказалась? Хотя да, эльдары всегда чувствуют, где их император и что с ним. Поэтому всегда могут его найти. Даже уединиться по‑настоящему у него возможности нет...

– Случилось что? – буркнул он, спрыгнув вниз.

– Да нет... – пожала плечами Беспалая. – Просто тебя которую ночь нет в замке...

– И что с того?

Кара взглянула в глаза рыжего и вздрогнула. Тоска. Бесконечная, заливающая собой все тоска. И отчаяние. Мертвенное отчаяние. Санти в этот момент показался ей стариком, смертельно уставшим от жизни. Возникало ощущение, что его ничего больше не интересует, мало того, самые обычные вещи вызывают у него отвращение. Да что это с ним такое? Ох, не зря Веркит попросил ее проследить за императором... Правда, как обычно, ничего толком не сказал, только намекнул, что с рыжим не все в порядке. Ле отмахнулась от его намеков, а Беспалая задумалась, вспомнив, что и в самом деле не видела Санти в замке уже несколько дней. Днем он появлялся, загружал всех работой, а затем снова исчезал непонятно куда. И вел себя несколько странно. Жестко приказывал, не произносил ни единого слова, помимо необходимых. Даже с друзьями говорил неоправданно резко и только по делу.

С ним происходит что‑то нехорошее... Девушка ощутила это и задумалась. Но что случилось? В глазах императора была такая нечеловеческая боль, что Каре стало не по себе. Она, не осознавая, что делает, ступила вперед и обняла Санти. Он настолько удивился, что замер.

– Я по тебе соскучилась... – прошептала Беспалая, прижимаясь к нему. – Прости ты меня, дуру, за эту обиду. Нечего было дуться, сама виновата.

– Я тоже хорош... – грустно улыбнулся рыжий. – Забыл, что ты...

Он оборвал себя, не желая напоминать Каре о пережитом в карвенских застенках.

– Давай мириться, – потерлась носом о его щеку девушка.